О произведении
Трагедия «Скупой рыцарь» Пушкина была написана в 1830 году, в так называемую «болдинскую осень» – наиболее продуктивный творческий период писателя. Скорее всего, замысел книги был навеян непростыми отношениями Александра Сергеевича со скаредным отцом. Одна из «маленьких трагедий» Пушкина впервые была опубликована в 1936 году в «Современнике» под названием «Сцена из Ченстоновой трагикомедии».
Для читательского дневника и лучшей подготовки к уроку литературы рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Скупого рыцаря» по главам.
Материал подготовлен совместно с учителем высшей категории Корощуп Любовью Александровной.
Опыт работы учителем русского языка и литературы — 30 лет.
УЖАСНЫЙ ВЕК, НЕСЧАСТНЫЕ СЕРДЦА
140 12 мин.
Из миллионов судеб всех нас, посетивших эту землю, складывается то, что называется Всемирной историей человечества. Достойна описания жизнь каждого. Я встретился — с этой. Она не нуждается в долгом предисловии
Грань веков
«Я
, Окунь Людмила Евгеньевна, урожденная Белецкая, сообщаю о себе и подтверждаю имеющимися документами следующее: Моя мать, Белецкая Валентина Васильевна, 1926 года рождения, в 42-м году в возрасте 16 лет была репатриирована германской армией из города Севастополь, где родилась и жила постоянно, в Германию, в рабочий лагерь города Нордхаузен. В 43-м она там познакомилась с гражданином Франции Винцентом Кеттелерсом (1922 года рождения, жителем города Сен-Луи), также заключенным этого лагеря. Они полюбили друг друга и решили соединить свои судьбы… В мае 45-го лагерь был освобожден американской армией, и по Ялтинскому соглашению французов отправляли домой. В последние часы моя мать, находящаяся на девятом месяце беременности, испугалась ехать во Францию, а захотела домой, к своей матери и сестре. По дороге в городе Любеке 7 июня 1945 года мама родила меня, после чего мы были отправлены дальше и уже на территории Советского Союза помещены в карантинный лагерь под Бахчисараем. В настоящее время вместе с мужем и двумя детьми мы живем в США (эмигрировали из СССР в 1981 году). С 1980 года я веду безуспешные поиски отца…»
Из письма во французский архив.
У
меня на столе лежит стопочка открыток. Полтора десятка весточек домой, в Севастополь, от Вали Белецкой маме из немецкого лагеря. Для меня, родившегося после войны и воспитанного настоящим пионером, а потом бурным комсомольцем, откровение заключалось в том, что в фашистском лагере (даже рабочем) русская девочка могла написать письмо и оно спокойно дойдет до адресата. Да еще писать чуть ли не каждую неделю!
Этой девочки уже нет в живых, и я надеюсь, она нас простит, что мы разглядываем ее аккуратный почерк.
22.02.43.
«Здравствуй, моя дорогая мамуся!!! В первых строках, дорогая моя, сообщаю, что я жива и здорова, чего и тебе желаю. Дорогая моя, как я была рада, когда Оля Стрельцова получила открытку. Мамуся, наши комнаты с Олей находятся рядом, в это время, когда она получила открытку, я сидела у себя на шифоньере, но вдруг зашла Тамара и говорит: «Валя, мы получили открытку от мамы». Я сначала не поверила и продолжаю сидеть, дежурная девочка начала мыть полы, но вдруг заходит опять Тамара и говорит: «Скорей иди, твоя мама передает привет». Когда я услышала, что моя дорогая мамочка в Севастополе и передает привет, я соскочила со второго этажа с кровати, в чулках по мокрому полу побежала к ним в комнату. Ох, как я была рада, от радости я и плакала, и смеялась. Дорогая моя, живем пока ничего, мы с Леной Казачковой в одной комнате, наши кровати рядом на втором этаже, в комнате у нас 14 человек. Дорогая моя мамусенька, у нас в общежитии живет со своими детьми Арюпина тетя Лена, она тебе передает привет. Мамочка, работаем мы все на фабрике, работа не трудная. Кормят нас так: утром одно кофе, в обед суп, вечером суп, 250 гр. хлеба, сахару немного и кусочек колбасы, так что ничего… Мамочка, напиши, как ты кушаешь, как здоровье? Передают тебе привет Оля, Тамара, Лена. За Аню ничего не знаю, ее оставили в Эрфурте. Мамуся, пиши чаще, напиши, где тетя Таня Казачкова. Привет всем-всем, кого я знаю. Пока до свидания, моя дорогая, целую несчетно раз».
