Н.В.Гоголь – мастер мистической литературы, следом за своим известным романтическим сборником «Вечера на хуторе близ Диканьки» создает и печатает еще один цикл своих фантастических рассказов. В его новый сборник вошли четыре рассказа, среди которых и повесть «Старосветские помещики», которая была помещена автором в первую часть. В этом произведении Н.Гоголь дал полные реалистические картины жизнь старосветских помещиков, которые уже доживали свой век. Изображает писатель своих героев с сатирой, обличая их нездоровое существование.
Название произведения и его смысл
Название повести можно трактовать следующим образом: «старосветские», значит, принадлежащие к старому свету. Лица старичков так дисгармонично смотрятся на фоне модных фраков, потому что абсолютно не уместны в этом новом свете. Для жизни Афанасия Ивановича и его супруги все просто и понятно, дни идут так, как было давным-давно заведено, ничего не меняется. Следует обратить внимание и на слово помещики, анализируя его, мы явственно обнаруживаем связь Товстогубов с землей, с тем, что она дает человеку.
Рассказчиком в повести «Старосветские помещики» выступает добрый знакомый четы Товстогуб. Герои доверяют рассказчику, а он может давать им свою оценку. Он, как добрый сосед, постоянно наблюдает за их жизнью и судьбой. После смерти Пульхерии Ивановны рассказчик навещает вдовца, а после рассказывает о том, что с ним произошло. Интересная деталь образа повествователя заключается в том, что он, помимо всего прочего, является и независимым персонажем произведения. Получается, что рассказчик и вовлечен в действие и является его сторонним наблюдателем.
«Старосветские помещики»: краткое содержание экспозиции
Повесть условно можно подразделить на несколько частей:
- знакомство с имением;
- рассказ о размеренной, спокойной жизни героев и идиллических отношениях между ними;
- смерть Пульхерии Ивановны и ее последствия.
Повествование начинается с описания типичного старорусского имения и размышлений рассказчика о теплоте и располагающем радушии, всегда веющих от этих уютных небольших домиков, окружающих их садов и добродушных хозяев, какими изображает супругов Товстогубов Гоголь.
Старосветские помещики создали уютное жилище. Их дом – полная чаша. Здесь всего вдоволь, и постоянно кипит работа по приготовлению, солению, заготовке чего-либо. Земля у них рождала так много всякого добра, что воровство слуг совсем не было заметно. Множество мелких деталей помогают обрисовать уклад их жизни. Это и многочисленные коробочки да сундучки, хранимые в комнате героини и наполненные всяким добром. И «поющие» на разные лады старые двери. И добротная натуральная мебель. И ощущение тепла, и даже жары в маленьких комнатах. В результате возникает картина ограниченного мирка жителей усадьбы.
Тема и идея произведения. Проблематика.
Повесть Николая Васильевича Гоголя рассказывает о жизни обычных помещиков, которая наполнена пустотой, бессмысленностью и полным отсутствием социальной деятельности. Но это только одно тематическое звено. Если посмотреть с другой стороны, писатель показывает искренние и уважительные отношения двух людей, проживших вместе целую жизнь, сумевших пронести свои чувства через годы.
Соответственно, и проблематика произведения напрямую вытекает из заявленных тем. Гоголь заставляет задуматься о смысле жизни, о неминуемой старости и смерти, которая обязательно придет.
Тема любви.
Гоголь любит людей с их достоинствами и недостатками. И в этом произведении я увидела, что он восхищается, по его мнению, настоящей любовью, которую Товстогубы пронесли через всю жизнь. Это повесть о великой любви. Не зря ей противопоставляется рассказ автора о бешеной страсти одного молодого человека к юной даме, которая умирает. Пылкий влюбленный жутко страдает, несколько раз пытается покончить жизнь самоубийством, но проходит время, и он женится на другой. Прошлое сильное чувство забыто. Это вообще, наверняка, не было любовью.
А вот между Афанасием Ивановичем и Пульхерией Ивановной возникло настоящее высокое чувство, на которое только способны люди. Они постоянно заботятся друг о друге. Пожилая хозяйка дома, как только понимает, что скоро умрет, наказывает ключнице беречь и ухаживать за Афанасием Ивановичем. Она знает, что ему будет очень тяжело без нее.
