О произведении
Книга «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева написана в жанре сентиментального путешествия, который был особенно популярен в литературе в конце XVIII века. Представляет собой рассуждения писателя касательно общественного устройства России. Впервые произведение было опубликовано в 1790 году без указания авторства, но быстро оказалось под запретом вплоть до 1905 года.
Рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Путешествия из Петербурга в Москву» по главам. Проверить полученные знания можно при помощи теста на нашем сайте.
Материал подготовлен совместно с учителем высшей категории Кучминой Надеждой Владимировной.
Опыт работы учителем русского языка и литературы — 27 лет.
Путешествие из Петербурга в Москву
На этот счёт есть несколько версий.
Первая в общем сводится к тому, что писатель со времени ссылки страдал от душевной болезни. Сын его и биограф Павел Радищев смерть писателя описывает так: «11 сентября 1802 года, в 9 или 10 часов утра, Радищев, приняв лекарство, вдруг схватывает большой стакан с крепкой водкой
Видимо, имеется в виду смесь азотной и серной кислоты. , приготовленной для вытравления мишуры поношенных эполет старшего его сына, и выпивает разом. В ту же минуту берёт бритву и хочет
зарезаться»
18 Радищев П. А. Биография А. Н. Радищева // Биография А. Н. Радищева, написанная его сыновьями. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. . Вслед за этим, как пишет биограф, у писателя вырвали бритву, тот потребовал священника и исповедовался «как истинный христианин». К постели умирающего прибывает Виллие, императорский лейб-медик, присланный Александром I (такой же чести из русских писателей удостаивались после только Пушкин и Карамзин). Помочь умирающему он не может, ответ на его вопрос — что могло побудить писателя лишить себя жизни? — получает «продолжительный, несвязный» и уезжает, заметив: «Видно, что этот человек был очень несчастлив».
Пушкин полагает, что Радищев испугался тягот и унижения новой ссылки: привлечённый Александром I к работе в законодательной комиссии, писатель, «увлечённый предметом, некогда близким к его умозрительным занятиям, вспомнил старину и в проекте, представленном начальству, предался своим прежним мечтаниям. Граф З. удивился молодости его седин и сказал ему с дружеским упреком: «Эх, Александр Николаевич, охота тебе пустословить по-прежнему! или мало тебе было Сибири?» В этих словах Радищев увидел угрозу»; «Он занервничал, стал всем говорить, что «до него добираются», и уже не мог думать ни о чём другом». Пушкин описывает фактически паранойю. Реальных оснований бояться не было: реплика графа Завадовского
Пётр Васильевич Завадовский (1739–1812) — государственный деятель. Участвовал в Русско-турецкой войне 1768–1774 годов. После представления Екатерине II в 1775 году стал её фаворитом, однако вследствие интриг князя Потёмкина был удалён от императорского двора. Состоял на государственной службе. Был первым министром народного просвещения, с 1802 по 1810 год. носила явно шутливый характер, а положение Радищева в это время чрезвычайно прочно. Комиссию по составлению законов возглавлял давний друг и покровитель Радищева — государственный канцлер граф Александр Воронцов, поэтому угроза графа Петра Завадовского, подчинённого Воронцову, не могла иметь никакого веса, даже если предположить, что Завадовский не шутил.
Григорий Чхартишвили объясняет
19 Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. М.: Новое литературное обозрение, 1999. поступок Радищева «лагерным синдромом» — этим термином в XX веке обозначили реакцию бывших узников концлагерей, чья психическая травма от пережитых страданий, унижений и нравственных компромиссов часто приводила их к суициду:
Обычно жертвами лагерного синдрома становятся люди думающие, тонко чувствующие, с высоко развитым чувством собственного достоинства. Эта мина замедленного действия может взорваться в любой момент под воздействием обстоятельств, хотя бы частично воссоздающих обстановку перенесённого кошмара. Когда травмированному лагерным синдромом человеку кажется, что всё это может повториться вновь, смерть — и та выглядит предпочтительней.
Радищеву, по мысли Чхартишвили, достаточно было простого напоминания о прошлом, чтобы мина взорвалась.
Сумасшествием объяснял гибель писателя и его сын и биограф Павел Радищев — но тут нужно учесть, что самоубийство в христианстве — смертный грех, так что преданный сын мог пытаться просто спасти таким образом память отца. Официальное заключение гласило, что Радищев умер от чахотки, и похоронили его по православному обряду, в чём самоубийцам отказано.
