El ingenioso hidalgo Don Quijote de la Mancha, в буквальном переводе с испанского на русский «Хитроумный джентельмен Дон Кихот Ламанчский» (обычно употребляется сокращенное название «Дон Кихот») — одно из наиболее известных и коммерчески успешных произведений классика испанской и всемирной литературы, романиста Мигеля де Сервантеса (род. 1547— ум. 1616). Книга, вышедшая в двух частях, повествует о похождениях «славного рыцаря» Дон Кихота и верного помощника-оруженосца, местного крестьянина Санчо Пансы. По задумке автора это произведение является пародией на популярные в начале XVII века рыцарские романы.
В течение последующих столетий «Дон Кихот» был переведен на все языки Европы и многие языки мира. Роман признан одной из наиболее популярных книг за всю историю существования художественной литературы. Книга также является обладателем титула «лучшее произведение всех времен и народов» по мнению авторитетного в литературно-издательских кругах Норвежского книжного клуба.
Очень краткий пересказ романа Мигеля де Сервантеса «Дон Кихот»
Главный герой Мигеля Сервантеса описан как немолодой человек, влюбленный в рыцарские романы и мечтающий о приключениях. Он решает стать странствующим рыцарем, чтобы защищать слабых и угнетенных. В качестве оруженосца, он берет с собой Санчо Панса, который будет отвечать за голос разума в романе, а также выбирает даму сердца, Дульсинию.
Все приключения Дон Кихота заканчиваются не так, как ему бы хотелось и он, заболевший, возвращается домой. Дон Кихот умирает, завещав все племяннице при условии, что она никогда не выйдет замуж за человека, который читал рыцарские романы.
История создания произведения
Мотивом для написания романа стал выход другой книги под названием «Интерлюдии романсов». Сюжет книги строился вокруг шуток над незадачливым фермером, потерявшим рассудок от чтения рыцарских романов. После чего крестьянин бросил супругу и стал скитальцем. Как можно видеть, де Сервантес весьма откровенно позаимствовал сюжет у коллеги по литературному цеху.
Историки литературы отмечают, что в книге «Дон Кихот» есть весьма недвусмысленная отсылка на историю бурной личной жизни другого выдающегося писателя той эпохи – автора бессмертной «Собаки на сене» и еще 2000 пьес Лопе де Вега. Написав множество любовных произведений, основанных на личном амурном опыте, Вега в итоге покинул насиженное семейное гнездо и завербовался моряком в Непобедимую Армаду.
Литературные историки не исключают, что в этой отсылке Сервантеса к де Веге есть и выраженный оттенок зависти. Все дело в том, что Де Вега был и значительно популярнее, и многократно «плодовитее» самого Сервантеса. Высмеять своего коллегу-конкурента, спрятав его под «ширмой» главного героя – прием старинный, как сама литература.
Как уже писалось выше, роман вышел в двух частях, интервал между которыми составил 10 лет. Первая часть увидела свет в 1605 году. Следующая была опубликована в 1615-ом. Главной целью выхода второй части книги историки и критики считают попытку Сервантеса защитить честь и вернуть свое доброе имя – и вот почему.
За год до публикации второй части некий самозванец Авельянеда, подлинная личность которого до сих пор не установлена, опубликовал «самописное» продолжение истории идальго из Ламанчи – «Дон Кихот Авельянеды». На деле это было не столько продолжение, сколько «пародия на пародию», да еще с резкими выпадами персонально в адрес Мигеля де Сервантеса. После таких эскапад автор был просто обязан выпустить продолжение «от первого лица» и дать достойный отпор самозванцу-критикану.
Среди профессиональных исследователей литературы Европы XVII века бытует мнение, что был еще третий роман, короче по содержанию, но следов данной книги в настоящий момент не найти – она потеряна безвозвратно.