Примечание автора:
ежедневный рацион, даже если бедная Валя преувеличивает, все равно впечатляет.
26.05.43.
«…как я рада, что получаю от тебя весточки. Мамочка, в нашей комнате все Севастопольские девчата, их 14 человек, и никто еще не получал из Севастополя писем, одна я из нашей комнаты. Мамочка, живем мы ничего. Мама, мы с Леной в одной комнате. Мамуся, ты говорила Лениной маме наш адрес или нет? Если не говорила, то скажи или напиши. Мамусенька, очень жалко дедушку Казачкова. Как бабушка Казачкова и как тетя Таня Казачкова? Передай им привет от меня и Лены. Мамочка, я как вспомню за своего дорогого папочку, что я его больше не увижу, так и замирает мое сердце! Родненькая мамочка, 1 мая со мной было нехорошо, т.к. я вспомнила за папочку и за тебя и сильно плакала, и со мной стало нехорошо с сердцем. Ну, а сейчас все в порядке. Ну, пока до свидания, целую несчетно раз».
13.06.43.
«…Дорогая моя, милая моя мамочка, как я плакала, когда получила от тебя открытку. В этот день, т.е. 21/V-43 г., плакали все севастопольские девчата, т.к. многие получили очень печальные письма. Милая мамочка, я очень беспокоюсь, чем ты там больная, т.к. ты пишешь, что ты на больничном. Моя родненькая, ты пишешь, что был сильный дождь, вероятно пострадало много людей, потому что у многих, когда я уезжала, были еще раскрыты крыши. Милая моя, если еще будет такой сильный дождь, то прячься у Саплиновых в комнате в саду, которую сделал мой дорогой папусенька. Милая мамочка, береги себя, не плачь за мной. Пока я живу ничего, а как вот там живешь ты, не голодная ли ты? Мамуся, не жалей, меняй все мои вещи, береги только себя, не жалей ничего. Милая мамочка, если ходишь ты к папочке на могилку, то поцелуй его могилку за меня…»
Примечание автора:
что за дождь был в мае 43-го в Севастополе, что заставил так плакать всех девчонок? И на каком «больничном» оказалась Валина мама? Неужели оккупационные власти давали больничные листы?..
20.06.43.
«…Моя дорогая, вчера получила от тебя открытку. Дорогая моя, как я была рада. Я как раз была в бане, стирала белье, и прибежала Лена и говорит: «Тебе открытка». Я бросила все и побежала в комнату. Когда я читала, я и плакала, и смеялась, и не знала, что делать. Дорогая моя, ты пишешь, что вроде тебе писала Тамара, что я гуляю с мальчиками, но это неправда. Мамочка, а это дело было так: я поругалась с Тамарой из-за того, что я ей не дала шоколада, который мне дал француз, которому я стирала белье, а я стираю белье и нашим хлопцам, которые мне платят картошкой. Вот она разозлилась и написала тебе это. Ну, а пока живу по-прежнему, сегодня выходной день, погода хорошая, загорали. Ну, а пока до свидания, целую тебя крепко, твоя Валя, привет дяде Илюше, тете Марусе, бабушке Бочке и остальным».
Примечание автора:
это первое упоминание о «французе». Меня еще впечатлило — «погода хорошая, загорала».
25.06.43.
«…Милая мамочка, не жалей мои вещи, меняй и кушай. За меня не беспокойся, я живу ничего и не беспокоюсь об еде: каждый день нам дают 300 гр. хлеба, 2 раза суп, 20 гр. маргарина и чайную ложку сахару, в среду и в субботу дают граммов 25 — 30 колбасы. Иногда собираю маргарин за несколько дней, покупаю бураков, капусты и варю борщ, и такой еще вкусный. Ну, дорогая моя, пока до свидания, целую несчетно раз, твоя дочь Валя».