Но есть и другая версия: самоубийство было осознанным, идеологическим выбором писателя. Деятели Просвещения, вслед за героями Античности, рассматривали самоубийство как допустимый, а иногда и желательный выход из неразрешимой ситуации. Монтень писал: «Лучше всего добровольная смерть. Жизнь зависит от воли других, смерть же зависит только от нас». Право на смерть воспринималось в этом контексте как одно из естественных и неотменимых прав всякого человека — таких же, как жизнь и свобода. Павел Радищев соглашается и с этим: «Он допускал самоубийство: Quand on a tout perdu, quand on n’a plus d’espoir», то есть «Коль всё потеряно, когда надежды нет» — цитата из трагедии Вольтера «Меропа».
В своё время на Радищева произвела огромное впечатление смерть его старшего товарища по Пажескому корпусу и однокашника по Лейпцигскому университету Фёдора Ушакова. Тот, уже находясь при смерти, уговаривал друзей дать ему яду, чтобы прервать его мучения. Друзья отказались осуществить эту, как мы сказали бы теперь, эвтаназию, но впоследствии Радищев считал такую меру оправданной. Обращаясь к Кутузову
Алексей Михайлович Кутузов (1748–1791) — мистик, масон. Близкий друг Александра Радищева и Николая Карамзина. Переводил с немецкого. В 1878 году уехал в Германию для изучения алхимии. Умер в Берлине. , Радищев напоминает ему этот болезненный эпизод из их общего прошлого, на который теперь он смотрит иначе: «Воспомяни сию картину и скажи, что делалось тогда в душе твоей. Пиющий Сократ отраву пред друзьями своими наилучшее преподал им учение, какого во всём житии своём не возмог».
Если, читая, тебе захочется спать, то сложи книгу и усни. Береги её для бессонницы
Александр Радищев
Теория оправдания суицида подробно изложена в главе «Крестьцы», где добродетельный отец, отправляющий сыновей на службу, наставляет их в их самостоятельной жизни и между прочим советует и даже требует умереть, «если, доведённу до крайности, не будет тебе покрова от угнетения». Тут он ссылается на слова умирающего Катона — а конкретнее, героя одноимённой трагедии Джозефа Аддисона
Джозеф Аддисон (1672–1719) — поэт, драматург. Был издателем «Лондонской газеты». Сооснователь журналов Tatler (в честь которого в 1901 году был назван выходящий до сих пор журнал о моде и светской жизни) и The Spectator. Автор популярной в XVIII веке трагедии «Катон». (1713). Катон Младший был философом-стоиком, общепризнанным примером высокой нравственности, претором Римской республики и лидером сенатской оппозиции Юлию Цезарю. После сокрушительного поражения сил республиканцев Катон бросился на меч, не пожелав, как пишет Плутарх, «чтобы тиран, творя беззаконие, ещё и связал бы <?его> благодарностью» и прокомментировав решение о самоубийстве следующим образом: «Ну, теперь я сам себе хозяин». Катон был важной ролевой моделью для Радищева (ту же трагедию Аддисона он цитирует и в другой главе — «Бронницы»). Юрий Лотман полагает, что самоубийство Радищева было исполнено именно по этому образцу как «акт утверждения свободы и автономности
личности»
20 Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Труды по знаковым системам, 8. Тарту, 1977. .
В предисловии к лондонскому изданию «Путешествия» Александр Герцен в каком-то смысле объединил две теории — Радищев покончил с собой из-за депрессии, вызванной крушением его гражданских идеалов: «Вызванный самим Александром I на работу, он надеялся провесть несколько своих мыслей и пуще всего — мысль об освобождении крестьян, в законодательство, и когда, пятидесятилетний мечтатель, он убедился, что нечего думать об этом, тогда он принял яду и умер!»
21 Герцен А. И. Предисловие к книге «Кн. Щербатов. «О повреждении нравов в России» и А. Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву» // Полное собр. соч. Т. 9. С. 270–271. Действительно, можно увидеть здесь отголоски «вертеровского поветрия»: сентиментализм воспитал в русских дворянах европейскую чувствительность, несовместимую с грубой российской реальностью. Чхартишвили приводит выразительный пример 17-летнего помещика Михаила Сушкова, автора повести «Российский Вертер», который «отпустил на волю своих крепостных, написал пространное философское письмо в стиле излияний гётевского героя и застрелился» в 1792 году.
Другие персонажи
- Господин Ч. – добрый знакомый главного героя, человек крутого нрава.