Боль от потери жены заполняет всю жизнь овдовевшего старика, ее не может вылечить даже время. Тоска и печаль по своей единственной подруге жизни не утихают. Он вскоре умирает.
Анализ повести
Критики и писатели того времени по-разному оценили новую повесть Николая Гоголя. Пушкин смеялся над ее сюжетом от души, считая ее шутливой и трогательной. И чтобы не создалось впечатления земного рая в поместье главных героев, сам повествователь стремится показать, что эта жизнь подобна сновидению. Есть в повести и параллель с мифологией. Так, с Филемоном и Бавкидой сравниваются главные герои, которых боги наградили за их любовь. Но у Гоголя идиллия разрушается самим временем.
Есть еще один парадокс в гоголевском произведении: украинское поместье, где по описанию автора, появился земной рай, созданный главными героями повести, становится и мистическим место. В саду с главным героем происходят непонятные вещи: его охватывает страх, слышится голос, и здесь о смерти сообщает тишина. Эта тишина пугает не только главного героя, но и даже повествователя. Так поместье помещиков, которое в начале повести предстает как земной рай, превращается в царство смерти.
Но можно прочитать это гоголевское произведение и по-другому, где это поместье превращается уже в некую святыню. А сад – это уже рай, в который нельзя впустить никого чужого. Но эта святость очень тонка и уязвима, так как главная героиня была большой хозяйкой, которая собирала все, даже не зная еще, как она это употребит. И тут вспоминается Плюшкин и его черты. Но Пульхерия Ивановна еще не дошла до этой стадии. Скрипучие двери, мухи и варенье, которое варится в саду в больших количествах – это не приметы святости. Автор показывает в своей повести, как поэтапно происходит распад патриархального быта помещиков.
И все-таки эта повесть о любви, великой и незаметной, которая оказывается выше всего, даже выше страсти. И здесь обращает на себя внимание в гоголевской повести рассказ о юноше, который хотел убить себя из-за гибели возлюбленной. Но уже через год он был счастлив и женат. Но у главных героев, когда с ними встречается читатель, любовь – это привычка, поэтому она и прочная, и длительная. В своей повести Гоголь рассуждает по – философски о сущности любви. Эта привычка к любви вызывала не только разную оценку у критиков, но и привела к многочисленным спорам о нравственной позиции автора в повести.
Главная мысль
Многие современники совершенно по-разному поняли замысел автора. Ведь история помещиков Товстогубов может показаться пустой, скучной, бессмысленной. Ничего ценного и интересного в ней нет. Некоторые читатели увидели иронию Гоголя над старой супружеской парой, над их мыслями, желаниями. Такой деятельный человек, как Николай Васильевич, думали они, не может по-настоящему любить таких никчемных стариков, жизнь которых прошла только вокруг разговоров о еде и засолке огурцов. Но идея автора «Старосветских помещиков» заключается в том, чтобы показать тихую гавань настоящего искреннего чувства, которое не только объединяет двух людей, но и делает их добрее, мягче и счастливее.
По моему мнению, писатель начинает повесть именно с искреннего признания в любви их образу жизни, тому старому милому ему укладу, хотя и пишет, что очень был рад окунуться ненадолго в эту атмосферу спокойствия, доброты, радушия и чистосердечия. Их он противопоставляет шуму и толпе Петербурга, торгашам и ябедам, заполонившим столицу. Товстогубы прожили честную, спокойную жизнь. Автор открыто выражает им свою симпатию, хотя и считает их жизнь низменной буколической.
Действующие лица повести
В повести, которой автор детально описывает жизнь старых помещиков, действующих лиц немного. А вот к главным героям этого произведения можно отнести:
?Старосветского помещика Афанасия Ивановича Товстогуба ?Жена помещика — Пульхерия Ивановна Товстогубиха.
По тексту сюжета читатель очень скоро отметит для себя, что герои этой повести люди простые и очень скромные. Эти кроткие существа смыслом своей жизни сделали заботу друг о друге. Они очень радушны и всегда искренне радуются гостям. Казалось, что теперь они живут лишь только для гостей. Накрывался сразу же стол, словно они знали о посещении, причем на этот стол ставилось все самое лучшее, что было в доме. Но автор противопоставляет им других лиц, которые живут уже по-другому:
•Ключница Явдоха. •Приказчик Ничипор. •Дворовые девки. •Комнатный мальчик. •Любимая кошка Пульхерии Ивановны.