28.06.43.
«…Милая моя мамочка, как я плачу, когда получаю от тебя открытки, но и в то же время радуюсь, что я такая счастливая, что я переписываюсь с своей дорогой мамочкой и знаю, что ты жива. Дорогая мамочка, я нашла нашу Аню, она живет хорошо, кушает хорошо. Она купила себе часы, юбку, кофточку и туфли, она пишет, что если я хочу, то она мне может помочь… Мамочка, напиши, чем ты болеешь. А самое главное, береги свое здоровье…»
04.07.43.
«…Дорогая мамусенька, сегодня выходной день. Наши девчата все ушли гулять, а я осталась одна, поплакала и решила написать тебе письмо, а у самой какой-то камень лежит на душе… В нашу комнату прибавилось 2-е девчат, которые прибыли сегодня, так что уже у нас не 14 человек, а 16. Как я тебе уже писала, нашла я нашу Аню, сейчас я с ней переписываюсь, она прислала мне свою фотокарточку, такая полная. И девчата, которые приехали сегодня, они были в том лагере и тоже говорят, что она такая толстая. Ну, пока до свидания, целую несчетно раз, твоя Валя».
30.08.43.
«Здравствуй, моя самая дорогая мамочка!!! В первых строках своего письма сообщаю, что я жива и здорова, чего и тебе желаю. Дорогая мамочка, живем мы по-старому, от тебя я уже получила 6 открыток и 1 письмо и 2 посылочки. В первой печенье и конфетки, во 2-й платье, бюстгальтер и носочки, за которые тебе большое, пребольшое спасибо. Дорогая мамочка, если бы ты знала, как я за тобой соскучилась и за своим дорогим папочкой, которого я больше никогда не увижу, и за дорогой моей сестричкой. Мамочка, очень прошу тебя, не присылай мне ничего из питания, т.к. я уже узнала, как у вас в Севастополе трудно с продуктами. Лучше, если хочешь, то пришли что-нибудь из одежи. Если можно, пришли мне чулки и какую-нибудь кофточку и мою юбочку. Ну, а пока до свидания, целую тебя крепко, привет б. Бочке, т. Моте, Милочке, д. Илюше и остальным. Мамочка, напиши, получила ли ты от меня фотокарточку. Еще раз целую. Валя».
В
городе Майами Людмила Окунь, урожденная Белецкая, рассказала мне историю своей семьи:
«Шел 79-й год, мы уже подали документы на отъезд и пребывали в ожидании, как решится наша судьба. И в это время моя мама, Клавдия Васильевна Белецкая, умерла после шестого инфаркта. По просьбе мамы я увезла ее прах в Севастополь, на ее родину, где на городском кладбище лежали все родные. После похорон моя тетя, Валентина Васильевна, младшая мамина сестра, вдруг бросилась мне на шею и начала причитать: «Доченька моя родная, доченька…». Оказалось, эти ее слова имели самый прямой смысл: я действительно ее дочь. Для меня это была полная неожиданность. Вроде бы я обрела вторую маму, но чувство это, казалось бы радостное, не перекрыло чувства потери. Естественно, у меня возникло множество вопросов. Как и почему столько лет (мне уже было за тридцать) я не знала и не подозревала о правде?
И тогда она открыла мне семейную тайну. Рассказала, как в немецком лагере, где находились молодые люди из множества европейских стран (по-моему, они работали на ферме), ее полюбил молодой француз, и она ответила ему такими же чувствами. Она никогда не вспоминала о том времени, я только помню, что раз промелькнуло в давнем разговоре, что ее как-то в наказание заставили руками выгребать туалет.
Но семнадцать лет — это семнадцать лет. В 44-м она забеременела. Конец войны явственно приближался, и мой отец сообщил в письме домой, что вернется на родину с женой и ребенком. И при возможности — я уж не знаю, какие там были возможности, — приносил детские вещи, пеленки, распашонки… У меня есть детская фотография, где я в пальто, которое еще в Германии «достал» мой отец.
