Краткий рассказ про пугачева из капитанской дочки

Рассказ о Пугачеве в Капитанской дочке по главам. Описание Емельяна с цитатами

1 ответ

Образ бунтовщика Пугачева стал известен не только благодаря роману А. С. Пушкина «Капитанская дочка». В своем романе поэт описал реальную историческую личность (и роман-то, собственно, исторический), сыгравшую одну из самых ярких ролей в истории России XVIII. Емельян Пугачев, казак, присвоил себе имя покойного царевича, Петра III, чтобы взойти на престол.
То, что Пугачев – не выдуманный персонаж, понятно по фактам из биографии Емельяна Пугачева, описанным в романе. Автор романа даже упоминает настоящий документ – выписку из акта о поимке Пугачева и разбирательство властей в этом деле.

Главным героем романа является не самозванец, но он очень важен для сюжета и замысла автора. С помощью этого героя автор размышляет о судьбе человека в истории страны. Пушкину было важно показать всем не такого Пугачева, о котором пишут в исторических сводках. Он для автора не необразованный и глупый, а наоборот, смышленый и решительный.

В разных главах романа можно увидеть разные описания внешности и характера героя.

Хладнокровный, смекалистый человек с черной бородой и сверкающими глазами.

«Наружность его показалась мне замечательна. Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показалась проседь, живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары».

«… в постеле лежит мужик с черною бородою, весело на меня поглядывая».

«..будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов».

«Между ими на белом коне ехал человек в красном кафтане, с обнаженной саблею в руке: это был сам Пугачев».

«На нем был красивый казацкий кафтан, обшитый галунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями была надвинута на его сверкающие глаза.».

Герой рассказывает, что при знакомстве Пугачев нахмурился мрачно и подал руку.

VIII гл. «Незваный гость»

«Пугачев на первом месте сидел, облокотясь на стол и подпирая черную бороду своим широким кулаком. Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого».

Смотрел Пугачев пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости.

В этой главе Пугачев поет песню.

XI гл. «Мятежная слобода»

«Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке и важно подбоченясь».

«Лицо самозванца изобразило довольное самолюбие».

«Хвастливость разбойника показалась мне забавна».

«Мы расстались дружески. Пугачев, увидя в толпе Акулину Памфиловну, погрозил пальцем и мигнул значительно; потом сел в кибитку, велел ехать в Берду, и когда лошади тронулись, то он еще раз высунулся из кибитки и закричал мне: «Прощайте, ваше благородие! Авось увидимся когда-нибудь».

Образ самозванца противоречив – он то весел, то зол, то жесток, то мягок. Он даже походит на былинного богатыря – высокий, с бородой, широкоплечий. Его называют самозванцем, бродягой, государем, Пугачевым.

Пугачев общается то по–простецки: «будет дождик, будут и грибки…», то грубо: «Как ты смел противиться мне, своему государю?».

Пушкин описывает поступки героя так же неоднозначно. В благодарность за шубу, подаренную Гриневым, принявшим его за простого человека, и честный отказ присягать ему в верности, самозванец решает не казнить Петра, как других. Этот поступок говорит о мудрости Емельяна, умении ценить доброту и хорошее отношение.

Пугачев казнил отца Маши Мироновой – это показывает его жестокость. Но он полюбил Гринева и помог ему спасти Машу. Когда он узнал, что Маша – дочь капитана Миронова, он пощадил влюбленных.

Герой неоднозначен в словах и поступках. Вероятно, Пушкин специально создал его именно таким. Ведь на самом деле он не жестокий – он обязан показать грубость, чтобы его боялись и слушались. Но в душе Пугачев мудрый, добрый и веселый, имеющий человеческие ценности. И Пушкин сделал акцент именно на этом – Пугачев человечен, и ценит простых людей, ради которых решает поднять восстание. А Пушкин ценит героя именно за эту черту.

Источник

Начало польского восстания 1863-1864 гг.