- Павел – капитан небольшого судна, который, рискуя собственной жизнью, спас двадцать человек, оказавшихся в затопленной лодке.
- Купец – жертва мошенника, из-за которого оказался под судом, лишившись чинов, имущества и семьи.
- Карп Дементьич – купец третьей гильдии, именитый гражданин.
- Крестьянкин – давнишний приятель главного героя, честный и справедливый дворянин.
- Аннушка – простая крестьянская девушка, честная, искренняя, благородная.
- Слепой старик – зарабатывает на жизнь милостыней, в прошлом – отважный воин.
А ещё у нас есть:
для самых компанейских —
Главные герои «Путешествие из Петербурга в Москву»
для самых крутых —
Читать «Путешествие из Петербурга в Москву» полностью
Краткое содержание
Вступление
Автор обращается к другу и жалуется на то, что его душа «страданиями человечества уязвлена стала». Он с грустью отмечает: в большинстве случаев беды и несчастья с человеком происходят по той причине, что он «взирает непрямо на окружающие его предметы».
Пытаясь отыскать решение этой проблемы, автор находит его и радостно делится: «Я человеку нашел утешителя в нем самом». Он надеется, что его книга придется по душе если не всем читателям, то хотя бы некоторым из них.
Выезд
Сразу после ужина с друзьями главный герой усаживается в кибитку, и «во всю лошадиную мочь» мчит по городским улицам. Ему тяжело расставаться с близкими и дорогими сердцу людьми, однако он пытается перебороть чувство тоски.
Незаметно он засыпает под «звон почтового колокольчика», а, проснувшись, узнает, что подъезжает к почтовому двору в Софии.
София
Сонный почтовый комиссар отказывается поменять лошадей путешественнику. Он говорит, что лошадей нет, и предлагает ему испить чаю и лечь спать. Однако мужчина не верит комиссару и отправляется в конюшню, чтобы лично убедиться в наличии лошадей. Хоть и сильно исхудавшие, они все же стоят в конюшне, и вполне могут довезти его до следующей станции.
Путешественник хочет было попотчевать комиссара палкой за несговорчивость, но в последний момент меняет свое решение. Он платит софийским ямщикам, чтобы те побыстрее запрягли лошадей, и отправляется в дорогу. Герой приходит к выводу, что «рассудок есть раб нетерпеливости».
Тосна
Поначалу дорога из Петербурга радует путешественника, но, «дождями разжиженная», она становится непроходимой. Устав от сильной тряски, он решает немного передохнуть. В почтовой избе он находит старой закалки стряпчего с «великим множеством изодранных бумаг».
Стряпчий рассказывает, что служит регистратором в архиве и занимается составлением родословных древ. Ему удалось восстановить родословные «многих родов российских», и теперь он планирует продавать их дворянам. Однако путешественник понимает, что это многим может вскружить голову, и советует регистратору продать свои записи «на вес разносчикам для обвертки».
Любани
Во время путешествия в кибитке мысли героя устремлены в «неизмеримость мира», однако философским рассуждениям мешает откровенно плохая дорога, и путешественник решает пройтись пешком. Неподалеку от дороги он замечает крестьянина, вспахивающего землю. Герой удивляется, что мужчина работает в воскресный день, да еще в самую жару.
Выясняется, что у пахаря большая семья, и, чтобы прокормить ее, он вынужден работать на помещика без выходных, с утра и до глубокой ночи. Но он не жалуется на жизнь, и лишь сокрушается по поводу новой моды: отдавать «крестьян своих чужому в работу». Вот только простые работяги ничего поделать с этим не могут.
Рассказ крестьянина заставляет задуматься путешественника и переосмыслить собственное отношение к верному слуге.
Чудово
В почтовой избе герой неожиданно встречает своего хорошего приятеля – господина Ч., который рассказывает ему причину своего вынужденного отъезда из Петербурга.
Он решил посетить Кронштадт и осмотреть быстро развивающийся город. Напоследок господин Ч. вознамерился потешить себя морской прогулкой и полюбоваться «великолепным зрелищем восхождения солнца». Однако внезапно начавшийся шторм помешал его планам. Судно быстро наполнилось водой и все, кто был на нем, независимо от сословий, принялись вычерпывать воду.
Капитану судна удалось первому попасть на берег, где он обратился за помощью к солдатам. Вот только подчиненные побоялись разбудить начальника гарнизона, опасаясь его гнева. Изможденному Павлу не оставалось ничего иного, как попросить обычных солдат помочь спасти людей из тонущей лодки.