Но и большая часть остальной России противопоставлена этим старикам, которые бесхитростны и равнодушны. «Низкие малороссияне» ябедничают, жадничают, сдирают последнюю копейку со своих же земляков. По мнению автора, так и наживают они себе капитал. Поэтому на фоне этих людей, стремящихся к наживе и власти, идиллия старых помещиков кажется иронической и смешной.
Но чем дальше продолжает развиваться эта история, тем интереснее становится психологические характеристики Гоголя. Например, в главном герое в самой начале повести он отмечает его улыбку, которая всегда была на его лице. Но ближе через время, вспоминая все о той же улыбке, он говорит так об Афанасии Ивановиче:
«Он всегда слушал с приятною улыбкой гостей».
Так добрый помещик пытался воздействовать на своих собеседников, гостей, показывая, что все скоро образумиться и будет хорошо и замечательно.
Но сами герои не развиваются, и их существование сосредоточилось вокруг растений. Они переживают лишь только о хорошем урожае, больше их ничего не интересует. И каждый день у них похож на вчерашний. Поэтому с таким радушием они принимают гостей, которые приносят разнообразие в их жизнь. И тогда они могут продемонстрировать все изделия, которые есть на кухне. Нарисованная автором идиллия этих двух людей неяркая и неживая, ведь в ней нет никаких волнений души, и она не содержит никаких эмоций.
Сюжет
Сюжет повести складывается из нескольких основных эпизодов. Сначала Гоголь знакомит нас с героями своего творения, старичками, Афанасием Ивановичем и Пульхерией Ивановной, живущими тихо и уединенно в отдаленной деревне. Герои обитают в своем мире, лишенном волнений и тревог.
Детей у них нет, поэтому всю свою привязанность супруги отдают друг другу. В их доме любят угощать, да и сами они не прочь откушать вкусненьких блюд.
И вот однажды эту идиллию нарушает печальное событие – пропадает любимая кошечка Пульхерии Ивановны. Когда же она вернулась через три дня, в доме все равно не осталась, наелась и снова убежала в лес. Пульхерия Ивановна посчитала это дурным знаком, предчувствуя приход смерти, старушка слегла, перестала кушать и пить и вскоре ушла в иной мир.
Афанасий Иванович продолжает жить без своей спутницы, дом приходит в запустение без ее заботливых рук. Через пять лет он тоже умирает, услышав в саду зовущий его голос Пульхерии Ивановны. Теперь уже уютный домик совсем осиротел, а имущество постепенно растаскано.
Ключевым эпизодом повести является пропажа кошечки. Именно с этого неприятного момента начинается череда печальных событий в земном раю, обустроенном милыми старичками.
Трагические предзнаменования
Весьма печально заканчивает свою повесть Н. В. Гоголь. Старосветские помещики умирают, а их поместье и все нажитое добро идут прахом.
Однажды пропала кошка Пульхерии Ивановны – увели бродячие коты, обитавшие в соседнем лесу. Спустя время животное вернулось. Кошка была в очень неприглядном виде. Хозяйка тут же принялась ее кормить, и уже хотела было погладить, как та прыгнула в окно и вновь убежала. Для Пульхерии Ивановны вся жизнь изменилась в этот миг — она почему-то решила, что приходила ее смерть. Сила самовнушения была настолько велика, что вскоре она действительно слегла и скончалась.
С горечью продолжает повествование Гоголь. Старосветские помещики настолько были привязаны друг к другу, что Афанасий Иванович так и не смог смириться со смертью жены. Когда рассказчик вновь заехал к нему через 5 лет, он поразился увиденному. Некогда бодрый и улыбающийся хозяин превратился в согнувшегося старика. Даже по прошествии времени он не мог выговорить имени супруги — сразу начинали душить слезы. А во всем вокруг были видны следы упадка и запущенности.
Умер Афанасий Иванович так же, как и Пульхерия Ивановна, — услышал ее голос, слег и быстро угас. Перед смертью попросил лишь, чтобы его похоронили рядом с женой.