Обсуждение: 24 комментария

Сергей Иванов:
26.11.2007 в 00:00
Это конечно официальная позиция, но учитывая масштабы этого, так называемого бунта, произошедшие события смахивают на настоящую гражданскую войну, особенно учитывая предшествующий ей дворцовый переворот….
Нина Дж:
21.10.2008 в 00:00
Очень интересная статья. Узнала много нового. Как хорошо, что есть сайты, где можно найти толковые статьи!
Динара:
25.11.2008 в 00:00
Отличная работа!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Саша Спиридонова:
17.04.2009 в 00:00
Лучшая работа,которую я читала!!!
Анна:
13.05.2009 в 00:00
Большое Сспасибо создателям сайта и тем, кто опубликовал эту статью!
Читайте также: "Образ Пиковой Дамы в повести А. С. Пушкина и рассказе Л.Улицкой"
Димитрий:
23.01.2010 в 00:00
Короткая, но предельно информативная и насыщенная подлинными свидетельствами, статья. Спаси Бог создателей статьи.
саня:
08.04.2010 в 00:00
Хоршая работа.Я все понял.
Александр :
14.09.2010 в 00:00
Кто хочет более подробно ознакомиться с Пугачевым, советую прочесть Повествование Шишкова «Емельян Пугачев». Очень интересные книги.
Маша:
03.12.2010 в 00:00
спс много нашла полезного чего искала)
лера:
16.04.2011 в 00:00
кто либит книги советую прочитать «Капитанская дочка» А.С Пушкин
анна:
18.04.2011 в 00:00
интересно.Прямо как худ книга
анютка:
18.04.2011 в 00:00
Очень интересно.понятная информация.Спасибо.
Владимир:
03.08.2011 в 00:00
Насколько силен духом был народ.
Русский Человек:
18.08.2011 в 00:00
Да, это типичная официальная еврейская позиция. Это сказка для Русских лохов. Восстание подготовили еврейские казацкие старшины. Так как за ними никто бы не пошёл, то они выдвинули Русского, пользующегося уважением казака, Пугачёва. Надели на него царские регалии и ордена. А что бы держать под полным постоянным контролем развели с родной женой и детьми и убедили жениться на еврейке. Старый действенный еврейский приём. Цель сего мероприятия была оторвать Поволжье и Урал от России и организовать Новую Хазарию. Народ за Пугачёвым пошёл потому, что терпеть жидовское засилье было уже не в моготу. Практически всё дворянство, начальство и богатеи, как и сейчас, были жидами разных национальностей и сдирали с Русского народа по семь шкур. Дворянство было в большинстве из немецких, французских, польских и других евреев. Двор был переполнен иностранцами-евреями немецкого и французского разлива. Тому же Суворову жиды немало крови попортили. Большинство дворян того времени не могло не только писать, но и говорить по Русски. Победное шествие народного восстания продолжалось до тех пор пока планы Пугачёвцев совпадали с планами жидовской казачьей старшины. Жидовская власть в Поволжье и на Урале была уничтожена. Но как только Пугачёв задумал пойти на Москву, где было средоточие жидов, то жидоказачьи полковники начали всячески саботировать и напрямую изменять Пугачёву и в конце концов жидоказаки-полковники выбрав удобный момент скрутили Пугачёва и выдали жидовской администрации. Ведь взятие Москвы грозило уничтожением всей жидоцарской власти во всей России. Их задача была жизнями Русского народного восстания создать в Поволжье Хазарию. Русский народ по их задумкам предназначался для топки печи истории.Заодно они туда бросили и определённую часть своих соплеменников. См.правдивый исторический фильм «Пугачёв» 1937г. Студия «Ленфильм». Год был такой замечательный. Даже жиды снимали правдивые фильмы. А попробовали бы они соврать, Сталин бы их сразу поставил на место. Рекомендую посмотреть.
Кстати, соратник Пугачёвая, башкир Салават Юлаев был отьявленным разбойником и мародёром. Он воспользовался тем что в этой ситуации можно было безнаказанно грабить и убивать Русское население края. Это мародёрство прекратил Пугачёв когда ему доложили.
Вообще рассматривать любую историческую ситуацию в любой стране или любое историческое событие, хоть сегодня, хоть тысячу лет назад, без рассмотрения еврейско-жидовской составляющей процесса, верх невежества-глупости-подлости.
Все войны в мире, заговоры и перевороты во все века организовывали представители этой национальности. Начиная с древнейших времён и до наших дней.Даже татаро-монгольское нашествие было организовано жидами.Это говорю не я, это говорят известнейшие еврейские деятели. Например раввин Эдуард Ходос и др. Библия об этом пишет прямо. Талмуд, Тора, Шулхан-арух пропагандируют ненависть ко всем народам земли.
Ваня Иванов:
15.11.2011 в 00:00
Класно, спосибо!
казак:
27.10.2012 в 00:00
Русскому Человеку написавшему отзыв. Дурак не тот, кто безграмотен, а тот,кто вылезает со своими суждениями не разбираясь в вопросе. Пугачев интернационален, как и все русские люди.
Читайте также: НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Анализ пьесы А.П. Чехова "Чайка"
простой человечек:
04.11.2013 в 00:00
я что искала а вы что дали
<?башкорд> — русскому человеку:
02.12.2013 в 00:00
Вы плохо пишете про Салавата Юлаева. Он великий герой, будете в Башкирии — побывайте в наших музеях посвященных ему. Послушайте нашу историю не сквозь призму московских псевдоисториков, а написанную нашими народными историками. Если Великий Салават Юлаев и убивал когото, то значит это было нужно во имя справедливости. Я читал что пишут московские историки, что Салават против войски ни одной битвы не выиграл, только драпал (наглая подлая ложь!)и только с мирным населением воевал — убивал чуть ли не своими собственными руками русских детей и насиловал русских женщин — вы сами это видели господа историки? и вообще откуда это? может это сами пугачевцы делали? — где доказательства? — в студию плиз!!!
почему вы не ругаете генерала Тевкелева, этого татарского генерала. который воевал за вас и убивал башкир — ведь наверняка его войска убивали не только башкирских богатырей-батыров, но стопудов и женщин и детей. Может поэтому ему хотели памятник в Челябинске поставить? а не за основание города — памятник убийце — как на вас русских это похоже — ставить памятники убийцам. Ленин, Сталин и прочие. ладно еще мы бузу подняли, а то и генералу Тевкелеву бы поставили… чувствуете разницу -Великий Салават Юлаев был герой-освободитель (а если вдруг кого и убил — так на войне именно это и делают), а ваш (да и не ваш вовсе, а какой то татарва) генерал Тевкелев — царский палач… иного сказать не могу
БАТЫР:
30.12.2013 в 00:00
Слава Великому Салавату!
СИБАЙ:
22.01.2014 в 00:00
Великий Салават — правая рука Пугачева и не будь его не получилось бы такого грандиозного восстания, ведь ни для кого не секрет что 70-80% его войска состояло из башкирских батыров и лишь только благодаря этому Пугачев побеждал. Это сейчас говорят что в войске были русские, казаки, татарва, чувашва, мордва и прочие прихлебатели, что уже потом в советсткую эпоху, когда это стало модным, стали себе приписыввать заслуги пугачевского восстания. Если бы все эти сопутствующие нищие нации не были бы такими рыхлыми и предателями, котрые только и ждали когда бы всадить нож в спину башкирам (что и было сделано, когда предали великого Салавата), то восстание в поволжье могло кончится по совсем другому сценарию. Поэтому руки прочь от башкирской истории и славной великой башкирской нации. Эта нация дала России много славных фамилий, как в культуре так и в аристократические дома императорского двора (все эти фамилии что приписывают себе татарва — Кутузовы, Суворовы, Чаадаевы, Радищевы, Уваровы, Апраксины и прочие — ничто иное как потомки башкирских князей что вместе с войском Ивана Грозного мочили татарву в Казани — за это от Москвы вместо спасибо получили «привет» в виде генерала Тевкелева). Нам есть чем гордиться — вы же гордитесь даже нерусскими, а всякими инородцами (Тевкелев-татарва, Чапаев-чувашин, Ленин-калмык, Багратион-абхаз и проч.) и полукровками… своего родного уже ничего не осталось — гордиться родным нечем. а вот как заляпать грязью историю великой нации так вот те вам — здрассьте…
Владимир Шебзухов:
26.01.2014 в 00:00
Емельяну Пугачёву Владимир Шебзухов
Истории дано простить Сей бунт, коль, не иначе:
Когда народу плохо жить, Знать, царь — не Настоящий!
георгий:
02.06.2015 в 00:00
статья понравилась. но нужно и о насущном . пора уже разобраться с украинским фашистским мразеподобным отребъем Порошенком и верховной садистской-геноцидной -бандитской верховной украинской радой залившими украину кровью и горем .всю эту твареподобную мразь КАЗНИТЬ и позор грузинского православного народа саакашвили КАЗНИТЬ.АМИНЬ
буран:
28.12.2015 в 00:00
ужасная энциклопедия
Екатерина:
15.10.2016 в 00:00
ВООПИиК, Прокуратуре Москвы и Волгоградской области, Общественным палатам России, Москвы, Сочи и Волгограда
На Крещение Ярославский депутат Борис Немцов окунался в прорубь возле храма Софии, а через месяц его расстреляли возле Софийской набережной. Теперь рядом с местом убийства возводится памятник Крестителю Руси! Что, это если не зашифрованное послание всем православным? В пользу этого говорит то, что на Болотной площади казнили Емельяна Пугачева. А через 240 лет рядом казнили Бориса Немцова. (Софийский храм прекрасно виден на картине места казни Е.Пугачева). После казни депутата Бориса Немцова началась застройка Софийской набережной, а недавно осуществлен снос исторического корпуса. Незаконное строительство происходит в охранной зоне московского кремля-памятника Юнеско и свидетельствует о связи с убийством депутата Бориса Немцова! Так как Емельян Пугачев являлся гражданином Волгоградской области, Борис Немцов родился в Сочи и оба они были убиты на одной территории Москвы, то прокурорское расследование должно быть совместным и контролироваться общественностью всех трех областей. Опубликуйте результаты совместного расследования! Е.Арефьева