Список и краткая характеристика героев романа Мигеля де Сервантеса «Дон Кихот»
Список и краткая характеристика главных героев
- Дон Кихот – странствующий рыцарь, отважен, но наивен
- Санчо Панса – его оруженосец, рассудителен и практичен
Список и краткая характеристика второстепенных персонажей
- Дульсиния Тобосская –дама сердца Дон Кихота
- Антония – племянница Дон Кихота
- Ключница – ведет хозяйство Дон Кихота
- Священник и цирюльник – друзья Дон Кихота
- Трактирщик – в шутку посвящает Дон Кихота в рыцари
- Фрестон – воображаемый враг Дон Кихота, злой волшебник
Амадис Галльский Дон Кихоту Ламанчскому СОНЕТ
Ты, который знает ад в сиянье рая, Что познал и сам я в скорбный час, влюбленный И с предметом страсти злобно разлученный, Над Стремниной Бедной слезы проливая, — Хлад и зной терпевший, сердцем уповая, Утолявший жажду влагой слез соленой, Облачен в лохмотья, златом обделенный, Ел плоды и злаки, их с земли сбирая, — Обретя бессмертье, проживешь отныне, Сколь по тропам горним гнать упорно будет Резвую четверку Феб прекраснокудрый. Пусть тебя отважным называют люди, Пусть твоя держава превзойдет иные, И затмит всех прочих твой создатель мудрый!
Краткое содержание романа Мигеля Сервантеса «Дон Кихот» подробно по главам
Том первый
Глава 1-4
Некогда в Ла-Манче жил Алонсо Кехана, бедный мужчина лет пятидесяти, который страстно любил рыцарские романы. Он так много читал, что потерял рассудок и решил стать странствующим рыцарем на защите слабых. Он звучно назвал себя Дон Кихотом, свою старую клячу – Росинант, а даму сердца – Дульсинией Тобосской.
В первый день он доходит до таверны, но принимает ее за замок, а трактирщика за феодала. Дон Кихот не взял с собой денег, ведь в романах о них не было ни слова. Его пускают переночевать в обмен на охрану и даже угощают едой. Трактирщик объясняет герою, что, если в романе не упоминаются деньги или сменная одежда, это не значит, что у рыцаря их не было.
Дон Кихот просит трактирщика оказать ему честь и посвятить в рыцари. В темноте Дон Кихот чуть не пронзает копьем погонщика мулов. Трактирщик успевает вмешаться и, чтобы спровадить гостя, в шутку посвящает Дона в рыцари, пару раз похлопав по плечу.
Глава 3-4
Дон Кихот вступается за мальчика-пастушка, которого избивают за потерю стада овец. Стоит защитнику уйти, как ребенка забивают до полусмерти. Новоявленный рыцарь горд своим первым подвигом и ничего не замечает.
Дон Кихот предлагает крестьянину Санчо Панса стать его оруженосцем, тот соглашается. По дороге они встречают купцов, которые видят, что Дон Кихот не в себе и смеются над ним. Дон оскорблен, пытается атаковать, но падает из седла. Его жестоко избивают.
Знакомый крестьянин помогает раненному Дону вернуться домой. Санчо и Росинант бредут за ними, нагруженные доспехами и остатками оружия.
Глава 5-8
Дон Кихот бредит, дома за ним ухаживают ключница, священник и племянница. Все убеждены, что его разум помутился из-за чтения романов и решают сжечь все книги, а дверь в библиотеку замуровать. Увидев это, Дон Кихот приходит в ярость. Ему отвечают, что это происки его врага, волшебника Фрестона, он верит.
Дон Кихот сам чинит оружие и запасается деньгами. Вскоре, герои, не прощаясь, уезжают. В поле Дон Кихот принимает ветряные мельницы за великанов. Он атакует ближайшее крыло, которое начинает резко крутиться и отбрасывает его на землю. Дон Кихот думает, что это происки Фрестона.
Главы 9-25
Росинант слишком близко подходит к незнакомому агрессивному табуну. Пастухи пытаются отогнать его кнутами и достается даже Дон Кихоту с Санчо. Дон Кихот отказывается оплачивать счет в трактире и быстро уезжает, бросив Санчо. В отместку оруженосца хватают и перебрасывают через ворота. Во всем случившемся Дон винит злых волшебников.
На перегоне двух стад баранов, Дон Кихот решает, что это две армии и его долг помочь слабой. Он врывается в стадо верхом на коне, но пастухи отгоняют его камнями из-за чего Дон Кихот теряет почти все зубы. Герои ночуют на лужайке, а утром освобождают заключенных каторжников, ошибочно приняв их за невинно угнетенных. Дон Кихот становится обладателем шлема Мамбрина. На самом деле, это отобранный силой таз цирюльника.