Американцы, освободив лагерь, по соглашению с СССР увозили всех, кроме русских. Но некоторым все же удалось уехать. Моя же мама, провинциальная девочка, боялась уезжать во Францию, единственным ее желанием в тот момент было вернуться к маме. Во время отъезда французов она спряталась и осталась в лагере. И когда пришла родная Красная армия, всех оставшихся мальчиков и девочек отправили в лагерь под Бахчисараем.
По дороге, в Любеке, я родилась. Никогда не забуду ее слова: «Я была там не одна с младенцем, многие закопали детей, а я тебя пожалела». Страшна была даже не эта фраза, а тот монотонный голос, которым она это рассказывала. Это поражало совершенно.
В лагере под Бахчисараем было несладко. Вернувшиеся из Германии ребята работали на полях по двенадцать часов, и она была вынуждена на все это время оставлять меня в бараке, по которому бегали крысы, и, как она утверждает, странно, что они меня не съели, хотя пару укусов она на мне нашла. Но все же по-своему она была счастлива, так как и она и я остались в живых, а многие из ребят умерли в Бахчисарае.
Надо сказать, что ее сестра, моя «мама», была старше на тринадцать лет. Она уехала из Севастополя учиться в Москву очень рано, в 17 лет. Считалась «мама» человеком способным, успела поучиться еще в старой гимназии, знала три языка. Стала офицером НКВД-КГБ, довольно быстро поднялась по служебной лестнице. Последнее место ее работы — заведующая отделом кадров в Институте международных отношений. Во всяком случае у нее уже в середине сороковых было достаточно полномочий, чтобы приехать и забрать нас из лагеря. Она привезла нас в Москву и выходила. У моей настоящей матери (я все-таки буду называть ее тетей) печень была уже в паху, она, по мнению окружающих, доживала последние дни, да и я была не в лучшем состоянии. Но маме удалось нас спасти, и тогда она приняла решение оставить меня в Москве. У нее был очень сильный характер в отличие от тети, которая была невероятно мягка и податлива, что, в общем-то, видно из ее писем.
Мама была замужем. Жили они без детей, но она очень любила свою младшую сестру, относилась к ней скорее по-матерински. И отправила ее в Севастополь одну со словами: «Ты никому не докажешь, что это не немецкий ребенок».
Муж мамы, полковник, читал лекции по политэкономии в военной академии имени Фрунзе и был крайне против такого поворота, но мама настояла на своем и вырастила меня как свою дочь.
Я в Севастополе проводила все летние каникулы. Там меня тетя втайне от мамы крестила. Родственников и соседей было очень много. И все они знали правду обо мне. Но надо знать мою маму и ее характер. Человек она была очень хороший, но… все предпочитали рядом с ней молчать. Так до самой ее смерти я и не узнала правды.
Поиски отца я начала почти сразу. У нас была знакомая девочка, которая вышла замуж за француза и уехала во Францию. Напомню, что заканчивался 79-й, и все эти поиски плюс наше желание уехать из СССР балансировали на грани обвинения в предательстве Родины. Было вообще много внутренних сомнений: надо ли это делать? зачем? после стольких лет там, наверное, семья, нужно ли это мне?
Это была первая и последняя попытка найти отца, тем более что французское правительство крайне не способствует таким поискам. Тем не менее нашей приятельнице удалось разыскать родную сестру моего отца, но в день, когда они должны были встретиться, моя французская тетя умерла. Оборвалась последняя ниточка.
После войны отец в течение нескольких лет пытался вытащить мою родную маму из Советского Союза, писал в посольство СССР во Франции, но — нам-то это понятно — занимался совершенно безнадежным делом. В 49-м году она вышла замуж за мичмана Черноморского флота, родила двух детей (моих сводных братьев), один из которых жив, другой года два назад умер. Мичман, наверное, ее сильно любил и, похоже, знал семейную тайну, ревновал, потому пил и дрался, мучил своих сыновей и в конце концов развелся с ней. В ноябре прошлого года она умерла.
