Александр Твардовский читать все книги автора по порядку
Александр Твардовский
Александр Твардовский — все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки Nice-Books.Ru.
Василий Тёркин отзывы
Отзывы читателей о книге Василий Тёркин, автор: Александр Твардовский. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Уважаемые читатели и просто посетители нашей библиотеки! Просим Вас придерживаться определенных правил при комментировании литературных произведений.
- 1. Просьба отказаться от дискриминационных высказываний. Мы защищаем право наших читателей свободно выражать свою точку зрения. Вместе с тем мы не терпим агрессии. На сайте запрещено оставлять комментарий, который содержит унизительные высказывания или призывы к насилию по отношению к отдельным лицам или группам людей на основании их расы, этнического происхождения, вероисповедания, недееспособности, пола, возраста, статуса ветерана, касты или сексуальной ориентации.
- 2. Просьба отказаться от оскорблений, угроз и запугиваний.
- 3. Просьба отказаться от нецензурной лексики.
- 4. Просьба вести себя максимально корректно как по отношению к авторам, так и по отношению к другим читателям и их комментариям.
Надеемся на Ваше понимание и благоразумие. С уважением, администратор Nice-Books.
«Василий Теркин»: краткое содержание
Поэма «Василий Теркин», краткое содержание которой предлагаем изучить, была рождена на фронте. Впечатления автора о действиях пехоты, которая стала одной из главных движущих сил Второй мировой войны, воплотились в истории главного героя — Василия Теркина.
При подготовке к занятию по теме «Поэма Твардовского “Василий Теркин”» краткое содержание по главам поможет акцентировать внимание на важных деталях, характеристиках персонажей. Ориентируйтесь на такое изложение сюжета поэмы «Василий Теркин» по главам:
LiveInternetLiveInternet
Герои советской литературы
Виктор Ерёмин
Василий Тёркин
Давно замечено, что Василий Тёркин стоит в одном ряду с такими литературными героями, как Тиль Уленшпигель и Кола Брюньон и являет собою литературное воплощение народного духа — неодолимого в бедах и горестях, бодрого и упорно созидающего будущее. Однако при более тщательном сопоставлении этих персонажей можно найти очень важные различия, которые открывают перед нами Тёркина в столь поразительных ипостасях, что о них не подозревал и сам Александр Трифонович Твардовский*.
______________________________ * Об А.Т. Твардовском см. в «100 великих поэтов».
Александр Трифонович Твардовский
Предварительно заметим, что поэт полагал себя создателем двух разных Тёркиных. «…“Тёркин” — книга, родившаяся в особой, неповторимой атмосфере военных лет, и …завершённая в этом своём особом качестве, книга не может быть продолжена на ином материале, требующем иного героя, иных мотивов.
…Примерно так и можно объяснить теперь появление “Тёркина на том свете”, который отнюдь не есть “продолжение” “Василия Тёркина”, а вещь совсем иная, обусловленная именно “особыми задачами сатирико-публицистического жанра”»*. ______________________________ * А. Твардовский. Василий Тёркин. Книга про бойца. Тёркин на том свете. М.: Раритет, 2000. В дальнейшем статья «Как был написан “Василий Тёркин” (Ответ читателям)» цитируется по этому изданию.
Позволим себе не согласиться с точкой зрения автора, умершего слишком рано, чтобы осознать не только единство своего героя в обоих произведениях, но и его истинное значение для нашего народа. Скажем прямо, не смог бы Твардовский этого осознать при любых условиях, поскольку масштаб личности поэта слишком не соответствовал колоссу, явившемуся из-под его пера. Вообще остаётся только удивляться тому, какие великие прозрения и глобальные сакральные откровения о судьбах нашего народа были даны именно через Твардовского, до какой степени он как личность не отвечал тому, что им было создано, и насколько непознанным остаётся его творчество, столь жизненно важное для нашей страны особенно в нынешнее время.
О том, как было придумано имя Василий Тёркин*, написал сам Александр Трифонович. Нет смысла пересказывать автора. Лучше процитируем. ___________________________ * По признанию самого А.Т. Твардовского, о дореволюционном романе эмигранта Петра Дмитриевича Боборыкина (1836—1921) «Василий Тёркин» (в книге рассказано о купце нового типа) поэт узнал незадолго до окончания публикации поэмы, совпадение имён случайное.