Пугачев в сюжетной линии произведения

Знакомство читателя с Емельяном Пугачевым начинается издалека. Изначально он показан как загадочная фигура. Постепенно он открывается читателю с разных сторон. То он выглядит местным пьяницей – пропойцем, то ведет непонятные разговоры с владельцем постоялого двора, то похож на беглого каторжника. Постепенно образ героя разрастается, раскрывается и захватывает все внимание читателя.

По дороге на службу, Гринев заблудился. В знак благодарности за то, что Пугачев пришел ему на помощь, Петруша подарил странному мужику с горящим взглядом свой тулуп. Именно это спасло затем Петруше жизнь, ведь Пугачев вспомнил его, увидев в Белогоркой крепости, и подарил Гриневу жизнь. Когда Маша попала в страшную ситуацию, именно к Пугачеву обращается Гринев за помощью. Емельян освободил Машу из плена, благословил их с Петром на долгую и счастливую жизнь.

Капитанская дочка

Слух о моем аресте поразил всё мое семейство. Марья Ивановна так просто рассказала моим родителям о странном знакомстве моем с Пугачевым, что оно не только не беспокоило их, но еще заставляло часто смеяться от чистого сердца. Батюшка не хотел верить, чтобы я мог быть замешан в гнусном бунте, коего цель была ниспровержение престола и истребление дворянского рода. Он строго допросил Савельича. Дядька не утаил, что барин бывал в гостях у Емельки Пугачева и что-де злодей его таки жаловал; но клялся, что ни о какой измене он и не слыхивал. Старики успокоились и с нетерпением стали ждать благоприятных вестей. Марья Ивановна сильно была встревожена, но молчала, ибо в высшей степени была одарена скромностию и осторожностию. Прошло несколько недель… Вдруг батюшка получает из Петербурга письмо от нашего родственника князя Б**. Князь писал ему обо мне. После обыкновенного приступа, он объявлял ему, что подозрения насчет участия моего в замыслах бунтовщиков, к несчастию, оказались слишком основательными, что примерная казнь должна была бы меня постигнуть, но что государыня, из уважения к заслугам и преклонным летам отца, решилась помиловать преступного сына и, избавляя его от позорной казни, повелела только сослать в отдаленный край Сибири на вечное поселение. Сей неожиданный удар едва не убил отца моего. Он лишился обыкновенной своей твердости, и горесть его (обыкновенно немая) изливалась в горьких жалобах. «Как! – повторял он, выходя из себя. – Сын мой участвовал в замыслах Пугачева! Боже праведный, до чего я дожил! Государыня избавляет его от казни! От этого разве мне легче? Не казнь страшна: пращур мой умер на лобном месте, отстаивая то, что почитал святынею своей совести; отец мой пострадал вместе с Волынским и Хрущевым*. Но дворянину изменить своей присяге, соединиться с разбойниками, с убийцами, с беглыми холопьями!.. Стыд и срам нашему роду!..» Испуганная его отчаянием матушка не смела при нем плакать и старалась возвратить ему бодрость, говоря о неверности молвы, о шаткости людского мнения. Отец мой был неутешен. Марья Ивановна мучилась более всех. Будучи уверена, что я мог оправдаться, когда бы только захотел, она догадывалась об истине и почитала себя виновницею моего несчастия. Она скрывала от всех свои слезы и страдания и между тем непрестанно думала о средствах, как бы меня спасти. Однажды вечером батюшка сидел на диване, перевертывая листы Придворного календаря; но мысли его были далеко, и чтение не производило над ним обыкновенного своего действия. Он насвистывал старинный марш. Матушка молча вязала шерстяную фуфайку, и слезы изредка капали на ее работу. Вдруг Марья Ивановна, тут же сидевшая за работой, объявила, что необходимость ее заставляет ехать в Петербург и что она просит дать ей способ отправиться. Матушка очень огорчилась. «Зачем тебе в Петербург? – сказала она. – Неужто, Марья Ивановна, хочешь и ты нас покинуть?» Марья Ивановна отвечала, что вся будущая судьба ее зависит от этого путешествия, что она едет искать покровительства и помощи у сильных людей, как дочь человека, пострадавшего за свою верность. Отец мой потупил голову: всякое слово, напоминающее мнимое преступление сына, было ему тягостно и казалось колким упреком. «Поезжай, матушка! – сказал он ей со вздохом. – Мы твоему счастию помехи сделать не хотим. Дай бог тебе в женихи доброго человека, не ошельмованного изменника». Он встал и вышел из комнаты. Марья Ивановна, оставшись наедине с матушкою, отчасти объяснила ей свои предположения. Матушка со слезами обняла ее и молила бога о благополучном конце замышленного дела. Марью Ивановну снарядили, и через несколько дней она отправилась в дорогу с верной Палашей и с верным Савельичем, который, насильственно разлученный со мною, утешался по крайней мере мыслию, что служит нареченной моей невесте. Марья Ивановна благополучно прибыла в Софию и, узнав на почтовом дворе, что Двор находился в то время в Царском Селе, решилась тут остановиться. Ей отвели уголок за перегородкой. Жена смотрителя тотчас с нею разговорилась, объявила, что она племянница придворного истопника, и посвятила ее во все таинства придворной жизни. Она рассказала, в котором часу государыня обыкновенно просыпалась, кушала кофей, прогуливалась; какие вельможи находились в то время при ней; что изволила она вчерашний день говорить у себя за столом, кого принимала вечером, – словом, разговор Анны Власьевны стоил нескольких страниц исторических записок и был бы драгоценен для потомства. Марья Ивановна слушала ее со вниманием. Они пошли в сад. Анна Власьевна рассказала историю каждой аллеи и каждого мостика, и, нагулявшись, они возвратились на станцию очень довольные друг другом. На другой день рано утром Марья Ивановна проснулась, оделась и тихонько пошла в сад. Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов, осеняющих берег. Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева. Вдруг белая собачка* английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: «Не бойтесь, она не укусит». И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке противу памятника. Марья Ивановна села на другом конце скамейки. Дама пристально на нее смотрела; а Марья Ивановна, с своей стороны бросив несколько косвенных взглядов, успела рассмотреть ее с ног до головы. Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую. Дама первая перервала молчание. – Вы верно не здешние? – сказала она. – Точно так-с: я вчера только приехала из провинции. – Вы приехали с вашими родными? – Никак нет-с. Я приехала одна. – Одна! Но вы так еще молоды. – У меня нет ни отца, ни матери. – Вы здесь, конечно, по каким-нибудь делам? – Точно так-с. Я приехала подать просьбу государыне. – Вы сирота: вероятно, вы жалуетесь на несправедливость и обиду? – Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не правосудия. – Позвольте спросить, кто вы таковы? – Я дочь капитана Миронова. – Капитана Миронова! того самого, что был комендантом в одной из оренбургских крепостей? – Точно так-с. Дама, казалось, была тронута. «Извините меня, – сказала она голосом еще более ласковым, – если я вмешиваюсь в ваши дела; но я бываю при дворе; изъясните мне, в чем состоит ваша просьба, и, может быть, мне удастся вам помочь». Марья Ивановна встала и почтительно ее благодарила. Всё в неизвестной даме невольно привлекало сердце и внушало доверенность. Марья Ивановна вынула из кармана сложенную бумагу и подала ее незнакомой своей покровительнице, которая стала читать ее про себя. Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось, – и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному. – Вы просите за Гринева? – сказала дама с холодным видом. – Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и вредный негодяй. – Ах, неправда! – вскрикнула Марья Ивановна. – Как неправда! – возразила дама, вся вспыхнув. – Неправда, ей-богу, неправда! Я знаю всё, я всё вам расскажу. Он для одной меня подвергался всему, что постигло его. И если он не оправдался перед судом, то разве потому только, что не хотел запутать меня. – Тут она с жаром рассказала всё, что уже известно моему читателю. Дама выслушала ее со вниманием. «Где вы остановились?» – спросила она потом; и услыша, что у Анны Власьевны, примолвила с улыбкою: «А! знаю. Прощайте, не говорите никому о нашей встрече. Я надеюсь, что вы недолго будете ждать ответа на ваше письмо». С этим словом она встала и вошла в крытую аллею, а Марья Ивановна возвратилась к Анне Власьевне, исполненная радостной надежды. Хозяйка побранила ее за раннюю осеннюю прогулку, вредную, по ее словам, для здоровья молодой девушки. Она принесла самовар и за чашкою чая только было принялась за бесконечные рассказы о дворе, как вдруг придворная карета остановилась у крыльца, и камер-лакей вошел с объявлением, что государыня изволит к себе приглашать девицу Миронову. Анна Власьевна изумилась и расхлопоталась. «Ахти, господи! – закричала она. – Государыня требует вас ко двору. Как же это она про вас узнала? Да как же вы, матушка, представитесь к императрице? Вы, я чай, и ступить по-придворному не умеете… Не проводить ли мне вас? Все-таки я вас хоть в чем-нибудь да могу предостеречь. И как же вам ехать в дорожном платье? Не послать ли к повивальной бабушке за ее желтым роброном?» Камер-лакей объявил, что государыне угодно было, чтоб Марья Ивановна ехала одна и в том, в чем ее застанут. Делать было нечего: Марья Ивановна села в карету и поехала во дворец, сопровождаемая советами и благословениями Анны Власьевны. Марья Ивановна предчувствовала решение нашей судьбы; сердце ее сильно билось и замирало. Чрез несколько минут карета остановилась у дворца. Марья Ивановна с трепетом пошла по лестнице. Двери перед нею отворились настежь. Она прошла длинный ряд пустых, великолепных комнат; камер-лакей указывал дорогу. Наконец, подошед к запертым дверям, он объявил, что сейчас об ней доложит, и оставил ее одну. Мысль увидеть императрицу лицом к лицу так устрашала ее, что она с трудом могла держаться на ногах. Через минуту двери отворились, и она вошла в уборную государыни. Императрица сидела за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: «Я рада, что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь отвезти к будущему свекру». Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, – сказала она;– но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние». Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила. Марья Ивановна уехала в той же придворной карете. Анна Власьевна, нетерпеливо ожидавшая ее возвращения, осыпала ее вопросами, на которые Марья Ивановна отвечала кое-как. Анна Власьевна хотя и была недовольна ее беспамятством, но приписала оное провинциальной застенчивости и извинила великодушно. В тот же день Марья Ивановна, не полюбопытствовав взглянуть на Петербург, обратно поехала в деревню… * * * Здесь прекращаются записки Петра Андреевича Гринева. Из семейственных преданий известно, что он был освобожден от заключения в конце 1774 года, по именному повелению; что он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу. Вскоре потом Петр Андреевич женился на Марье Ивановне. Потомство их благоденствует в Симбирской губернии. – В тридцати верстах от *** находится село, принадлежащее десятерым помещикам. – В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке. Оно писано к отцу Петра Андреевича и содержит оправдание его сына и похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова. Рукопись Петра Андреевича Гринева доставлена была нам от одного из его внуков, который узнал, что мы заняты были трудом, относящимся ко временам, описанным его дедом. Мы решились, с разрешения родственников, издать ее особо, приискав к каждой главе приличный эпиграф и дозволив себе переменить некоторые собственные имена. Издатель. 19 окт. 1836. Приложение?Пропущенная глава[8] Мы приближались к берегам Волги; полк наш вступил в деревню ** и остановился в ней ночевать. Староста объявил мне, что на той стороне все деревни взбунтовались, шайки пугачевские бродят везде. Это известие меня сильно встревожило. Мы должны были переправиться на другой день утром. Нетерпение овладело мной. Деревня отца моего находилась в 30-ти верстах по ту сторону реки. Я спросил, не сыщется ли перевозчика. Все крестьяне были рыболовы; лодок было много. Я пришел к Гриневу и объявил ему о своем намерении. «Берегись, – сказал он мне. – Одному ехать опасно. Дождись утра. Мы переправимся первые и приведем в гости к твоим родителям 50 человек гусаров на всякий случай». Я настоял на своем. Лодка была готова. Я сел в нее с двумя гребцами. Они отчалили и ударили в весла. Небо было ясно. Луна сияла. Погода была тихая. Волга неслась ровно и спокойно. Лодка, плавно качаясь, быстро скользила по темным волнам. Я погрузился в мечты воображения. Прошло около получаса. Мы уже достигли средины реки… вдруг гребцы начали шептаться между собою. «Что такое?» – спросил я, очнувшись. «Не знаем, бог весть», – отвечали гребцы, смотря в одну сторону. Глаза мои приняли то же направление, и я увидел в сумраке что-то плывшее вниз по Волге. Незнакомый предмет приближался. Я велел гребцам остановиться и дождаться его. Луна зашла за облако. Плывучий призрак сделался еще неяснее. Он был от меня уже близко, и я всё еще не мог различить. «Что бы это было, – говорили гребцы. – Парус не парус, мачты не мачты…» – Вдруг луна вышла из-за облака и озарила зрелище ужасное. К нам навстречу плыла