На очередном привале крадут осла Санчо, но эта потеря восполняется находкой сундука с золотом. Деньги достаются Санчо, а Дон берет себе дневник. Теперь Санчо богат и хочет вернуться домой. Герои ссорятся и прощаются. Дон Кихот просит оруженосца передать два письма, для Дульсинии и для племянницы, но Санчо их теряет.
Главы 26-35
Дома Санчо рассказывает о приключениях священнику и цирюльнику. Друзья Дон Кихота встревожены состоянием горе-рыцаря. Они выслеживают его, заманивают в клетку и силой везут домой.
Герои снова встречают мальчика-пастушка и узнают, что заступничество Дона сделало ситуацию лишь хуже. Дон Кихот расстроен и не понимает почему.
Стражники узнают в Дон Кихоте человека, который освободил каторжников. Лишь вмешательство священника и его слова о сумасшествии рыцаря, убеждают их отпустить Дона.
Священник также улаживает конфликт с цирюльником, у которого Дон Кихот отобрал «шлем Мамбрина». Выясняется, что осла Санчо украл один из освобожденных каторжников.
Том второй
Главы 35-44
Дон Кихот медленно выздоравливает дома. Санчо узнает о том, что вышла книга их приключений, прочитав которую Дон снова собирается в путь.
Дон просит оруженосца устроить встречу с Дульсинией, которую, как оказалось, он никогда не видел. Санчо показывает на первую встречную девушку, она не так прекрасна, как думал Дон Кихот, и он снова решает, что это козни злых волшебников.
Дон побеждает некого Рыцаря Зеркал. Его настоящее имя Самсон Карраско, это он автор книги о приключениях наших героев. Дон Кихот с комфортом гостит у своего нового знакомого дона Диего, именуемого Рыцарем Зеленого Плаща. Увидев клетку со львами, Дон Кихот требует ее открыть, но, на его счастье, львы не выходят из клетки. Теперь Дон Кихот просит называть себя Рыцарем Львов.
На кукольном представлении идальго портит всех кукол, т.к. принимает их за живых рыцарей, но оплачивает ущерб.
Главы 45-60
Герои доходят до берегов реки Эбро и решают переплыть ее в лодке без весел. Течение очень сильное и лодка тонет, ущерб решено оплатить.
Местный герцог приглашает их к себе во дворец. Он и его придворные наслышаны о приключениях Дон Кихота, хотят посмеяться над ними и придумывают ряд заданий. В награду герцог «дарит» Санчо остров Баратория.
Санчо старается мудро править, но слуги герцога продолжают издеваться над ним. Вскоре бывшему оруженосцу наскучила роль губернатора, и он уезжает. В это же время Дон Кихоту надоедает жить у герцога. Друзья встречаются на дороге.
Главы 60-74
Герои едут в Барселону на турнир, где Дон Кихот проигрывает Рыцарю Белой Луны. Это оказывается Самсон Карраско, который берет с Дон Кихота клятву вернуться домой и не сражаться целый год. Наш идальго сильно истощен и решает вернуться домой.
По дороге он подхватывает лихорадку и внезапно понимает, как же он был жалок. Перед смертью он завещает все свое имущество племяннице с условием, что она никогда не выйдет замуж за человека, который читал рыцарские романы. Санчо горько плачет. Дон Кихот тихо умирает во сне.