«“Вася Тёркин” был известен еще с 1939—1940 гг. — с периода финской кампании…
Как-то, обсуждая совместно с работниками редакции задачи и характер нашей работы в военной газете, мы решили, что нужно завести что-нибудь вроде “уголка юмора” или еженедельного коллективного фельетона, где были бы стихи и картинки. Затея эта не была новшеством в армейской печати.
…И вот мы, литераторы, работавшие в редакции “На страже Родины”, решили избрать персонаж, который выступал бы в сериях занятных картинок, снабжённых стихотворными подписями. Это должен был быть некий весёлый, удачливый боец, фигура условная, лубочная. Стали придумывать имя. Шли от той же традиции “уголков юмора” красноармейских газет, где тогда были в ходу свои Пулькины, Мушкины и даже Протиркины (от технического слова “протирка” — предмет, употребляющийся при смазке оружия). Имя должно было быть значимым, с озорным, сатирическим оттенком. Кто-то предложил назвать нашего героя Васей Тёркиным, именно Васей, а не Василием. Были предложения назвать Ваней, Федей, ещё как-то, но остановились на Васе. Так родилось это имя».
Добавим только, что впервые Василий Тёркин появился в 1940 г. в газете «На страже Родины» как проходной, малозначимый герой и считался коллективным творением сотрудников редакции. Тогда же была издана брошюра «Вася Тёркин на фронте». Из восемнадцати опубликованных там стихов одиннадцать написал любитель-рифмоплёт Николай Щербаков (псевдоним Снайпер), а его соавторами стали А.Т. Твардовский, Н.С. Тихонов, Ц.С. Солодарь и С.Я. Маршак. Перу Твардовского в брошюре принадлежала только «Биография Василия Ивановича Тёркина», которая давала весьма масштабный зачин для незначительного героя. Начиналась она словами:
Не в Париже, не в Нью-Йорке — В деревушке под Москвой Родился Василий Тёркин, Наш товарищ боевой.
Всех сильнее был он в школе, Был он ловок и плечист, Был он первый в комсомоле Гармонист и футболист…
Далее рассказывалось, как сразу по окончании школы Тёркин отправился в военкомат, был призван в армию и стал пулемётчиком.
Надо отметить, что после завершения финской кампании никто из членов редколлегии, участвовавших в создании Тёркина, к нему больше не обращался, полагая написанное в газете баловством, а вот Твардовскому Василий запал в душу, и поэт продолжил разработку его образа уже дома, в Москве.
Итак, Василий Тёркин задумывался коллективно как персонаж юмористический, и прототипа у него никогда не было, а многочисленные попытки найти такового среди современников Александра Трифоновича свидетельствуют только о всеобъемлющей народности героя. Автор этой книги в своё время тоже поддался искушению и в «100 великих поэтах» ошибочно назвал прототипом Василия Тёркина младшего брата поэта — Василия Трифоновича Твардовского, в годы войны служившего лётчиком и погибшего на фронте. Оправданием этой ошибки может быть лишь тот факт, что сам вопрос поиска прототипа Тёркина необычайно важен для раскрытия его истинной сущности.
Трудно встретить в мировой литературе героя, на прототип которого претендовало бы столько народов и национальностей, как на Василия Тёркина. Представители чуть ли не всех народов СССР, кто воевал в РККА*, рассказывали, что герой списан поэтом с парня из их народа. И хотя сам Твардовский неоднократно подчёркивал, что Тёркин русский и из крестьян, отказываться от кровного родства с ним никто не собирался. _____________________ * Рабоче-Крестьянская Красная Армия — так наша армия именовалась всю Великую Отечественную войну; 25 февраля 1946 г., отражая новые исторические реалии, РККА была переименована в Советскую Армию, которая прекратила свое существование 25 декабря 1991 г., в день, когда вступил в юридическую силу Беловежский сговор.
Здесь-то и кроется главный секрет Тёркина, его коренное отличие от Уленшпигеля или Брюньона. Если последние появились в канун жестокого кризиса давно существовавших единых народов как их жизнеутверждающие начала, то Василий Тёркин знаменовал собою рождение нового, доселе небывалого, органически объединившего в себе многие народы народа* — советского. _______________________ * Подчеркну, и это сверхважно для данной статьи, что понятие «народ» следует рассматривать сугубо в аспекте, оговоренном нами в главе 67 «Кола Брюньон».