виселица, утвержденная на плоту, три тела висели на перекладине. Болезненное любопытство овладело мною. Я захотел взглянуть на лица висельников. По моему приказанию гребцы зацепили плот багром, лодка моя толкнулась о плывучую виселицу. Я выпрыгнул и очутился между ужасными столбами. Яркая луна озаряла обезображенные лица несчастных. Один из них был старый чуваш, другой русский крестьянин, сильный и здоровый малый лет 20-ти. Но, взглянув на третьего я сильно был поражен и не мог удержаться от жалобного восклицания: это был Ванька, бедный мой Ванька, по глупости своей приставший к Пугачеву. Над ними прибита была черная доска, на которой белыми крупными буквами было написано: «Воры и бунтовщики». Гребцы смотрели равнодушно и ожидали меня, удерживая плот багром. Я сел опять в лодку. Плот поплыл вниз по реке. Виселица долго чернела во мраке. Наконец она исчезла, и лодка моя причалила к высокому и крутому берегу… Я щедро расплатился с гребцами. Один из них повел меня к выборному деревни, находившейся у перевоза. Я вошел с ним вместе в избу. Выборный, услыша, что я требую лошадей, принял было меня довольно грубо, но мой вожатый сказал ему тихо несколько слов, и его суровость тотчас обратилась в торопливую услужливость. В одну минуту тройка была готова, я сел в тележку и велел себя везти в нашу деревню. Я скакал по большой дороге, мимо спящих деревень. Я боялся одного: быть остановлену на дороге. Если ночная встреча моя на Волге доказывала присутствие бунтовщиков, то она вместе была доказательством и сильного противудействия правительства. На всякий случай я имел в кармане пропуск, выданный мне Пугачевым, и приказ полковника Гринева. Но никто мне не встретился и к утру я завидел реку и еловую рощу, за которой находилась наша деревня. Ямщик ударил по лошадям, и через четверть часа я въехал в **. Барский дом находился на другом конце села. Лошади мчались во весь дух. Вдруг посереди улицы ямщик начал их удерживать. «Что такое?» – спросил я с нетерпением. «Застава, барин», – отвечал ямщик, с трудом остановя разъяренных своих коней. В самом деле, я увидел рогатку и караульного с дубиною. Мужик подошел ко мне и снял шляпу, спрашивая пашпорту. «Что это значит? – спросил я его, – зачем здесь рогатка? Кого ты караулишь?» – «Да мы, батюшка, бунтуем», – отвечал он, почесываясь. – А где ваши господа? – спросил я с сердечным замиранием… – Господа-то наши где? – повторил мужик. – Господа наши в хлебном анбаре. – Как в анбаре? – Да Андрюха, земский*, посадил, вишь, их в колодки и хочет везти к батюшке-государю. – Боже мой! Отворачивай, дурак, рогатку. Что же ты зеваешь? Караульный медлил. Я выскочил из телеги, треснул его (виноват) в ухо и сам отодвинул рогатку. Мужик мой глядел на меня с глупым недоумением. Я сел опять в телегу и велел скакать к барскому дому. Хлебный анбар находился на дворе. У запертых дверей стояли два мужика также с дубинами. Телега остановилась прямо перед ними. Я выскочил и бросился прямо на них. «Отворяйте двери!» – сказал я им. Вероятно, вид мой был страшен. По крайней мере, оба убежали, бросив дубины. Я попытался сбить замок, а двери выломать, но двери были дубовые, а огромный замок несокрушим. В эту минуту статный молодой мужик вышел из людской избы и с видом надменным спросил меня, как я смею буянить. «Где Андрюшка земский, – закричал я ему. – Кликнуть его ко мне». – Я сам Андрей Афанасьевич, а не Андрюшка, – отвечал он мне, гордо подбочась. – Чего надобно? Вместо ответа я схватил его за ворот и, притащив к дверям анбара, велел их отпирать. Земский было заупрямился, но отеческое наказание подействовало и на него. Он вынул ключ и отпер анбар. Я кинулся через порог и в темном углу, слабо освещенном узким отверстием, прорубленным в потолке, увидел мать и отца. Руки их были связаны, на ноги набиты были колодки. Я бросился их обнимать и не мог выговорить ни слова. Оба смотрели на меня с изумлением, – три года военной жизни так изменили меня, что они не могли меня узнать. Матушка ахнула и залилась слезами. Вдруг услышал я милый знакомый голос. «Петр Андреич! Это вы!» Я остолбенел… оглянулся и вижу в другом углу Марью Ивановну, также связанную. Отец глядел на меня молча, не смея верить самому себе. Радость блистала на лице его. Я спешил саблею разрезать узлы их веревок. – Здравствуй, здравствуй, Петруша, – говорил отец мне, прижимая меня к сердцу, – слава богу, дождались тебя… – Петруша, друг мой, – говорила матушка. – Как тебя господь привел! Здоров ли ты? Я спешил их вывести из заключения, – но, подошед к двери, я нашел ее снова запертою. «Андрюшка, – закричал я, – отопри!» – «Как не так, – отвечал из-за двери земский. – Сиди-ка сам здесь. Вот ужо научим тебя буянить да за ворот таскать государевых чиновников!» Я стал осматривать анбар, ища, не было ли какого-нибудь способа выбраться. – Не трудись, – сказал мне батюшка. – Не таковский я хозяин, чтоб можно было в анбары мои входить и выходить воровскими лазейками. Матушка, на минуту обрадованная моим появлением, впала в отчаяние, видя, что пришлось и мне разделить погибель всей семьи. Но я был спокойнее с тех пор, как находился с ними и с Марьей Ивановной. Со мною была сабля и два пистолета, я мог еще выдержать осаду. Гринев должен был подоспеть к вечеру и нас освободить. Я сообщил всё это моим родителям и успел успокоить матушку. Они предались вполне радости свидания. – Ну, Петр, – сказал мне отец, – довольно ты проказил, и я на тебя порядком был сердит. Но нечего поминать про старое. Надеюсь, что теперь ты исправился и перебесился. Знаю, что ты служил, как надлежит честному офицеру. Спасибо. Утешил меня, старика. Коли тебе обязан я буду избавлением, то жизнь мне вдвое будет приятнее. Я со слезами целовал его руку и глядел на Марью Ивановну, которая была так обрадована моим присутствием, что казалась совершенно счастлива и спокойна. Около полудни услышали мы необычайный шум и крики. «Что это значит, – сказал отец, – уж не твой ли полковник подоспел?» – «Невозможно, – отвечал я. – Он не будет прежде вечера». Шум умножался. Били в набат. По двору скакали конные люди; в эту минуту в узкое отверстие, прорубленное в стене, просунулась седая голова Савельича, и мой бедный дядька произнес жалостным голосом: «Андрей Петрович, Авдотья Васильевна, батюшка ты мой, Петр Андреич, матушка Марья Ивановна, беда! злодеи вошли в село. И знаешь ли, Петр Андреич, кто их привел? Швабрин, Алексей Иваныч, нелегкое его побери!» Услыша ненавистное имя, Марья Ивановна всплеснула руками и осталась неподвижною. – Послушай, – сказал я Савельичу, – пошли кого-нибудь верхом к * перевозу, навстречу гусарскому полку; и вели дать знать полковнику об нашей опасности.