В результате все были спасены, но господин Ч. был настолько разъярен равнодушным поведением начальника гарнизона, что покинул город и светское общество, которое оказалось на стороне этого бездушного человека.
Спасская полесть
Когда путешественник готов был вновь отправиться в путь, начался сильный ливень. Понимая, что «с погодою не сладишь», он возвращается в избу, и слышит, как мужчина рассказывает своей жене историю об одном чиновнике. Тот настолько любил устриц, что ел их при любой возможности, и даже за казенный счет гонял за ними курьера в Петербург.
По окончании дождя путешественник вновь собирается в дорогу. К нему в попутчики напрашивается мужчина, который рассказывает свою печальную историю. Будучи купцом, он оказался жертвой ловкого мошенника, из-за которого попал под суд. Узнав об этом, его горячо любимая жена, бывшая на сносях, преждевременно родила. Младенец скончался, а спустя несколько суток умерла и несчастная женщина, подхватившая горячку. В последний момент купцу помогли сбежать его верные друзья, и теперь он едет «куда глаза глядят».
Подберезье
Из-за плохого самочувствия герой вынужден сделать небольшую паузу в своем путешествии. Он знакомится с приятным молодым человеком – семинаристом, который пешком держит путь в Петербург, к дяде.
Разговорившись, семинарист делится с путешественником проблемами современного образования. В семинариях обучают многим наукам, но лишь на латинском языке и на основе трудов античных ученых. Выучив английский и французский, и прочитав работы европейских авторов, молодой человек был поражен, насколько прогрессивными оказались западные умы. Он уверен, что науки только в том случае будут развиваться, если «преподаются на языке народном».
Новгород
Подъезжая к Новгороду, герой любуется «на множество монастырей, вокруг оного лежащих». Но, оказавшись в самом городе, он видит, тот находится в плачевном состоянии. Ранее, во время народного правления, Новгород процветал, но после захвата его Иваном Грозным и утверждением княжеской власти он постепенно стал ветшать. Герой рассуждает на тему «права народного» и эти горькие мысли не дают ему покоя.
Путешественник останавливается у своего старого знакомого – купца Карла Дементьевича, который на днях женил сына. Они беседуют о вексельной системе, которая, по сути, совершенно бесполезна. Пользуясь несовершенством законодательной системы, Карл Дементьевич без зазрения совести брал большие ссуды, но отдавал их, предварительно переписав все имущество на супругу.
Бронницы
Герой поднимается на гору, «близ Бронниц находящуюся», на которой ранее располагался языческий храм. Поддавшись атмосфере старинного места, он размышляет о Боге и смысле жизни. В итоге приходит к выводу, что только человек волен распоряжаться собственной судьбой. Для достижения земного счастья нужно усердно трудиться, а Бог является лишь инструментом морального воспитания.
Зайцово
В Зайцове путешественник встречает своего старинного приятеля, начальника суда Крестьянкина, имеющего чувствительную душу и «сердце человеколюбивое». После многолетней разлуки друзья делятся событиями своей жизни, и главный герой узнает, что альтруизм его приятеля послужил причиной отставки от одного дела.
Некий помещик, купивший деревню, стал очень жестоко обращаться с тамошними крестьянами. Терпению подневольных людей наступил конец, когда барские сыновья ради потехи чуть было не изнасиловали невесту перед самим венчанием. Не выдержав подобного надругательства, крестьяне убили помещика и все его семейство.
Крестьянкин жалел крестьян, однако сослуживцы настаивали на самом суровом для них приговоре. Не желая принимать участия в этом грязном деле, он покинул службу.
После этой истории главный герой получает письмо от своего приятеля, в котором узнает о неожиданной для всех свадьбе двух стариков: бывшей владелицы публичного дома и барона Дурындина, польстившегося на деньги невесты.
Крестьцы
В Крестьцах путешественник становится невольным свидетелем «расстания у отца с детьми». Эта сцена трогает героя, поскольку он сам отец и в будущем ему также предстоит с ними расстаться. Его откровенно раздражает «несчастный предрассудок», согласно которому дворянские дети должны идти на службу. Герой находит в этом лишь непомерное тщеславие отцов, желающих видеть своих отпрысков в высоких воинских чинах. На самом же деле, лишь двое из ста «дворянчиков» становятся добрыми людьми, остальные же начинают вести разгульный образ жизни, постепенно превращаясь в распутных щеголей.