Бесспорно, тема советского народа требует отдельного серьёзного исследования и не имеет никакого отношения к тем бесчисленным писаниям, которые штамповались в официальных интеллигентских структурах, процветавших во времена всевластия партийно-государственной бюрократии*. Однако отметим, что ещё меньшее отношение имеет он к той грязно-политической демагогии, которая навязывается нашему обществу начиная с 1986 г. В этой главе мы будем говорить о советском народе только в объёмах, требуемых для понимания образа Василия Тёркина и осмысления поэм о нём. Другими словами, речь пойдёт о так называемом «совке», как презрительно именует его нынешняя ницшеанская интеллигенция российских столиц и особенно её денационализированная молодежь, и главным художественным выразителем свойств и устремлений которого стал Василий Тёркин. _____________________ * Верно уловив сам факт рождения нового народа и масштабность этого явления, идеологи КПСС заведомо лживо объявили советский народ новой исторической общностью, главной отличительной чертой которой является преданность делу Коммунистической партии.
Вряд ли кто возьмётся оспаривать мысль о том, что окончательное формирование советского народа как наднационального духовного единства граждан нашей страны всех национальностей (при исторически сложившемся государство образующем народе — русском народе) произошло с началом Великой Отечественной войны. Мне даже довелось слышать о том, что условным днём рождения советского народа следует считать 3 июля 1941 г. — когда прозвучала речь И.В. Сталина «Братья и сестры…».
Сам Твардовский писал, что разбирал в поэме «сущность… людей первого пооктябрьского поколения». Потому что основу нашего общества составляли не «жертвы» большевиков, как сегодня пытается доказывать, глумясь над «совками», московская либеральная интеллигенция, а советские люди. Поэт ставил перед собой задачу «проникнуть в их духовный внутренний мир, почувствовать их как своё поколение (писатель — ровесник любому поколению). Их детство, отрочество, юность прошли в условиях Советской власти, в заводских школах, в колхозной деревне, в советских вузах».
Именно поэма «Василий Тёркин» на примере своего героя наиболее ярко продемонстрировала отличительные свойства советского народа: бескорыстие, патриотизм и товарищество (независимо от национальности).
Публикация поэмы состоялась частями в 1942—1945 гг., а писалась она на основе собственных военных впечатлений Александра Трифоновича. В мае 1945 г. была опубликована последняя глава поэмы — «От автора». О популярности Василия Тёркина среди фронтовиков говорить не приходится, он стал кумиром всех военных поколений и сразу вошёл в ряд классических литературных героев.
Не удивительно, что после войны неоднократно вставал вопрос о необходимости продолжить поэму. Твардовский отказывался от этой идеи, но в 1953 г. задумал резко сатирическое произведение и решил защитить его авторитетом Тёркина. Так появились первые главы поэмы «Тёркин на том свете». В сугубо поэтическом отношении произведение это слабое, до «Василия Тёркина» не дотягивает, но как духовное, футурологическое, его можно считать одним из величайших творений нашей литературы.
Поэт не успел опубликовать «Тёркина на том свете». После смерти Сталина в стране начался разгул свободно вдохнувшей воздух всевластия запуганной прежде диктатором бюрократии. Как раз против неё и была направлена сатира поэмы. Рукописный текст уже в 1954 г. был украден и с приложением доноса от сотрудника журнала «Новый мир» (главным редактором которого с 1950 г. был А.Т. Твардовский) передан в ЦК КПСС.
7 июля 1954 г. под председательством Н.С. Хрущёва состоялось обсуждение вопроса о «Новом мире» и поэме Твардовского «Тёркин на том свете» на заседании Секретариата ЦК КПСС. У Никиты Сергеевича ума хватило только на то, чтобы изречь: «Как он мог это написать? Зачем он загубил хорошего солдата, послал Тёркина на тот свет?». Цековские холуи пошли дальше, обвинив Твардовского в клевете на партию и в антисоветской деятельности, они призвали принять постановление в духе постановления 1946 г. по журналам «Звезда» и «Ленинград». К счастью, поэт отделался только снятием с должности главного редактора. Ещё не укрепившаяся тогда у власти хрущёвская бюрократия на большее не решилась.