Все стихи (содержание по алфавиту)

Страницы: 9

Характер Пугачева

Пушкин показывает Пугачева в своем произведении довольно противоречивой личностью. С одной стороны – это безжалостный бунтарь. Он не щадит никого, жестоко и без мук совести расправляется с неугодными. Но с другой стороны все это он делает исходя из чувства справедливости. В моменты, когда это необходимо, Пугачев проявляет доброту и великодушие. Он смог покорить народ, повести за собой крестьян, вселить в них веру и надежду. Он мудр и проницателен. Он здраво расценивает свои силы и способен трезво оценивать ситуацию в любой обстановке. Во многом Емельян понимает всю неизбежность именно такого исхода своего бунта. Это делает его отчасти загнанным в угол. Но он справляется со своим состоянием, не дает волю эмоциям.

Только сильный человек может повести за собой толпу. Пугачев смог захватить внимание и любовь народа. Он знал, когда нужно быть настоящим, а когда играть на публику. Иногда он играл роль царя в угоду народу, который действительно верил в это. Но на самом деле Пугачев – тонкий психолог, который на интуитивном уровне знает, как воздействовать на народ. Он вовлекается в игру, раздавая своим приближенным громкие титулы. Но в разговоре с Гриневым он признается, что он самозванец, сравнивает себя с жестоким и безжалостным Гришкой Отрепьевым, предводителем банды разбойников-головорезов.

Историк: Победа Пугачева привела бы к разрушению государственности

В 1775 году казнили Емельяна Пугачева. Как это повлияло на жизнь России 18 века?

Семен Экштут:

Казнь Пугачева была знаковым событием долгого «осемнадцотого» столетия, о котором Радищев сказал: «Столетие безумно и мудро». В исторической памяти россиян сохранилось, что Елизавета Петровна отменила смертную казнь. На самом деле было не совсем так, но все были убеждены, что в империи не существует смертной казни. Лишь дважды во времена Екатерины Великой смертная казнь применялась. Напомню, что вплоть до казни первомартовцев, участников покушения на Александа II, в России казнили публично.