Главные герои
Афанасий Иванович
– помещик, высок ростом, всегда ходит в одном и том же бараньем тулупе и беспрестанно дарит окружающим улыбки. Они с супругой были бездетны, и всю свою привязанность посвятили друг другу. Муж очень ласково и нежно обращался к жене, является смешливым и разговорчивым собеседником, которому все любопытно. Он с удовольствием расспрашивает рассказчика о том, что происходит в окружающем мире, так как сам не выбирается из своего родового гнезда.
Пульхерия Ивановна
– помещица, кругленькая старушка с добрым лицом. Она не так оживлена и улыбчива, как муж, зато в хозяйство находится полностью на ее попечении. Именно она формирует меню, которое так нравится рассказчику. Героиня – искушенная домохозяйка, она знает все кулинарные хитрости и балует ими супруга, руководя слугами, которые все это готовят. Она – мужественная женщина: предчувствуя скорую кончину, она не впадает в отчаяние, а заботится о будущем мужа.
Рассказчик
– это частый гость в доме старосветских помещиков. Он сентиментален, красноречив и наблюдателен. Его глазами мы видим пасторальный портрет героев, светящийся нежностью и добротой.
Идея произведения
Повесть Гоголя «Старосветские помещики» и ее герои вызывают неоднозначное отношение. Одни критики увидели в чете Товстогубов праздно живущих «небокоптителей». Они отмечали их ограниченность, сосредоточенность лишь на еде и «состоянии животного покоя» (И. А. Виноградов). Другие, например И. Ф. Анненский, М. Н. Бойко, восхищались душевной чистотой и теплотой Пульхерии Ивановны, взаимной любовью и преданностью. В любом случае герои с их естественностью, где-то даже детской непосредственностью вызывают у читателя восхищение и сочувствие.
Художественные средства
Гоголь очень подробно описывает быт старосветских помещиков, обустройство их комнат, теплоту и уют их дома. Как всегда, с присущей талантливому писателю фантазией он пишет о поющих разными голосами дверях. Все это навевает ему приятные воспоминания о деревенской жизни, в которой он вырос. И читатель вместе с Гоголем, благодаря такому тщательному рассказу почти о каждой мелочи в доме, оказывается в гостях у добродушных помещиков Товстогубов.
Их жизнь во многом типична. Приказчик со старостой воруют безбожно у них под носом, люди в доме тоже, но всего оказывается в достаточном количестве, и остается незаметным для хозяйства.
День Товстогубов состоит из поедания пищи и сна, причем на столе оказывается множество разнообразных блюд, которые непременно все съедаются. Хозяева они очень гостеприимные, и автор любит приезжать к ним и признается, что всегда сильно объедается, но, видно, воздух в Малороссии улучшает пищеварение.
Но вся их простая жизнь, состоящая из мелких забот, меркнет перед большим чувством. Они по-настоящему любили друг друга. Это и есть основная мысль в повести «Старосветские помещики». Весь их путь, кажущийся бестолковым, тонущим в бесполезной суете, освещает их сильная привязанность, искреннее чувство доброты к людям. В этом Гоголь видит настоящую человеческую ценность.
Все для гостей
Еще одну хорошую черту супругов отмечает Гоголь. Старосветские помещики были очень гостеприимны. Стоило появиться в доме постороннему человеку, он тут же оказывался в центре внимания. Доставались все лучшие яства, наперебой предлагаемые хозяевами. Но главное было даже не это. Поражала сама атмосфера — доброжелательная, теплая, радушная. И все это происходило вовсе не из желания польстить или угодить. Старики абсолютно не умели притворяться. Потому всякий проезжий был рад повидать Товстогубов, рассказать им о новостях и непременно отведать самых вкуснейших блюд.
«Старосветские помещики» — идиллия? пародия? драма?
Могу предположить, что кто-нибудь из присутствующих коллег мысленно (а быть может, и вслух) ответит на поставленные мною три вопроса тремя (а быть может, и более многочисленными) встречными: Что за новости? Какая еще драма? Откуда она взялась? Разве вы не знаете, не помните со школьной скамьи авторитетнейшую — пушкинскую! ея же не прейдеши — мысль, что гоголевская повесть есть «шутливая, трогательная идиллия»? И другое, почти столь же авторитетное, мнение: «две пародии на человечество» — неужто не усвоили?..