Прошло всего два года, и в стране возобладали процессы, которые в конечном итоге привели к контрреволюционному перевороту в августе 1991 г. А именно: с помощью ницшеанской интеллигенции, полагавшей, что своими кукишами в кармане она открывает истину в последней инстанции и тем самым благодетельствует народу, партийно-государственная бюрократия стала потихоньку перекладывать ответственности за свои дела на советский народ и на идею советской власти. Бюрократия же провела «разоблачение» «культа личности Сталина», виновными в котором оказались все — от дряхлых стариков из глухих деревень до грудных младенцев. В результате истинные виновники массовых злодеяний и их дети до наших дней остались во власти и при государственных кормушках, а после 1991 г. завладели национальными богатствами России, созданными трудами и муками советского народа.
Понадобился тогда и Александр Трифонович. В 1958 г. он вновь возглавил «Новый мир» и целых двенадцать лет невольно прикрывал собою и Василием Тёркиным клеветников на советский народ, прежде всего московских интеллигентов-ницшеанцев. За это ему пошли на уступки, и в 1963 г. на страницах «Нового мира» была опубликована доработанная автором поэма «Тёркин на том свете».
Если «Василий Тёркин» поведал читателю о появлении советского народа, то поэма «Тёркин на том свете» показала злейшего и коварнейшего врага его, исконной целью которого было ограбление и истребление советского народа, прежде всего духовное. Речь идёт о партийно-государственной бюрократии. Твардовский изобразил её в примитивном понимании своего времени, но это не важно — дело было сделано. Лишь к 1980-ым гг. в науке стало складываться понимание бюрократии, как слоя государственных чиновников, использующих данную им обществом власть прежде всего в личных корыстных интересах, в корыстных интересах своих родичей, друзей и «нужных» людей.
«Тёркин на том свете» замкнул богоискательское кольцо Великой русской литературы. Начиналась она с отчаянной борьбы Н.В. Гоголя против беса стяжательства Чичикова, собиравшего воинство мёртвых душ по бескрайним просторам великой России, а завершилась она в поэме А.Т. Твардовского сотворенным Чичиковым «раем» для мёртвых душ, в котором живым душам нет места! Василий Тёркин стал последним в создававшемся более ста лет ряду обобщающих героев-гигантов Великой русской литературы. Следом за ним никого более нет, поскольку окончательно возобладала литература малых удач, жалкого мельчания и постепенной деградации. Литературные герои вымирали вместе с личностями в литературной среде.
«Тёркин на том свете» стал сигналом тревоги, предупреждавшим народ о начале генерального наступления мертвецов на мир живых. Схватка обострилась начиная с 1986 г. Кремлёвскую бюрократию более не устраивало положение, когда с потерей места в Кремле она одновременно теряла доступ ко всем благам, когда власть и состояние нельзя было передавать прямо по наследству. Мёртвые души стяжателей захватили практически все определяющие посты в обществе и ринулись в бой за частную собственность и право личного наследования национальных богатств. Переворот произошёл в 1991 г., а в начале октября 1993 г. в Москве было потоплено в крови стихийное национально-освободительное восстание советского народа против бюрократии, после чего наступила эпоха криминально-бюрократического рая. Тогда-то и развернулась кампания опорочивания советского народа и главных принципов его существования: бескорыстия, патриотизма и товарищества.
Но очень скоро выяснилось, что захватить богатства и власть мёртвые души могут, да защитить награбленное от таких же мёртвых душ со всего мира они не в состоянии. И к собственному ужасу им пришлось воззвать к единственной силе в мире, способной противостоять врагу — советскому народу. Вряд ли открою секрет, если скажу, что вторая чеченская война была остановлена советским народом, что преступления грузинских нацистов 2008 г. в Южной Осетии были пресечены советским народом. Не российским, не русским, которые были преданы царской бюрократией ещё в начале XX в., но не погибли, а благодаря народным героям, подобным Василию Тёркину, возродились в более высокой, более духовно чистой и масштабной ипостаси — советским народом. И возврата к прежнему нет. А игрища с российской дореволюционной историей, которые устраивают нынче обслуживающие бюрократический капитал интеллигенты, есть всего лишь безграмотное заискивание перед советским народом, имеющее целью убедить в справедливости его ограбления и в обязанности защищать награбленное бюрократией от заграничных чужаков.