Казнь Пугачева состоялась в Москве при огромном стечении народа. Она запомнилась многим. Потому что с казни Пугачева вплоть до казни декабристов больше никого не казнили. Это было знаковое событие, некая веха. И каждый раз, когда возникал вопрос о том, вводить или нет смертную казнь в «Уложение о наказаниях», всегда обращались к исторической памяти и говорили: «Со времени Емельяна Пугачева у нас никого не казнят…»

Что изменилось в стране после восстания Пугачева?

Семен Экштут:

Это было сильнейшее потрясение для образованного сословия. Представьте, живете вы в имении, дороги плохие, какой-то связи даже с губернским городком нет. Новостей нет. А вокруг шалят пугачевские отряды. Не будем называть их бандами. Страшно. И дворяне стали съезжаться в уездные и губернские города. Собственно говоря, с Пугачевского восстания началась русская дворянская культура. Представители благородного сословия России осознали себя членами одной семьи. Уже потом это было оформлено законодательно, появились уездные и губернские дворянские собрания, Екатерина выпустила Грамоту дворянства. Крестьянская война стала тем питательным бульоном, из которого выкристаллизовалось корпоративное дворянское сознание.

А крестьяне тоже боялись Пугачева? Как «русский бунт» отразился на их жизни?

Семен Экштут:

Крестьянская война заставила власть обратить внимание на местные проблемы. До этого власть мыслила глобальными категориями, рассуждала о политике вообще и забывала о проблемах конкретного человека. Если перечитаете «Капитанскую дочку» Пушкина, увидите эту проблему маленького человека, хотя до Гоголя и Достоевского было еще очень далеко. Тогда власть осознала, что «маленького человека» нужно как-то защитить. С моей точки зрения, это было впервые. Наконец, Пугачевское восстание побудило Пушкина, пусть устами Петруши Гринева, сформулировать мысль: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!»

Коль мы вспомнили о Пушкине, давайте поговорим об образе Емельяна Пугачева в русской культуре и литературе…

Семен Экштут:

Для русской культуры Пугачев сохранился Емельяном Ивановичем из «Капитанской дочки». Умным, добрым, милосердным, несмотря на его жестокий век. Но есть другой Пугачев, которого живописал тот же Пушкин в «Истории Пугачевского бунта», включающей повествование и документы. Эти документы страшные, потому что ожесточение с обеих сторон было очень сильным. Волосы встают дыбом, когда читаешь о расправах, устраиваемых обеими сторонами.

Когда Екатерина Великая подавила Пугачевское восстание, она повелела предать «вечному забвению» и Пугачева, и восстание. Вплоть до царствования Николая I эта тема была под запретом. Он сдернул завесу забвения с этого периода и позволил Пушкину работать в архивах. Интересно, что с этого момента произошло размежевание изучения прошлого в художественной литературе и в исторических сочинениях. У Николая Михайловича Карамзина, который написал «Бедную Лизу» и «Историю государства Российского», были одни и те же читатели. Они читали его историю, как блестящий образец художественной прозы. Хотя это было серьезное историческое сочинение. Весь тираж в 3 тысячи экземпляров (обычно 1200 экз. — прим. ред) разошелся в течение месяца. Когда Пушкин выпустил своего Пугачева, книжка не имела никакого успеха. Это единственное прижизненное издание Пушкина, которое потом продавалось у букинистов с большой скидкой. Читатели недоумевали, они ожидали романа в истории, а получили полноценную монографию. С этого момента историки стали писать для своего брата историка, а литераторы — для широкого круга читателей. Я полагаю, как историк и писатель, сейчас настало время осуществить синтез исторического знания и художественной литературы.

Для людей XXI века Пугачев — это кто?

Семен Экштут:

Мы смотрим на Пугачева иначе, чем 50 или даже 30 лет назад. Тогда он был народным героем. Дозволялось говорить о его ограниченности, о том, что революционное сознание было стихийным, потому что только пролетариат способен свергнуть существующий строй. Наш взгляд на Пугачева был слишком идеализирован, потому что Емельян Иванович был пусть крестьянский, но революционер. О зверствах не говорилось. Сейчас же мы понимаем, что если бы Пугачев победил, если бы он пошел на Москву и сумел бы ее взять, это привело бы к разрушению государственности и новой смуте.

Историческая основа образа

Безусловно, образ Пугачева взят из реальной жизни и воплощен в художественном произведении. Историческая личность Пугачева покрыта тайнами и загадками. Его долгое время пытались убрать из истории, Екатерина запрещала народу даже говорить о нем после его казни. Но народ хранил память о своем «настоящем царе», слагал о нем песни и былины, воспевал и восхвалял его. Именно фольклор лег в основу образа Пушкинского Пугачева. Александр Сергеевич по крупицам собирал информацию о нем, ведь он был первый, кто зафиксировал образ Пугачева не только в художественном произведении, но и в трактате.

В образе Пугачева Пушкин тонко сочетает реальность и вымысел. Основываясь на информации о реально существующем человеке, он создает художественный образ, который отвечает замыслу произведения.

Источник

Образ и характеристика Емельяна Пугачева, описание, характер, внешность | «Капитанская дочка»

Образ и характеристика Емельяна Пугачева в романе «Капитанская дочка»: описание характера и внешности

«. донской казак и раскольник Емельян Пугачев. » (глава VI)

«Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев
, учиня непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства.» (глава VI)

«. пьяница, шатавшийся по постоялым дворам, осаждал крепости и потрясал государством. «
(глава VIII)

«. учиня непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III. «
(глава VI)

«Меня снова привели к самозванцу. «
(Гринев о Пугачеве, глава VII)

«. признать бродягу государем был я не в состоянии. «
(Гринев о Пугачеве, глава VIII)

О внешности бродяги Емельяна Пугачева известно следующее:

«Наружность его показалась мне замечательна: он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары. » (внешность Пугачева-бродяги до того, как он провозгласил себя царем Петром III, глава II)

«Зачем тебе барский тулупчик? Ты и не напялишь его на свои окаянные плечища. «
(Савельич о больших плечах Пугачева, глава II)

О внешности Пугачева в качестве лжецаря Петра III известно следующее:

«. Пугачев на первом месте сидел, облокотясь на стол и подпирая черную бороду своим широким кулаком. Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого. «
(глава VIII)

«. на белом коне ехал человек в красном кафтане, с обнаженной саблею в руке: это был сам Пугачев. «
(глава VII)