Отвечу: знаю, помню, усвоил… Уж к этому мы приучены с детства. Однако помню и пронзительные слова Александра Твардовского, пусть по другому поводу сказанные: «…но все же, все же, все же…» Да, все же: почитание авторитетных мнений не исключает права и не освобождает от обязанности иметь мнение собственное… Разве не так?
Несколько лет тому назад в этом же доме, на одном из наших Чтений, я говорил об одиночестве Гоголя в современной ему русской литературе. В ряду названных тогда причин этого одиночества (черты характера, судьба, иная ментальность, иная литературная традиция, особенный идиолект и др.) сегодня акцентирую одну из главных — непонимание, непонимание со стороны коллег, литературного окружения, даже самого доброжелательного. Уж как всем понравились с самого начала и забавная «малороссийская» экзотика, и бурлескный маскарад, и вообще весь этот яркий «колониальный китч»; затем примеряли «гоголевскую шинель», назначали главой «школы», изобретали «гоголевское направление», — но по-настоящему не понимали, или понимали не все и не так…
Даже чуткий, «всемирно отзывчивый», по выражению Достоевского, Пушкин в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» увидел только «настоящую веселость», только описание «племени поющего и пляшущего», а ведь он хотел похвалить, поддержать «молодого автора»! «Сорочинскую ярмарку» поэт, похоже, просто не дочитал до конца, ибо умолчал о резко контрастирующей с тональностью всей повести сцене фантасмагорического танца охмелевших старушек, «на ветхих лицах которых веяло равнодушие могилы», не услышал трагического звучания финала, конгениального бетховенскому мотиву Рока, теме стучащей в дверь Судьбы… Как не услышал ее и в повести «Старосветские помещики», которую назвал «шутливой, трогательной идиллией», не заметив в ней той страшной пограничной черты, которая отделяет идиллию повседневного существования от вечной драмы смерти.
Что же до отзыва Белинского, то он куда круче пушкинского. «Неистовый Виссарион» и здесь неистов. Для него герои повести — «две пародии на человечество», «актеры… глупой комедии», «жалкие получеловеки», прожившие «жалкую жизнь», жизнь-«гадость», жизнь «животную», «уродливую», «карикатурную». Он не отрицает, что в рассказе об этой жизни есть некое не понятное ему «очарование», заставляющее читателя рыдать «с Филимоном о его Бавкиде», но природа и сущность явления остаются для него загадкой. Как можно жалеть этих двух никчемных старичков, недоумевает критик, почему, с какой стати даже ему самому жаль Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну, которые ничем не замечательны, а всего только «пьют и едят, едят и пьют, а потом, как водится исстари, умирают»? А ведь что такое эта простейшая, вроде бы даже примитивная, окрашенная злой иронией триада — пьют, едят, умирают? Ведь она в данном случае есть не жалкая цепочка «жалкой жизни» двух стариков, она отражает танаталогический вектор человеческого существования как такового, его изначальную трагическую абсурдность, которую Гоголь, в отличие от Белинского и даже Пушкина, ощутил, почувствовал, «угадал» чутьем гениального художника задолго до экзистенциализма, в том числе его предтечи и пионера Серена Кьеркегора, своего современника. Недоумевающий Белинский сердится на Гоголя, чуть не заставившего его плакать о стариках, он не понимает, что его (и каждого и нас) жалость по отношению к двум «существователям» — это латентный страх предчувствия и ожидания собственной смерти, это, в сущности, жалость к самому себе, исполненное трагизма постижение драмы собственного существования с его неизбежным финалом. Через много лет, в своем «Завещании», открывающем «Выбранные места из переписки с друзьями», Гоголь выразит это чувство словами: «…соотечественники! страшно!.. Замирает от ужаса душа при одном только предслышании загробного величия…» (VIII, 221).
(Небольшое отступление для читателя. Не знаю, обратил ли он внимание на мелькнувшее выше слово «существователи», с давних лет запавшее в наши вечно школярские головы. Я не случайно и не просто по инерции употребил его, а лишь как повод спросить себя и коллег: не пора ли нам перестать эксплуатировать эту юношескую метафору Гоголя из письма Герасиму Высоцкому, где амбициозный лицеист хочет щегольнуть остротой суждений перед старшим товарищем, уже живущим в столице, о которой сам еще только мечтает? Ведь с философской точки зрения, в экзистенциальном, а не ерническом смысле, мы все в конечном счете «существователи», и это не обидный ярлычок, а лишь констатация факта нашего существования-в-мире).