Долго такое положение вещей существовать не может. Это предсказал в своё время В.Г. Белинский (по воспоминаниям А.Я. Панаевой): «А я не верю в возможность человеческих отношений раба с рабовладельцем. Рабство — бесчеловечная и безобразная вещь и имеет такое развращающее влияние на людей, что смешно слушать тех, кто идеальничает, стоя лицом к лицу с ним. Этот злокачественный нарыв поглощает все лучшие силы России. И поверьте мне, как ни невежествен народ, но он отлично понимает, что прекратить страдания можно, только вскрыв этот нарыв. Конечно, наши внуки или правнуки будут свидетелями, как исчезнет нарыв, или сам народ грубо проткнёт его, или умелая рука сделает эту операцию. И когда это свершится, мои кости в земле от радости зашевелятся!»*. _______________________ * А.Я. Панаева. Воспоминания. 1824—1870. — М.: Худож. лит., 1972.
История повторяется, только в пошлом виде демократии, прикрытой фиговым листом свобод — позорнейшего из всех видов рабства, разоблаченного ещё Ф.М. Достоевским*. И бюрократический капитал будет торжествовать до того дня, когда активно идущий сейчас скрытый процесс самоидентификации (узнавания себя вопреки бесконечному двадцатилетнему артобстрелу пропаганды ницшеанской интеллигенции) советского народа примет качественный необратимый характер. Духовным гарантом этому, неодолимым источником такой самоидентификации и пророком будущего выступает Василий Тёркин — советский русский солдат, сын великого народа-победителя. __________________ * О подлинности свободы и равенства граждан перед законом в демократическом обществе см. в статье «Родион Раскольников…».
В поэме описаны испытания, через которые предстояло пройти Василию Тёркину, когда он сбежал из бюрократического «рая» на Родину. Он в последнее мгновение вскочил на заднюю платформу последнего уходящего поезда, он прошёл через пекло огромной войны, он под бомбами вновь разбирал горячий щебень руин и преодолевал зыбучие пески, он выживал в лютый мороз и в годину, когда «глоток воды дороже жизни, может, был самой».
Но вела, вела солдата Сила жизни — наш ходатай И заступник всех верней, — Жизни бренной, небогатой Золотым запасом дней.
Как там смерть ни билась круто, Переменчива борьба, Час настал из долгих суток, И настала та минута — Дотащился до столба.
До границы.
Худшее впереди, но за доверчивость и лень надо платить втридорога. Защитников же у советского народа литература называет лишь двоих: Василий Тёркин да Павел Корчагин. Больше и надеяться-то не на кого. Но этим всё по плечу, а вместе с ними и советскому народу — единственному на земле бывшего СССР носителю духовных высот бескорыстия, патриотизма и товарищества!
Зрительный образ Василия Тёркина был создан гением блистательного советского русского художника-графика Ореста Георгиевича Верейского (1915—1993).
Текст: proza.ru
Василий Тёркин. 9. Два солдата (Александр Твардовский)
В поле вьюга-завируха, В трёх верстах гудит война. На печи в избе старуха, Дед-хозяин у окна. Рвутся мины. Звук знакомый Отзывается в спине. Это значит — Тёркин дома, Тёркин снова на войне. А старик как будто ухом По привычке не ведёт. — Перелёт! Лежи, старуха. — Или скажет: — Недолёт… На печи, забившись в угол, Та следит исподтишка С уважительным испугом За повадкой старика, С кем жила — не уважала, С кем бранилась на печи, От кого вдали держала По хозяйству все ключи. А старик, одевшись в шубу И в очках подсев к столу, Как от клюквы, кривит губы — Точит старую пилу. — Вот не режет, точишь, точишь, Не берёт, ну что ты хочешь!.. — Тёркин встал: — А может, дед, У неё развода нет? Сам пилу берёт: — А ну-ка…- И в руках его пила, Точно поднятая щука, Острой спинкой повела. Повела, повисла кротко. Тёркин щурится: — Ну, вот. Поищи-ка, дед, разводку, Мы ей сделаем развод. Посмотреть — и то отрадно: Завалящая пила Так-то ладно, так-то складно