Конечно, мне очень хочется поехать во Францию, хотя бы посмотреть на город Сен-Луи, откуда родом отец, я нашла его на карте — это север Франции. Но пока нет возможности, много работы, она засасывает, страшно ее оставлять хоть ненадолго, но я надеюсь, что когда-нибудь мне удастся попасть во Францию…
Когда мы решили уехать в Америку, труднее всего было сказать об этом маме. Но когда я ей об этом объявила, я увидела единственный момент за все время, что я ее знала, когда она хоть немного открылась. Видимо, за все годы она никогда и ни с кем не была откровенна, что нормально при ее работе. Мама выслушала меня и сказала: «Если бы я знала хоть чуть-чуть меньше, чем знаю, я бы тебя не отпустила, но если у тебя есть возможность — уезжай. А его (она кивнула в сторону комнаты, где был ее муж) я беру на себя». И мы начали оформлять выезд. Этот разговор был ровно за год до ее смерти.
Мы раньше жили на углу Воровского и площади Восстания, в доме вместе с Сергеем Михалковым, правда, в отличие от него, в коммунальной квартире. А когда я училась в шестом классе, переехали в Новые Черемушки. Я окончила школу, два года училась в текстильном, пошла работать в театр, заболела им, и учеба отошла на второй план. Тем более тогда у меня родился первый ребенок, и трудно было все совмещать. Я ушла из института и начала учебу в школе-студии МХАТа.
Несмотря на то что я росла в семье правоверных коммунистов, как ни странно, я совершенно не была с ними духовно связана. И как только я подросла, у меня все время был внутренний протест против отсутствия свободы, отсутствия права высказать свое мнение (вот они, французские гены. — В.М.-К.). Рот мне затыкали постоянно — но появились в жизни театр, друзья, литература, свой взгляд на жизнь.
Я человек слабый и мягкий, но заводной и с куражом. И возникло безумное желание посмотреть мир, безумное желание читать то, что хочешь, и, конечно, получить возможность для моего мужа-художника свободно творить без поправок на политику.
Последнее примечание автора:
рассказанная история — далеко не самая страшная в череде несчастий XX века, происходивших в нашем Отечестве. Но что это была за страна, если даже такая история для нее — не очень страшная?..
Виталий МЕЛИК-КАРАМОВ
На фото В. Мелик-Карамова и из семейного архива:
- Людмила Окунь (Белецкая).
- Валя Белецкая. Июль, 1946 год.
- Валя Белецкая. 1944 год.
- Винцент Кеттелерс. 1944 год.
Краткое содержание
Сцена I
Рыцарь Альбер делится проблемами со своим слугой Иваном. Несмотря на знатное происхождение и рыцарское звание, молодой человек испытывает большую нужду. На последнем турнире его шлем был пробит копьем графа Делоржа. И, хотя противник был повержен, Альбер не слишком рад своей победе, за которую пришлось заплатить слишком высокую для него цену – испорченные доспехи.
Пострадал и конь Эмир, который после жестокого сражения начал хромать. Кроме того, молодой дворянин нуждается в новом платье. Во время званого ужина он был вынужден сидеть в латах и оправдываться перед дамами тем, что «на турнир попал случайно».
Альбер признается верному Ивану, что его блистательная победа над графом Делоржем вызвана не отвагой, а скупостью его отца. Молодой человек вынужден обходиться теми крохами, что выделяет ему отец. Ему не остается ничего другого, как тяжко вздыхать: «О бедность, бедность! Как унижает сердце нам она!»
Чтобы купить нового коня, Альбер вынужден в который раз обратиться к ростовщику Соломону. Однако тот отказывается давать деньги без заклада. Соломон мягко наводит юношу на мысль о том, «что уж барону время умереть», и предлагает услуги аптекаря, делающего эффективный и быстродействующий яд.
В ярости Альбер прогоняет жида, посмевшего предложить ему отравить собственного отца. Однако и влачить жалкое существование он уже не в силах. Молодой рыцарь решает обратиться за помощью к герцогу, чтобы он повлиял на скупого отца, и тот перестал держать собственного сына, «как мышь, рожденную в подполье».
Сцена II
Барон спускается в подвал, чтобы в неполный еще шестой сундук «горсть золота накопленного всыпать». Он сравнивает свои накопления с холмом, который вырос благодаря небольшим горсткам земли, принесенными воинами по приказу царя. С высоты этого холма повелитель мог любоваться своими владениями.