Яжелбицы
Этот день послан герою «судьбою на испытание», поскольку он, проезжая мимо кладбища, становится очевидцем страшной картины. Обезумевший от горя отец мешает погребению умершего сына, крепко вцепившись в маленький гроб.
Выясняется, что мальчик был больным уже при рождении, и причиной его хвори стала «смрадная болезнь» – венерическое заболевание, которым в молодости переболел его отец.
Герой пускается в размышления о разврате. Он призывает молодежь задумываться не только о своем здоровье, но и о здоровье своих потомков, прежде чем поддаться греховному искушению.
Валдаи
Приехав в Валдаи, путешественник узнает, что «сей городок достопамятен» распутством местных жителей, «особливо женщин незамужних». Герой описывает нравы этого города, в котором развратные девицы завлекают приезжих, предлагая им свои услуги. Местом для любовных услад служат бани, куда валдайские дамы приглашают отдохнуть с дороги денежных странников. Путники проводят в бане ночь, «теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время».
Едрово
В Едрово путешественник видит группу из тридцати молодых сельских женщин. Он любуется ими, его пленяет «красота юности в полном блеске». Герой сравнивает искусственную, болезненную красоту городских кокеток с живой, крепкой статью крестьянок, и этот выбор явно не в пользу горожанок.
По дороге путешественник знакомится с молодой крестьянкой Аннушкой, который рассказывает о своей мечте – выйти замуж за любимого парня и нарожать ему детишек. Вот только на выкуп жениха нужно сто рублей, а для их семьи это огромные деньги. Герой решает помочь молодым, но те решительно отказываются от помощи. Несмотря на бедность и низкое происхождение, эти люди не утратили честь и достоинство. Герой немало удивлен тому, сколько «благородства в образе мыслей у сельских жителей».
Хотилов
Проезжая мимо Хотилова, герой пускается в рассуждения о человеческих правах. Его безмерно огорчает тот факт, что один из самых важных членов общества – земледелец – «ощущает тяготу неволи». В крепостничестве он видит большое зло, причину многих пороков среди крестьян, и призывает к отмене этого жестокого ярма.
Вышний Волочок
Прибыв в Вышний Волочок, путешественник замечает, что здесь царит «мощный побудитель человеческих деяний — корыстолюбие». Однако все богатство этого края есть результат рабского труда местных крестьян. Герой припоминает одного помещика, который в погоне за звонкой монетой заставлял своих крепостных трудиться без выходных, отбирал у них скотину и даже небольшие клочки земли. Барин этот стал знаменитым землевладельцем, вот только, по мнению героя, это не делает ему чести, и он не вправе «носить имя гражданина».
Выдропуск
Проезжая мимо Выдропуска, путешественник принимается за бумаги своего приятеля «о уничтожении придворных чинов». Во время и прочтения он размышляет о расточительной роскоши и сомнительных нравах, царящих при дворе. Герой уверен, что человека необходимо ценить по его личным качествам и совершенным поступкам, но не по уровню его богатства.
Торжок
На почтовом дворе в Торжке герой знакомится с молодым человеком, который также держит путь в Петербург. Они заводят разговор о цензуре, которая преследует лишь уничижительную цель – «почеркивать, марать, не дозволять, драть, жечь». Собеседники приходят к единому мнению, что цензура – явление абсолютно бесполезное, и ее следует заменить на народное мнение.
Медное
Продолжив свой путь, герой принимается за чтение местной газеты, в которой натыкается на объявление о продаже имений и крестьян. К подобной мере прибегают разорившиеся помещики. Очень часто при таких торгах крестьянские семьи навеки разлучаются, оказываясь у разных хозяев. Новых владельцев мало беспокоит нечеловеческое горе их новой прислуги, которую они принимают за бесправный скот.
Тверь
Во время обеда в одном из трактиров в Твери путешественник знакомится с молодым поэтом. Тот делится своими переживаниями о том, что поэзия в России «далеко еще отстоит величия». Большинство образованных людей предпочитают разговаривать на французском, забывая свой родной русский язык. Поэт делится с новым знакомым своими произведениями, которые намеревается напечатать.
Городня
В Городне путешественник становится свидетелем большого смятения среди деревенских жителей. Как оказалось, «рекрутский набор был причиною рыдания и слез многих толпящихся». Власти безжалостно отбирают даже единственного сына у престарелой больной вдовы, обрекая ее на голодную смерть.