Вернусь к пушкинской характеристике повести как «шутливой, трогательной идиллии». Справедлива ли она? Рискну сказать: и да, и нет.
Да, безусловно трогательны (именно трогательны, слово найдено) взаимоотношения Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, взаимоотношения, которые, право же, только эмоциональная глухота может позволить критику назвать привычкой, а не истинной любовью. Но вот другое определение — «шутливая». Это сказано о повести, кульминация которой — смерть. Согласимся, довольно странное сближение понятий… Конечно, и сам Афанасий Иванович иногда не прочь пошутить: чего стоят его разговоры о намерении «пойти на войну», вызывающие досаду у Пульхерии Ивановны, в таких случаях «Афанасий Иванович, довольный тем, что несколько напугал Пульхерию Ивановну, смеялся, сидя согнувшись на своем стуле» (II, 26). Дает ли это основание считать всю повесть «шутливой»? Ведь Афанасий Иванович (позволю и я себе пошутить) не читал «Старосветских помещиков», он шутит и смеется, не зная, не догадываясь о трагическом финале повести, но Пушкин-то читал и знает, что же его «заставляет смеяться сквозь слезы грусти и умиления»? Похоже, что инерция поиска той «веселости», которая в свое время подкупила его в «Вечерах на хуторе», показалась едва ли не главной чертой гоголевского таланта. А что же автор (точнее, рассказчик) повести? Уж ему-то слишком хорошо известен ее финал, поэтому даже там, где речь идет об и впрямь не лишенных комизма сторонах быта супругов, об их смешных стариковских привычках, о царящем в доме культе еды, — даже там тональность повествования никак не назовешь шутливой, доминирует скорее добродушная, с оттенком грусти и печальных предчувствий, улыбка.
И третье пушкинское определение — идиллия. Что ж, может быть, может быть… но только если иметь в виду сугубо «личное» пространство жизни супругов, мир, ограниченный частоколом, окружающим их усадьбу; в этом случае параллель с Филемоном и Бавкидой вполне уместна. Но задумаемся: а что за этим частоколом? Пусть интересы и желания хозяев усадьбы, по словам повествователя, давно не перелетали через него (хотя это не совсем так, вспомним, что Афанасий Иванович всегда подробно расспрашивал заезжего гостя, выказывая «большое любопытство и участие» к его жизни), — пусть даже так, но нам-то, читателям, ничто не мешает заглянуть за этот частокол и за завесу времени. Попробовать вписать идиллию нынешней экзистенции героев в рамки далеко не идиллической реальности их эпохи.
О прежней жизни каждого из четы Товстогубов мы знаем очень мало. О Пульхерии Ивановне только давний романтический эпизод побега от жестоких родственников, препятствовавших ее браку с Афанасием Ивановичем, что, между прочим, свидетельствует о незаурядности натуры (как, кстати, и то спокойное мужество, с которым она встречает свою смерть). Не много известно нам и о молодости Афанасия Ивановича, но то, что известно, наталкивает на размышления. Не говорю об эпизоде с похищением Пульхерии Ивановны, когда Афанасий Иванович проявил себя, по словам повествователя, «молодцом». Есть в рассказе о его прошлом момент более важный.
Я имею в виду оброненное вскользь упоминание о службе Афанасия Ивановича «в компанейцах». На нем редко задерживают внимание, дело обычно ограничивается чисто справочным комментарием. А между тем этот факт биографии Афанасия Ивановича вносит и в его образ, и в рассказ о судьбе четы Товстогубов в целом совсем новый и более чем существенный момент. В тексте и, главное, в подтексте повести открывается, наряду с экзистенциальным измерением, измерение конкретно-историческое.