Так и барон, глядя на свои богатства, ощущает свое могущество и превосходство. Он понимает, что, при желании, может позволить себе все что угодно, любую радость, любую подлость. Ощущение собственной силы успокаивает мужчину, и ему вполне «довольно сего сознанья».
Деньги, что приносит барон в подвал, имеют дурную репутацию. Глядя на них, герой вспоминает, что «дублон старинный» получен им от безутешной вдовы с тремя детьми, прорыдавшей под дождем полдня. Она вынуждена была отдать последнюю монету в счет оплаты долга погибшего мужа, однако слезы бедной женщины не разжалобили бесчувственного барона.
О происхождении другой монеты скупец не сомневается – конечно же, она украдена плутом и проходимцем Тибо, однако это никоим образом не волнует барона. Главное, что шестой сундук с золотом медленно, но верно пополняется.
Каждый раз, открывая сундук, старый скряга впадает «в жар и трепет». Однако он не боится нападения злодея, нет, его терзает странное чувство, сродни тому наслаждению, что испытывает отпетый убийца, вонзающий нож в грудь своей жертвы. Барону «приятно и страшно вместе», и в этом он ощущает истинное блаженство.
Любуясь своим богатством, старик по-настоящему счастлив, и лишь одна мысль гложет его. Барон понимает, что его последний час близок, и после кончины все эти сокровища, нажитые путем многолетних лишений, окажутся в руках сына. Золотые монеты рекой потекут в «атласные диравые карманы», и беспечный юноша вмиг пустит по свету отцовское богатство, промотает его в компании юных прелестниц и веселых приятелей.
Барон мечтает о том, чтобы и после смерти в виде духа охранять свои сундуки с золотом «сторожевою тенью». Возможная разлука с нажитым добром мертвым грузом ложится на душу старика, для которого единственная отрада жизни заключается в приумножении своих богатств.
Сцена III
Альбер жалуется герцогу, что ему приходится испытывать «стыд горькой бедности», и просит образумить излишне жадного отца. Герцог соглашается помочь молодому рыцарю – ему памятны хорошие отношения родного деда со скрягой бароном. В те времена он еще был честным, отважным рыцарем без страха и упрека.
Тем временем герцог замечает в окне барона, который направляется в его замок. Он приказывает Альберу спрятаться в соседней комнате и принимает в своих покоях его отца. После обмена взаимными любезностями герцог предлагает барону прислать к нему сына – он готов предложить молодому рыцарю достойное жалованье и службу при дворе.
На что старый барон отвечает, что это невозможно, поскольку сын хотел убить его и обокрасть. Не выдержав столь наглой клеветы, Альбер выскакивает из комнаты и обвиняет отца во лжи. Отец бросает сыну перчатку, а тот поднимает ее, тем самым давая понять, что принимает вызов.
Ошеломленный увиденным, герцог разнимает отца и сына и в гневе выгоняет их прочь из дворца. Подобная сцена становится причиной смерти старого барона, который в последние мгновения жизни думает лишь о своем богатстве. Герцог в смятении: «Ужасный век, ужасные сердца!»
Сцена III
Во дворце. Альбер
,
герцогАльбер
Поверьте, государь, терпел я долго Стыд горькой бедности. Когда б не крайность, Вы б жалобы моей не услыхали.
Герцог
Я верю, верю: благородный рыцарь, Таков, как вы, отца не обвинит Без крайности. Таких развратных мало… Спокойны будьте: вашего отца Усовещу наедине, без шуму. Я жду его. Давно мы не видались. Он был друг деду моему. Я помню, Когда я был еще ребенком, он Меня сажал на своего коня И покрывал своим тяжелым шлемом, Как будто колоколом.
(Смотрит в окно.)
Это кто? Не он ли?
Альбер
Так, он, государь.
Герцог
Подите ж В ту комнату. Я кликну вас.
Альбер уходит; входит
барон
.
Барон, Я рад вас видеть бодрым и здоровым.
Барон
Я счастлив, государь, что в силах был По приказанью вашему явиться.
Герцог
Давно, барон, давно расстались мы. Вы помните меня?