Но для некоторых рекрутов служба была спасением от ежедневных унижений со стороны господ. Незавидная солдатская доля для них слаще рабской жизни.
Завидово
Во время смены лошадей в Завидово путешественник сталкивается с надменным и своевольным офицером. Он не собирается терять время на постоялом дворе и требует у главного героя, чтобы тот подарил ему своих лошадей. Путешественник, не обращая внимание на приказной тон «властновелительного гранодера», дает ему решительный отпор. После он принимается рассуждать о нравственной деградации людей, которые привыкли пресмыкаться перед высокими чинами.
Клин
На станции герой встречает слепого старца, поющего народную песню. Его грустный голос, весь его облик «проницал в сердца его слушателей». Желая как-то помочь старику, путешественник дает ему рубль, однако тот отвергает его, боясь, что кто-то сможет согрешить и украсть его. Вместо денег он просит у странника теплый платок. Разговорившись, слепой старец делится незамысловатой историей своей жизни. Им было совершено немало хороших дел, поскольку старик всегда считал, что «доброе приятно господу».
Пешки
Сильный голод приводит путешественника к крестьянской избе, где он обедает «старым куском жареной говядины». Хозяйка, заметив у гостя небольшой кусок сахара, просит барина поделиться им с маленьким сыном, для которого это небывалое угощение. Разговорившись, женщина жалуется на тяжелую долю, страшную нищету и несправедливость. Герой не понимает, отчего большинство помещиков совсем не беспокоятся о достойной жизни для своих крестьян, которым они обязаны своим богатством.
Черная грязь
Проезжая по Черной грязи, герой становится свидетелем «самовластия дворянского над крестьянами» – насильственной свадьбы, сыгранной по приказу помещика. Ни жених, ни невеста совсем не рады этому союзу. Путешественник считает, что такие браки никогда не принесут людям счастья и по сути являются настоящим преступлением.
Новгород
Гордитеся, тщеславные созидатели градов, гордитесь, основатели государств; мечтайте, что слава имени вашего будет вечна; столпите камень на камень до самых облаков; иссекайте изображения ваших подвигов и надписи, дела ваши возвещающие. Полагайте твердые основания правления законом непременным. Время с острым рядом зубов смеется вашему кичению. Где мудрые Солоновы и Ликурговы законы, вольность Афин и Спарты утверждавшие? — В книгах. А на месте их пребывания пасутся рабы жезлом самовластия. — Где пышная Троя, где Карфага? — Едва ли видно место, где гордо они стояли. — Курится ли таинственно единому существу нетленная жертва во славных храмах древнего Египта? Великолепные оных остатки служат убежищем блеющему скоту во время средиденного зноя. Не радостными слезами благодарения всевышнему отцу они орошаемы, но смрадными извержениями скотского тела. О! гордость, о! надменность человеческая, воззри на сие и познай, колико ты ползуща!
В таковых размышлениях подъезжал я к Новугороду, смотря на множество монастырей, вокруг оного лежащих.
Сказывают, что все сии монастыри, даже и на пятнадцать верст расстоянием от города находящиеся, заключались в оном; что из стен его могло выходить до ста тысяч войска. Известно по летописям, что Новгород имел народное правление. Хотя у их были князья, но мало имели власти. Вся сила правления заключалася в посадниках и тысяцких. Народ в собрании своем на вече был истинный государь. Область Новогородская простиралася на севере даже за Волгу. Сие вольное государство стояло в Ганзейском союзе. Старинная речь: кто может стать против бога и великого Новагорода — служить может доказательством его могущества. Торговля была причиною его возвышения. Внутренние несогласия и хищный сосед совершили его падение.
На мосту вышел я из кибитки моей, дабы насладиться зрелищем течения Волхова. Не можно было, чтобы не пришел мне на память поступок царя Ивана Васильевича по взятии Новагорода. Уязвленный сопротивлением сея республики, сей гордый, зверский, но умный властитель хотел ее разорить до основания. Мне зрится он с долбнею на мосту стоящ, так иные повествуют, приносяй на жертву ярости своей старейших и начальников новогородских. Но какое он имел право свирепствовать против них; какое он имел право присвоять Новгород? То ли, что первые великие князья российские жили в сем городе? Или что он писался царем всея Русии? Или что новогородцы были славенского племени? Но на что право, когда действует сила? Может ли оно существовать, когда решение запечатлеется кровию народов? Может ли существовать право, когда нет силы на приведение его в действительность? Много было писано о праве народов; нередко имеют на него ссылку; но законоучители не помышляли, может ли быть между народами судия. Когда возникают между ими вражды, когда ненависть или корысть устремляет их друг на друга, судия их есть меч. Кто пал мертв или обезоружен, тот и виновен; повинуется непрекословно сему решению, и апеллации на оное нет. Вот почему Новгород принадлежал царю Ивану Васильевичу. Вот для чего он его разорил и дымящиеся его остатки себе присвоил. Нужда, желание безопасности и сохранности созидают царства; разрушают их несогласие, ухищрение и сила.