Компанейские или «охочекомонные», полки — это украинские добровольческие воинские формирования XVII–XVIII вв. на Левобережье, если угодно, нечто среднее между гетманской охраной, национальной гвардией и внутренними войсками. Это было одно из последних, так сказать, предзакатных явлений национальной автономии, планомерно и жестко, вопреки переяславским договоренностям, искореняемой Петербургом. После того, как Екатерина II в 1764 г. упразднила гетманство, компанейские полки каким-то чудом сохранялись еще на протяжении целых десяти лет. Но в 1776 г., вслед за разрушением годом раньше Запорожской Сечи, перестали существовать и компанейцы — эти рудименты гетманщины были преобразованы в регулярные части русской армии. Точка была поставлена. С украинскими вольностями, всякими гетманами, майданами (а там, упаси Бог, и «оранжевыми» безобразиями) было покончено навсегда, — так думали тогдашние властители. (Как, впрочем, и нынешние).
Вернусь к повести. Из того факта, что Афанасию Ивановичу в результате преобразований был присвоен офицерский чин секунд-майора, можно сделать вывод, что он и в компанейцах входил в старшинский состав, а значит, принадлежал к казацко-шляхетскому сословию, по словам рассказчика, к одной из «старых национальных» и «богатых» фамилий. (О том же говорит и фамилия Товстогуб, вряд ли случайно соотносимая с Лизогубами, видным украинским казацко-старшинским родом, с которым Николай Васильевич был связан через бабушку Татьяну Семеновну). Именно этому сословию, составлявшему становой хребет нации, Петербургом был вынесен исторический приговор, оно перестало существовать. Молодой Афанасий Иванович, подобно тысячам таких, как он, оказался в «пограничной ситуации». Можно было продолжить военную карьеру в царской армии, но этот вариант не привлек Афанасия Ивановича, судя по тому, что он о нем «почти никогда не вспоминал». Не было речи и о государственной службе, хотя чин секунд-майора относился к VIII классу и приравнивался к чину коллежского асессора, который давал в то время гражданскому лицу право на потомственное российское дворянство; по этой стезе Афанасий Иванович также не пошел. Мотивацию такого решения находим у повествователя: спокойная интонация прерывается вспышкой гнева и презрения, адресованных «тем низким малороссиянам, которые выдираются из дегтярей, торгашей, наполняют, как саранча, палаты и присутственные места, дерут последнюю копейку с своих же земляков, наводняют Петербург ябедниками, наживают наконец капитал и торжественно прибавляют к фамилии своей, оканчивающейся на о, слог въ». И далее: «Нет, они (Товстогубы. — Ю. Б.) не были похожи на эти презренные и жалкие творения, так же как и все малороссийские старинные и коренные фамилии» (II, 15).
В этом гоголевском монологе интересна трансформация семантической функции таких понятий, как «малороссияне», «малороссийские». Гоголь, употребляет их в общепринятом в ту пору значении, как синонимы еще не вошедших в широкий (тем более — в официальный) обиход понятий «украинцы», «украинские». Но если там, где речь идет о «старинных и коренных фамилиях», эта синонимия семантически нейтральна, не несет отрицательной нагрузки, то слово «малороссияне» в сочетании с эпитетом «низкие» и в общем контексте высказывания обретает иную, отчетливо негативную окраску. Объективно, вне зависимости от намерений автора, эти гоголевские размышления, как и более позднее разделение Шевченко в 1843 г. понятий «Украина» и «малороссия» (именно так, с маленькой буквы), стали своего рода пролегоменами к разработанной украинской нациологической мыслью и публицистикой ХХ века, концепции «малороссийства» как национального отступничества. Другое дело, что Гоголь ни тогда, ни потом не догадывался, что вирусом «малороссийства» заражена и его собственная «старинная и коренная фамилия», и он сам, что его «родовой патриотизм» (выражение А. Белого), легко угадывающийся в подтексте процитированного высказывания, вообще в ранних сочинениях украинского цикла, быстро развеялся в холодном имперском пространстве… Но разве он был один такой, разве не стали «малороссами» представители отнюдь не менее старинных украинских фамилий — все эти Трощинские, Разумовские, Безбородки, Кочубеи…
А вот Товстогубы не стали. Афанасий Иванович не пошел ни на военную, ни на гражданскую службу, оставшись формально отставным секунд-майором, по сути — бывшим компанейцем. Получил ли он российское потомственное дворянство, на которое имел право по своей родословной («старинной», «коренной»)? О его хлопотах (а тут нужны были хлопоты, и немалые, вспомним, как это было у Афанасия Демьяновича Гоголя-Яновского, тоже, кстати, отставного секунд-майора) — о хлопотах Афанасия Ивановича по этому делу мы ничего не знаем. Скорее всего, он так и остался украинским шляхтичем, хотя в новых условиях это уже не имело никакого значения и никого не интересовало. Кроме самого Афанасия Ивановича.