НА КНИГУ О ДОН КИХОТЕ ЛАМАНЧСКОМ УРГАНДА НЕУЛОВИМАЯ
Если к людям мыслей здравых Ты, о, книга, обратишься, — То не ждут тебя укоры, Что, мол, ерунду ты порешь; Ну, а коль неосторожно В руки дашься дуракам ты, То они укоров много Выскажут тебе нещадно, Хоть старанья прилагают, Чтоб казаться мудрецами. Знаем мы: пышнее крона Древа, что цветет на солнце, — Больше тени даст в жару нам. Отправляйся же ты в Бехар: Царственное древо есть там, — Не плоды дает, а принцев! И меж них блистает герцог, — Тот, что равен Александру. Ты при нем ищи приюта, — Любит смельчаков удача! Ты поведай о деяньях Дворянина из Ламанчи, У кого от глупых книжек Вовсе разум помутился, — Дамы, рыцари, турниры, — Лишь о них одних и думал, И с Неистовым Роландом Стал равнять себя: влюбленный, Храбростью дерзал добиться Дульсинеи он Тобосской. Ты не украшай обложку Авторским гербом, о, книга: Карта лишняя частенько Комбинацию лишь губит. Предисловье красит скромность, Пусть об авторе не судят: «Мол, равняться с Ганнибалом Вздумал, с Альваро де Луной Или с королем Франсиско, Жребий пленника клянущим!» Раз не столь учен твой автор, Как Хуан Латино мудрый, Мавр, умом своим известный, — Не срамись латынью скверной, — Чего нет, тем не гордися. И цитат не измышляй ты, А не то прочтет, кто знает, Ложь твою раскроет живо И воскликнет, позабавлен: «Что ж ты врешь напропалую?» В описаньях не усердствуй, В душу лезть не смей героям: Путь души тернист, извилист, — В кровь на нем собьешь лишь ноги. Избегай острить чрезмерно, — Остроумцев бьют нещадно, — Но старайся повсечасно Доброй ты добиться славы. Помни: коли глуп писатель, Ждут его одни насмешки! Помни: коли самолично Ты живешь в стеклянном доме, Глупо было бы камнями Разбивать соседям окна, Ведь хороший сочинитель Скромен, сдержан и разумен, — Ну, а тот, кто лишь напрасно Портит бедную бумагу, Чтоб кухонных девок тешить, Пишет, что да как попало!
Неистовый Роланд Дон Кихоту Ламанчскому СОНЕТ
Двенадцать было нас, но ты, герой, Затмил нас всех, – пусть не носил короны, — Отвагою своей непревзойденной, Числом побед и чести чистотой. Сведен с ума Анжелики красой, Я, сир Роланд, герой непокоренный, Деяньями потряс мир изумленный, Навек оставшись в памяти людской. Меня ты превзошел великой славой, — Склоняюсь скромно пред достойным мужем, — Хотя в безумье схожи мы с тобой; Тобою сокрушен и мавр кровавый, И турок злой, – и оба мы, к тому же, Обделены любовию земной.
ГАНДАЛИН, ОРУЖЕНОСЕЦ АМАДИСА ГАЛЛЬСКОГО, САНЧО ПАНСЕ, ОРУЖЕНОСЦУ ДОН КИХОТА СОНЕТ
О, славный муж! Высокою судьбой Ты, рыцарю служить благословенный, Сей жребий принял мирно и степенно, Не встретив въяве схватки грозовой! Серпом, мотыгой век ты мерил свой, Но в путь, в свой час, отправился смиренно — И посрамил отвагой отрешенной Всех тех, кто на словах лишь горд собой. Твой тучен зад. В суме чересседельной Полно еды. Осел твой миловиден, — О, как тебе завидую я глухо… Вперед же, Санчо, к славе беспредельной, — Такой, что сам испанский наш Овидий Тебя почтит приятельскою плюхой!
Дон Бельянис Греческий Дон Кихоту Ламанчскому СОНЕТ
Мечом сражал я и копьем крушил, Всех странствующих рыцарей затмил я, К добру и правде устремляя силы, Непобедим на поле бранном был. Как карликов, я великанов бил, В бою с врагами не щадил усилий, Хранил в душе прекрасный образ милой И, честь блюдя, поверженных щадил. Влеклась за мной судьба рабою верной, Я шел вперед, на случай уповая, Фортуна, рок, – все были мне друзья. Но, хоть взлелеян славой беспримерной, Взнесенной выше лунного серпа я, К тебе, Кихот, питаю зависть я!