Барон
Я, государь? Я как теперь вас вижу. О, вы были Ребенок резвый. Мне покойный герцог Говаривал: Филипп (он звал меня Всегда Филиппом), что ты скажешь? а? Лет через двадцать, право, ты да я, Мы будем глупы перед этим малым… Пред вами, то есть…
Герцог
Мы теперь знакомство Возобновим. Вы двор забыли мой.
Барон
Стар, государь, я нынче: при дворе Что делать мне? Вы молоды; вам любы Турниры, праздники. А я на них Уж не гожусь. Бог даст войну, так я Готов, кряхтя, взлезть снова на коня; Еще достанет силы старый меч За вас рукой дрожащей обнажить.
Герцог
Барон, усердье ваше нам известно; Вы деду были другом; мой отец Вас уважал. И я всегда считал Вас верным, храбрым рыцарем — но сядем. У вас, барон, есть дети?
Барон
Сын один.
Герцог
Зачем его я при себе не вижу? Вам двор наскучил, но ему прилично В его летах и званье быть при нас.
Барон
Мой сын не любит шумной, светской жизни; Он дикого и сумрачного нрава — Вкруг замка по лесам он вечно бродит, Как молодой олень.
Герцог
Нехорошо Ему дичиться. Мы тотчас приучим Его к весельям, к балам и турнирам. Пришлите мне его; назначьте сыну Приличное по званью содержанье… Вы хмуритесь, устали вы с дороги, Быть может?
Барон
Государь, я не устал; Но вы меня смутили. Перед вами Я б не хотел сознаться, но меня Вы принуждаете сказать о сыне То, что желал от вас бы утаить. Он, государь, к несчастью, недостоин Ни милостей, ни вашего вниманья. Он молодость свою проводит в буйстве, В пороках низких…
Герцог
Это потому, Барон, что он один. Уединенье И праздность губят молодых людей. Пришлите к нам его: он позабудет Привычки, зарожденные в глуши.
Барон
Простите мне, но, право, государь, Я согласиться не могу на это…
Герцог
Но почему ж?
Барон
Увольте старика…
Герцог
Я требую: откройте мне причину Отказа вашего.
Барон
На сына я Сердит.
Герцог
За что?
Барон
За злое преступленье.
Герцог
А в чем оно, скажите, состоит?
Барон
Увольте, герцог…
Герцог
Это очень странно, Или вам стыдно за него?
Барон
Да… стыдно…
Герцог
Но что же сделал он?
Барон
Он… он меня Хотел убить.
Герцог
Убить! так я суду Его предам, как черного злодея.
Барон
Доказывать не стану я, хоть знаю, Что точно смерти жаждет он моей, Хоть знаю то, что покушался он Меня…
Герцог
Что?
Барон
Обокрасть.
Альбер бросается в комнату.
Альбер
Барон, вы лжете.
Герцог
(сыну)
Как смели вы?..
Барон
Ты здесь! ты, ты мне смел!.. Ты мог отцу такое слово молвить!.. Я лгу! и перед нашим государем!.. Мне, мне… иль уж не рыцарь я?
Альбер
Вы лжец.
Барон
И гром еще не грянул, боже правый! Так подыми ж, и меч нас рассуди!
(Бросает перчатку, сын поспешно ее подымает.)
Альбер
Благодарю. Вот первый дар отца.
Герцог
Что видел я? что было предо мною? Сын принял вызов старого отца! В какие дни надел я на себя Цепь герцогов! Молчите: ты, безумец, И ты, тигренок! полно. (Сыну.)
Бросьте это; Отдайте мне перчатку эту
(отымает ее).
Альбер
(a parte[3])
Жаль.
Герцог
Так и впился в нее когтями! — изверг! Подите: на глаза мои не смейте Являться до тех пор, пока я сам Не призову вас.
(Альбер выходит.)
Вы, старик несчастный, Не стыдно ль вам…
Барон
Простите, государь…. Стоять я не могу… мои колени Слабеют… душно!.. душно!.. Где ключи? Ключи, ключи мои!…
Герцог
Он умер. Боже! Ужасный век, ужасные сердца!
А.С.Пушкин, осень 1830 г. в Болдине