Что ж есть право народное? — Народы, говорят законоучители, находятся один в рассуждении другого в таком же положении, как человек находится в отношении другого в естественном состоянии.
— Вопрос: в естественном состоянии человека какие суть его права?
— Ответ: взгляни на него. Он наг, алчущ, жаждущ. Все, что взять может на удовлетворение своих нужд, все присвояет. Если бы что тому воспрепятствовать захотело, он препятствие удалит, разрушит и приобретет желаемое.
— Вопрос: если на пути удовлетворения нуждам своим он обрящет подобного себе, если, например, двое, чувствуя голод, восхотят насытиться одним куском, — кто из двух большее к приобретению имеет право?
— Ответ: тот, кто кусок возьмет.
— Вопрос: кто же возьмет кусок?
— Ответ: кто сильнее.
— Неужели сие есть право естественное, неужели се основание права народного?
— Примеры всех времян свидетельствуют, что право без силы было всегда в исполнении почитаемо пустым словом.
— Вопрос: что есть право гражданское?
— Ответ: кто едет на почте, тот пустяками не занимается и думает, как бы лошадей поскорее промыслить.
Из летописи новгородскойНовогородцы с великим князем Ярославом Ярославичем вели войну и заключили письменное примирение. Новогородцы сочинили письмо для защищения своих вольностей и утвердили оное пятидесятью осьмию печатьми. Новогородцы запретили у себя обращение чеканной монеты, введенной татарами в обращение. Новгород в 1420 году начал бить свою монету. Новгород стоял в Ганзейском союзе. В Новегороде был колокол, по звону которого народ собирался на вече для рассуждения о вещах общественных. Царь Иван письмо и колокол у новогородцев отнял. Потом. В 1500 году — в 1600 году — в 1700 году — году — году Новгород стоял на прежнем месте. |
Но не все думать о старине, не все думать о завтрешнем дне. Если беспрестанно буду глядеть на небо, не смотря на то, что под ногами, то скоро споткнусь и упаду в грязь… размышлял я. Как ни тужи, а Новагорода по прежнему не населишь. Что бог даст вперед. Теперь пора ужинать. Пойду к Карпу Дементьичу.
— Ба! ба! ба! добро пожаловать, откуды бог принес, — говорил мне приятель мой Карп Дементьич, прежде сего купец третьей гильдии, а ныне именитый гражданин.
— По пословице, счастливый к обеду. Милости просим садиться.
— Да что за пир у тебя?
— Благодетель мой, я женил вчера парня своего.
Благодетель твой, подумал я, не без причины он меня так величает. Я ему, как и другие, пособил записаться в именитые граждане. Дед мой будто должен был по векселю 1000 рублей, кому, того не знаю, с 1737 году. Карп Дементьич в 1780 вексель где-то купил и какой-то приладил к нему протест. Явился он ко мне с искусным стряпчим, и в то время взяли они с меня милостиво одни только проценты за 50 лет, а занятый капитал мне весь подарили. Карп Дементьич человек признательный.
— Невестка, водки нечаянному гостю.
— Я водки не пью.
— Да хотя прикушай. Здоровья молодых… — и сели ужинать.
По одну сторону меня сел сын хозяйский, а по другую посадил Карп Дементьич свою молодую невестку.
…Прервем речь, читатель. Дай мне карандаш и листочек бумажки. Я тебе во удовольствие нарисую всю честную компанию и тем тебя причастным сделаю свадебной пирушке, хотя бы ты на Алеутских островах бобров ловил. Если точных не спишу портретов, то доволен буду их силуетами. Лаватер и по них учит узнавать, кто умен и кто глуп.
Карп Дементьич — седая борода, в восемь вершков от нижней губы. Нос кляпом, глаза ввалились, брови как смоль, кланяется об руку, бороду гладит, всех величает: благодетель мой.