У него в руках прошла. Обернулась — и готово. — На-ко, дед, бери, смотри. Будет резать лучше новой, Зря инстрУмент не кори. И хозяин виновато У бойца берёт пилу. — Вот что значит мы, солдаты, — Ставит бережно в углу. А старуха: — Слаб глазами. Стар годами мой солдат. Поглядел бы, что с часами, С той войны ещё стоят…, Снял часы, глядит: машина, Точно мельница, в пыли. Паутинами пружины Пауки обволокли. Их повесил в хате новой Дед-солдат давным-давно: На стене простой сосновой Так и светится пятно. Осмотрев часы детально, — Всё ж часы, а не пила, — Мастер тихо и печально Посвистел: — Плохи дела… Но куда-то шильцем сунул, Что-то высмотрел в пыли, Внутрь куда-то дунул, плюнул, — Что ты думаешь, — пошли! Крутит стрелку, ставит пятый, Час — другой, вперёд — назад. — Вот что значит мы, солдаты. Прослезился дед-солдат. Дед растроган, а старуха, Отслонив ладонью ухо, С печки слушает: — Идут! — Ну и парень, ну и шут… Удивляется. А парень Услужить ещё не прочь. — Может, сало надо жарить? Так опять могу помочь. Тут старуха застонала: — Сало, сало! Где там сало… Тёркин: — Бабка, сало здесь. Не был немец — значит, есть! И добавил, выжидая, Глядя под ноги себе: — Хочешь, бабка, угадаю, Где лежит оно в избе? Бабка охнула тревожно, Завозилась на печи. — Бог с тобою, разве можно… Помолчи уж, помолчи. А хозяин плутовато Гостя под локоть тишком: — Вот что значит мы, солдаты, А ведь сало под замком. Ключ старуха долго шарит, Лезет с печки, сало жарит И, страдая до конца, Разбивает два яйца. Эх, яичница! Закуски Нет полезней и прочней. Полагается по-русски Выпить чарку перед ней. — Ну, хозяин, понемножку, По одной, как на войне. Это доктор на дорожку Для здоровья выдал мне. Отвинтил у фляги крышку: — Пей, отец, не будет лишку. Поперхнулся дед-солдат. Подтянулся: — Виноват!.. Крошку хлебушка понюхал. Пожевал — и сразу сыт. А боец, тряхнув над ухом Тою флягой, говорит: — Рассуждая так ли, сяк ли, Всё равно такою каплей Не согреть бойца в бою. Будьте живы! — Пейте. — Пью… И сидят они по-братски За столом, плечо в плечо. Разговор ведут солдатский, Дружно спорят, горячо. Дед кипит: — Позволь, товарищ. Что ты валенки мне хвалишь? Разреши-ка доложить. Хороши? А где сушить? Не просушишь их в землянке, Нет, ты дай-ка мне сапог, Да суконные портянки Дай ты мне — тогда я бог! Снова где-то на задворках Мёрзлый грунт боднул снаряд. Как ни в чём — Василий Тёркин, Как ни в чём — старик солдат. — Эти штуки в жизни нашей, — Дед расхвастался, — пустяк! Нам осколки даже в каше Попадались. Точно так. Попадёт, откинешь ложкой, А в тебя — так и мертвец. — Но не знали вы бомбёжки, Я скажу тебе, отец. — Это верно, тут наука, Тут напротив не попрёшь. А скажи, простая штука Есть у вас? — Какая? — Вошь. И, макая в сало коркой, Продолжая ровно есть, Улыбнулся вроде Тёркин И сказал — Частично есть… — Значит, есть? Тогда ты — воин, Рассуждать со мной достоин. Ты — солдат, хотя и млад, А солдат солдату — брат. И скажи мне откровенно, Да не в шутку, а всерьёз. С точки зрения военной Отвечай на мой вопрос. Отвечай: побьём мы немца Или, может, не побьём? — Погоди, отец, наемся, Закушу, скажу потом. Ел он много, но не жадно, Отдавал закуске честь, Так-то ладно, так-то складно, Поглядишь — захочешь есть. Всю зачистил сковородку, Встал, как будто вдруг подрос, И платочек к подбородку, Ровно сложенный, поднёс. Отряхнул опрятно руки И, как долг велит в дому, Поклонился и старухе И солдату самому. Молча в путь запоясался, Осмотрелся — всё ли тут? Честь по чести распрощался, На часы взглянул: идут! Всё припомнил, всё проверил, Подогнал и под конец Он вздохнул у самой двери И сказал: — Побьём, отец… В поле вьюга-завируха, В трёх верстах гремит война. На печи в избе — старуха. Дед-хозяин у окна. В глубине родной России, Против ветра, грудь вперёд, По снегам идёт Василий Тёркин. Немца бить идёт.
🗹