Всем карьерным соблазнам имперской системы, всем ее, по выражению Карамзина, «новым прелестям, или выгодам», Афанасий Иванович (повторю: как и тысячи его земляков и собратьев по исчезнувшей казацко-гетманской Атлантиде) предпочел тихую старосветскую жизнь с Пульхерией Ивановной за своим частоколом. Да, он не оказывал сопротивления порядкам, насаждаемым Екатериной II (хотя обратим внимание на портрет Петра III, висевший в доме, — к чему бы это?), не воевал с ними, он их просто игнорировал, оставаясь самим собой, человеком эпохи гетманщины. Да, жизнь старосветской четы более чем скромна, чтобы не сказать — убога, с точки зрения высокой духовности и прогрессивных веяний времени, это жизнь, или скорее «доживание», «уходящей натуры», представителей национального сословия, надломленного, отброшенного на обочину истории. Но сами ли они выбрали для себя такую жизнь и не чуждая ли политическая сила, не северный ли сосед, именующий себя «старшим братом», обрекли их на эту судьбу?
Вот чего не мог понять, вот по поводу чего недоумевал Белинский, причем не только в силу своего доктринерства, но еще и в силу едва ли не патологического, чисто имперского (что, казалось бы, не должно было сочетаться с его так называемым «революционным демократизмом», однако ведь сочеталось же!) и впрямь «неистового» неприятия украинства, безнадежного непонимания и незнания его, да и нежелания знать.
Гоголь, в отличие от Белинского, знал и понимал; и выказал это знание и понимание именно в «Старосветских помещиках», а не в «Ночи перед Рождеством» с ее сусальной сценой, где запорожцы называют «мамой» своего заклятого врага и губителя — императрицу. Знал, и понимал, и глубоко чувствовал, и со-чувствовал… Случайно ли, что не о Москве, не о Петербурге (побывать в котором — «тягостная даже мысль»), а о «старинных малороссийских помещиках», их скромном, ветшающем доме и старосветском быте вспоминает он прежде всего в Риме, так властно влекущем его своей патриархальностью, неизменностью, застылостью во времени (письма к А. Данилевскому от 15 апреля 1837 г., к М. Балабиной от 3 сентября 1839 г.) И там и там Гоголь находит близкую ему модель гармоничной патриархальной цивилизации, которую он противопоставляет цивилизаторской суете современности, ту, по определению Д. Чижевского, «идеологическую идиллию» (не «шутливую», как у Пушкина, и тем более не сатирическую пародию, как у Белинского), в которой ему открывается великий культурно-философский и историософский парадокс: «значение нации отжившей, и отжившей прекрасно, относительно живущих наций» (письмо С. Шевыреву от 1 сентября 1843 г.).
Здесь, на мой взгляд, ключ к гоголевской повести. Если перед нами не драма такой нации, отраженная в судьбе «национальной» фамилии Товстогубов, то что же тогда назовем драмой?
* * *
Закончу ритуальной оговоркой.
Высказанные мною суждения, разумеется, ни в коей мере не претендуют на исчерпывающий анализ «Старосветских помещиков». Я исходил лишь из права на свое — быть может, субъективное — прочтение повести и такое же ее истолкование. Не более того. Впрочем, и не менее.
Примечания
1. Это не статья, написанная на основе устного выступления, а текст самого выступления. Соответственно сохранены присущие этому жанру особенности: локальный подход к теме, отсутствие научного аппарата, раскованность стиля, сжатый объем. Я лишь позволил себе восстановить те небольшие сокращения текста, которые были продиктованы требованиями регламента.
2. Этот момент, кстати, акцентирован в некоторых переводах гоголевской повести на украинский, где она названа «Старосвітські дідичі». «Дідичами» называли помещиков, получивших свои владения по праву наследования от «дедов» («дідів»).
🗹