Аксинья Парфентьевна, любезная его супруга. В шестьдесят лет бела как снег и красна как маков цвет, губки всегда сжимает кольцом; ренского не пьет, перед обедом полчарочки при гостях да в чулане стаканчик водки. Приказчик мужнин хозяину на счете показывает… По приказанию Аксиньи Парфентьевны куплено годового запасу 3 пуда белил ржевских и 30 фунтов румян листовых… Приказчики мужнины — Аксиньины камердинеры.
Алексей Карпович, сосед мой застольный. Ни уса, ни бороды, а нос уже багровый, бровями моргает, в кружок острижен, кланяется гусем, отряхая голову и поправляя волосы. В Петербурге был сидельцем. На аршин когда меряет, то спускает на вершок; за то его отец любит, как сам себя; на пятнадцатом году матери дал оплеуху.
Парасковья Денисовна, его новобрачная супруга, бела и румяна. Зубы как уголь. Брови в нитку, чернее сажи. В компании сидит потупя глаза, но во весь день от окошка не отходит и пялит глаза на всякого мужчину. Под вечерок стоит у калитки. Глаз один подбит. Подарок ее любезного муженька для первого дни; — а у кого догадка есть, тот знает за что.
Но, любезный читатель, ты уже зеваешь. Полно, видно, мне снимать силуеты. Твоя правда; другого не будет, как нос да нос, губы да губы. Я и того не понимаю, как ты на силуете белилы и румяна распознаешь.
— Карп Дементьич, чем ты ныне торгуешь? В Петербург не ездишь, льну не привозишь, ни сахару, ни кофе, ни красок не покупаешь. Мне кажется, что торг твой тебе был не в убыток.
— От него-то было я и разорился. Но насилу бог спас. Получив одним годом изрядный барышок, я жене построил здесь дом. На следующий год был льну неурожай, и я не мог поставить, что законтрактовал. Вот отчего я торговать перестал.
— Помню, Карп Дементьич, что за тридцать тысяч рублей, забранных вперед, ты тысячу пуд льну прислал должникам на раздел.
— Ей, больше не можно было, поверь моей совести.
— Конечно, и на заморские товары был в том году неурожай. Ты забрал тысяч на двадцать… Да, помню; на них пришла головная боль.
— Подлинно, благодетель, у меня голова так болела, что чуть не треснула. Да чем могут заимодавцы мои на меня жаловаться? Я им отдал все мое имение.
— По три копейки на рубль.
— Никак нет-ста, по пятнадцати.
— А женин дом?
— Как мне до него коснуться; он не мой.
— Скажи же, чем ты торгуешь?
— Ничем, ей, ничем. С тех пор, как я пришел в несостояние, парень мой торгует. Нынешним летом, слава богу, поставил льну на двадцать тысяч.
— На будущее, конечно, законтрактует на пятьдесят, возьмет половину денег вперед и молодой жене построит дом… — Алексей Карпович только что улыбается.
— Старинный шутник, благодетель мой. Полно молоть пустяки; возьмемся за дело.
— Я не пью, ты знаешь.
— Да хоть прикушай.
Прикушай, прикушай, — я почувствовал, что у меня щеки начали рдеть, и под конец пира я бы, как и другие, напился пьян. Но, по счастию, век за столом сидеть нельзя, так как всегда быть умным невозможно. И по той самой причине, по которой я иногда дурачусь и брежу, на свадебном пиру я был трезв.
Вышед от приятеля моего Карпа Дементьича, я впал в размышление. Введенное повсюду вексельное право, то есть строгое и скорое по торговым обязательствам взыскание, почитал я доселе охраняющим доверие законоположением; почитал счастливым новых времен изобретением для усугубления быстрого в торговле обращения, чего древним народам на ум не приходило. Но отчего же, буде нет честности в дающем вексельное обязательство, отчего оно тщетная только бумажка? Если бы строгого взыскания по векселям не существовало, ужели бы торговля исчезла? Не заимодавец ли должен знать, кому он доверяет? О ком законоположение более пещися долженствует, о заимодавце ли или о должнике? Кто более в глазах человечества заслуживает уважения, заимодавец ли, теряющий свой капитал, для того что не знал, кому доверил, или должник в оковах и в темнице. С одной стороны — легковерность, с другой — почти воровство. Тот поверил, надеяся на строгое законоположение, а сей… А если бы взыскание по векселям не было столь строгое? Не было бы места легковерию, не было бы, может быть, плутовства в вексельных делах.
Я начал опять думать, прежняя система пошла к чорту, и я лег спать с пустою головою.
« Глава 7 | Глава 9 » |