Часть 1 Глава 1 — Дон Кихот – Сервантес
повествующая о нраве и образе жизни славного идальго Дон Кихота Ламанчского
В некоем селе Ламанчском, которого название у меня нет охоты припоминать, не так давно жил-был один из тех идальго, чье имущество заключается в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке. Олья чаще с говядиной, нежели с бараниной, винегрет, почти всегда заменявший ему ужин, яичница с салом по субботам, чечевица по пятницам, голубь, в виде добавочного блюда, по воскресеньям, – все это поглощало три четверти его доходов. Остальное тратилось на тонкого сукна полукафтанье, бархатные штаны и такие же туфли, что составляло праздничный его наряд, а в будни он щеголял в камзоле из дешевого, но весьма добротного сукна. При нем находились ключница, коей перевалило за сорок, племянница, коей не исполнилось и двадцати, и слуга для домашних дел и полевых работ, умевший и лошадь седлать, и с садовыми ножницами обращаться. Возраст нашего идальго приближался к пятидесяти годам; был он крепкого сложения, телом сухопар, лицом худощав, любитель вставать спозаранку и заядлый охотник. Иные утверждают, что он носил фамилию Кихада, иные – Кесада. В сем случае авторы, писавшие о нем, расходятся; однако ж у нас есть все основания полагать, что фамилия его была Кехана. Впрочем, для нашего рассказа это не имеет существенного значения; важно, чтобы, повествуя о нем, мы ни на шаг не отступали от истины.
Надобно знать, что вышеупомянутый идальго в часы досуга, – а досуг длился у него чуть ли не весь год, – отдавался чтению рыцарских романов с таким жаром и увлечением, что почти совсем забросил не только охоту, но даже свое хозяйство; и так далеко зашли его любознательность и его помешательство на этих книгах, что, дабы приобрести их, он продал несколько десятин пахотной земли и таким образом собрал у себя все романы, какие только ему удалось достать; больше же всего любил он сочинения знаменитого Фельсьяно де Сильва, ибо блестящий его слог и замысловатость его выражений казались ему верхом совершенства, особливо в любовных посланиях и в вызовах на поединок, где нередко можно было прочитать: «Благоразумие вашего неблагоразумия по отношению к моим разумным доводам до того помрачает мой разум, что я почитаю вполне разумным принести жалобу на ваше великолепие». Или, например, такое: «…всемогущие небеса, при помощи звезд божественно возвышающие вашу божественность, соделывают вас достойною тех достоинств, коих удостоилось ваше величие».
Над подобными оборотами речи бедный кавальеро ломал себе голову и не спал ночей, силясь понять их и добраться до их смысла, хотя сам Аристотель, если б он нарочно для этого воскрес, не распутал бы их и не понял. Не лучше обстояло дело и с теми ударами, которые наносил и получал дон Бельянис, ибо ему казалось, что, какое бы великое искусство ни выказали пользовавшие рыцаря врачи, лицо его и все тело должны были быть в рубцах и отметинах. Все же он одобрял автора за то, что тот закончил свою книгу обещанием продолжить длиннейшую эту историю, и у него самого не раз являлось желание взяться за перо и дописать за автора конец; и так бы он, вне всякого сомнения, и поступил и отлично справился бы с этим, когда бы его не отвлекали иные, более важные и всечасные помыслы. Не раз приходилось ему спорить с местным священником, – человеком образованным, получившим ученую степень в Сигуэнсе, – о том, какой рыцарь лучше: Пальмерин Английский или же Амадис Галльский. Однако маэсе Николас, цирюльник из того же села, утверждал, что им обоим далеко до Рыцаря Феба и что если кто и может с ним сравниться, так это дон Галаор, брат Амадиса Галльского ибо он всем взял; он не ломака и не такой плакса, как его брат, в молодечестве же нисколько ему не уступит.
Одним словом, идальго наш с головой ушел в чтение, и сидел он над книгами с утра до ночи и с ночи до утра; и вот оттого, что он мало спал и много читал, мозг у него стал иссыхать, так что в конце концов он и вовсе потерял рассудок. Воображение его было поглощено всем тем, о чем он читал в книгах: чародейством, распрями, битвами, вызовами на поединок, ранениями, объяснениями в любви, любовными похождениями, сердечными муками и разной невероятной чепухой, и до того прочно засела у него в голове мысль, будто все это нагромождение вздорных небылиц – истинная правда, что для него в целом мире не было уже ничего более достоверного. Он говорил, что Сид Руй Диас очень хороший рыцарь, но что он ни в какое сравнение не идет с Рыцарем Пламенного Меча, который одним ударом рассек пополам двух свирепых и чудовищных великанов. Он отдавал предпочтение Бернардо дель Карпьо оттого, что тот, прибегнув к хитрости Геркулеса, задушившего в своих объятиях сына Земли – Антея, умертвил в Ронсевальском ущелье очарованного Роланда. С большой похвалой отзывался он о Моргате, который хотя и происходил из надменного и дерзкого рода великанов, однако ж, единственный из всех, отличался любезностью и отменною учтивостью. Но никем он так не восхищался, как Ринальдом Монтальванским, особливо когда тот, выехав из замка, грабил всех, кто только попадался ему на пути, или, очутившись за морем, похищал истукан Магомета – весь как есть золотой, по уверению автора. А за то, чтобы отколотить изменника Ганнелона, наш идальго отдал бы свою ключницу да еще и племянницу в придачу.
И вот, когда он уже окончательно свихнулся, в голову ему пришла такая странная мысль, какая еще не приходила ни одному безумцу на свете, а именно: он почел благоразумным и даже необходимым как для собственной славы, так и для пользы отечества сделаться странствующим рыцарем, сесть на коня и, с оружием в руках отправившись на поиски приключений, начать заниматься тем же, чем, как это ему было известно из книг, все странствующие рыцари, скитаясь по свету, обыкновенно занимались, то есть искоренять всякого рода неправду и в борении со всевозможными случайностями и опасностями стяжать себе бессмертное имя и почет. Бедняга уже представлял себя увенчанным за свои подвиги, по малой мере, короной Трапезундского царства; и, весь отдавшись во власть столь отрадных мечтаний, доставлявших ему наслаждение неизъяснимое, поспешил он достигнуть цели своих стремлений. Первым делом принялся он за чистку принадлежавших его предкам доспехов, некогда сваленных как попало в угол и покрывшихся ржавчиной и плесенью. Когда же он с крайним тщанием вычистил их и привел в исправность, то заметил, что недостает одной весьма важной вещи, а именно: вместо шлема с забралом он обнаружил обыкновенный шишак; но тут ему пришла на выручку его изобретательность: смастерив из картона полушлем, он прикрепил его к шишаку, и получилось нечто вроде закрытого шлема. Не скроем, однако ж, что когда он, намереваясь испытать его прочность и устойчивость, выхватил меч и нанес два удара, то первым же ударом в одно мгновение уничтожил труд целой недели; легкость же, с какою забрало разлетелось на куски, особого удовольствия ему не доставила, и, чтобы предотвратить подобную опасность, он сделал его заново, подложив внутрь железные пластинки, так что в конце концов остался доволен его прочностью и, найдя дальнейшие испытания излишними, признал его вполне годным к употреблению и решил, что это настоящий шлем с забралом удивительно тонкой работы.
Затем он осмотрел свою клячу и, хотя она хромала на все четыре ноги и недостатков у нее было больше, чем у лошади Гонеллы, которая tantum pellis et ossa fuit , нашел, что ни Буцефал Александра Македонского, ни Бабьека Сида не могли бы с нею тягаться. Несколько дней раздумывал он, как ее назвать, ибо, говорил он себе, коню столь доблестного рыцаря, да еще такому доброму коню, нельзя не дать какого-нибудь достойного имени. Наш идальго твердо держался того мнения, что если произошла перемена в положении хозяина, то и конь должен переменить имя и получить новое, славное и громкое, соответствующее новому сану и новому поприщу хозяина; вот он и старался найти такое, которое само показывало бы, что представлял собой этот конь до того, как стал конем странствующего рыцаря, и что он собой представляет теперь; итак, он долго придумывал разные имена, роясь в памяти и напрягая воображение, – отвергал, отметал, переделывал, пускал насмарку, сызнова принимался составлять, – и в конце концов остановился на Росинанте, имени, по его мнению, благородном и звучном, поясняющем, что прежде конь этот был обыкновенной клячей, ныне же, опередив всех остальных, стал первой клячей в мире.
Столь удачно, как ему казалось, назвав своего коня, решился он подыскать имя и для себя самого и, потратив на это еще неделю, назвался наконец Дон Кихотом, – отсюда, повторяем, и сделали вывод авторы правдивой этой истории, что настоящая его фамилия, вне всякого сомнения, была Кихада, а вовсе не Кесада, как уверяли иные. Вспомнив, однако ж, что доблестный Амадис не пожелал именоваться просто Амадисом, но присовокупил к этому имени название своего королевства и отечества, дабы тем прославить его, и назвался Амадисом Галльским, решил он, что и ему, как истинному рыцарю, надлежит присовокупить к своему имени название своей родины и стать Дон Кихотом Ламанчским, чем, по его мнению, он сразу даст понять, из какого он рода и из какого края, и при этом окажет честь своей отчизне.
Вычистив же доспехи, сделав из шишака настоящий шлем, выбрав имя для своей лошаденки и окрестив самого себя, он пришел к заключению, что ему остается лишь найти даму, в которую он мог бы влюбиться, ибо странствующий рыцарь без любви – это все равно что дерево без плодов и листьев или же тело без души.
– Если в наказание за мои грехи или же на мое счастье, – говорил он себе, – встретится мне где-нибудь один из тех великанов, с коими странствующие рыцари встречаются нередко, и я сокрушу его при первой же стычке, или разрублю пополам, или, наконец, одолев, заставлю просить пощады, то разве плохо иметь на сей случай даму, которой я мог бы послать его в дар, с тем чтобы он, войдя, пал пред моею кроткою госпожою на колени и покорно и смиренно молвил: «Сеньора! Я – великан Каракульямбр, правитель острова Малиндрании, побежденный на поединке неоцененным рыцарем Дон Кихотом Ламанчским, который и велел мне явиться к вашей милости, дабы ваше величие располагало мной по своему благоусмотрению»?
О, как ликовал наш добрый рыцарь, произнося эти слова, особливо же когда он нашел, кого назвать своею дамой! Должно заметить, что, сколько нам известно, в ближайшем селении жила весьма миловидная деревенская девушка, в которую он одно время был влюблен, хотя она, само собою разумеется, об этом не подозревала и не обращала на него никакого внимания. Звали ее Альдонсою Лоренсо, и вот она-то и показалась ему достойною титула владычицы его помыслов; и, выбирая для нее имя, которое не слишком резко отличалось бы от ее собственного и в то же время напоминало и приближалось бы к имени какой-нибудь принцессы или знатной сеньоры, положил он назвать ее Дульсинеей Тобосскою — ибо родом она была из Тобоссо, – именем, по его мнению, приятным для слуха, изысканным и глубокомысленным, как и все ранее придуманные им имена.
Солисдан Дон Кихоту Ламанчскому СОНЕТ
Хотя, сеньор достойный Дон Кихот, У вас от книг сознанье помутнело, Но и завистник самый оголтелый Пятна на вашей чести не найдет. Вы, подвигам своим теряя счет, С несправедливым злом сражались смело, Хотя не раз бивал за это дело И брал вас в плен тупой и пошлый сброд. И ежели красотка Дульсинея, Вас прогнала жестоко и постыдно, Не оценивши верности прекрасной, Утешьтесь: да глупа она, Бог с нею, И сват из Санчо Пансы незавидный, И сами вы – жених не слишком страстный.
Рыцарь Феба Дон Кихоту Ламанчскому СОНЕТ
Учтивый муж, цари на поле бранном, Ведь подвиги мои твои затмили! Мы храбростью равны, но рыцарь странный, Испанский Феб меня превысил силой. Сулили мне короны, царства, страны, Молили: правь над нами, рыцарь милый! Все я отринул ради Кларидьяны, В красу ее влюбившись до могилы. Утратив разум, я, в разлуке с нею, Играл со смертью так, что ад, поверьте, Дрожал, когда я пир кровавый правил. А ты, Кихот, любовью к Дульсинее И собственное имя обессмертил, И образ той, кого любил, прославил!
Диалог Бабьеки и Росинанта Сонет
Б. Эй, Росинант, что ты так тонкотел? Р. Легко ль коню голодному, больному? Б. Где ж твой овес, где сытная солома? Р. Их мой хозяин сам на завтрак съел. Б. Осел, кто на хозяина посмел Взводить поклеп, тем честь позоря дома! Р. Хозяин фору даст ослу любому: Влюбился – и рассудком оскудел. Б. Любовь – безумье? Р. Нет, гораздо хуже! Б. Умно! Р. Еще бы, – голод учит жить. Б. К хозяину ступай с мольбой горячей. Р. К кому ж идти мне с жалобой досужей? Ведь конюх мой, коль правду говорить, Да и хозяин, – жалкие две клячи!
🗹