«В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорожному, в шубе и в киргизской шапке.» (глава XI)

«На нем был красный казацкий кафтан, обшитый галунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями была надвинута на его сверкающие глаза. «
(глава VII)

«. Пугачев протянул мне жилистую свою руку. «
(Гринев о руке Пугачева, глава VII)

«. Пугачев и человек десять казацких старшин сидели, в шапках и цветных рубашках, разгоряченные вином, с красными рожами и блистающими глазами. » (глава VIII)

«. Пугачев устремил на меня огненные свои глаза
. » (глава XII)

«Высокая соболья шапка с золотыми кистями была надвинута на его сверкающие глаза
.» (глава VII)

«. мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая. «
(глава II)

«Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающие глаза. » (глава II)

«Нечего сказать: все приемы такие важные. » (казак о Пугачеве, глава VIII)

«Ну, думал ли ты, ваше благородие, что человек, который вывел тебя к умету, был сам великий государь? (Тут он взял на себя вид важный и таинственный
.)» (слова Пугачева, глава VIII)

«Господа енаралы! – провозгласил важно Пугачев. – Полно вам ссориться.» (глава XI)

«Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке и важно подбочась
. Пугачев узнал меня с первого взгляду.
Поддельная важность
его вдруг исчезла. » (Гринев о Пугачеве, глава XI)

«А в бане, слышно, показывал царские свои знаки на грудях: на одной двуглавый орел величиною с пятак, а на другой персона его.» (глава VIII)

До того как объявить себя императором Петром III, Емельян Пугачев был «беглым каторжником» и имел проблемы с законом:

«Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев. » (глава VI)

«.
не в честном бою положил ты свой живот, асгинул от беглого каторжника
. «
(Василиса Егоровна о смерти своего мужа от рук Пугачева, глава VII)

«С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого казака.» (Гринев о дворянине Швабрине и беглом казаке Пугачеве, глава XII)

«. Пугачев смотрел на меня пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости. «
(глава VIII)

«Вопрос мошенника и его дерзость показались мне так забавны. «
(глава VIII)

«. расставаясь с этим ужасным человеком
,
извергом, злодеем для всех
, кроме одного меня. » (Гринев о Пугачеве, глава XII)

«Добро, спасибо злодею
и за то. «
(попадья о Пугачеве, глава XII)

«. собрал злодейскую шайку
,
произвел возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства
.
Того ради, с получением сего, имеете вы, господин капитан, немедленно принятьнадлежащие меры к отражению помянутого злодея и самозванца
. «
(генерал о Пугачеве, глава VI)

«. Бога ты не боишься, разбойник
! – отвечал ему Савельич. «
(глава II)

«Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. «
(глава II)

«
Я отвечал Пугачеву: «Слушай; скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе государя?
Ты человек смышленый
: ты сам увидел бы, что я лукавствую».
» (слова Гринева, глава VIII)

Пугачев является жестоким, безжалостным, кровожадным человеком с суровой душой. Ему ничего не стоит лишить человека жизни:

«Да ты должен, старый хрыч, вечно бога молить за меня да за моих ребят за то, что ты и с барином-то своим не висите здесь вместе с моими ослушниками. Заячий тулуп! Я-те дам заячий тулуп! Да знаешь ли ты, что я с тебя живого кожу велю содрать на тулупы?»» (Пугачев угрожает слуге Савельичу, глава IX)

«Я вспоминал об опрометчивой жестокости, о кровожадных привычках того, кто вызывался быть избавителем моей любезной. «
(глава XI)

«Казалось, суровая душа Пугачева была тронута. «
(глава XII)

«Его хладнокровие ободрило меня. » (глава II)

Емельян Пугачев считает себя удалым мужчиной. По его словам, удалому человеку сопутствует удача. Он сравнивает себя с другим известным самозванцем, Григорием Отрепьевым, который выдавал себя за покойного царевича Дмитрия. Суд по всему, Пугачеву хотелось бы получить власть и править всей страной:

«
А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал?»
(Пугачев о себе и Григории Отрепьеве, глава VIII)

Пугачев является хвастливым человеком. Например, он хвастается перед Гриневым тем, что он «воюет хоть куда»:

«Лицо самозванца изобразило довольное самолюбие. «Да! – сказал он с веселым видом. – Я воюю хоть куда. Знают ли у вас в Оренбурге о сражении под Юзеевой? Сорок енаралов убито, четыре армии взято в полон. Как ты думаешь: прусский король мог ли бы со мною потягаться?»

Хвастливость разбойника показалась мне забавна.»
(диалог Гринева и Пугачева, глава XI)

«Несколько разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздетую донага. Один из них успел уже нарядиться в ее душегрейку. Другие таскали перины, сундуки, чайную посуду, белье и всю рухлядь. «Батюшки мои! – кричала бедная старушка. – Отпустите душу на покаяние. Отцы родные, отведите меня к Ивану Кузмичу». Вдруг она взглянула на виселицу и узнала своего мужа. «Злодеи! – закричала она в исступлении. – Что это вы с ним сделали?

«Унять старую ведьму!» – сказал Пугачев. Тут молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца. Пугачев уехал; народ бросился за ним.» (глава VII)

«Казнить так казнить, жаловать так жаловать. » (слова Пугачева, глава VIII)

«Ты крепко передо мною виноват, – продолжал он, – но я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу
, когда принужден я был скрываться от своих недругов. То ли еще увидишь! Так ли еще тебя пожалую, когда получу свое государство!» (Пугачев выражает благодарность Гриневу, глава VIII)

Пугачев не просто отпускает Гринева из крепости, но и дает ему лошадь и овчинный тулуп:

«Отец наш вам жалует лошадь и шубу
с своего плеча (к седлу привязан был овчинный тулуп).» (урядник Максимыч вручает Гриневу лошадь и тулуп от Пугачева, глава IX)

«. обратясь к Пугачеву, сказал ему с веселым видом: «Ах! я было и забыл благодарить тебя за лошадь и за тулуп
.» (Гринев благодарит Пугачева за лошадь и тулуп, глава XI)

«Я рассказал, как началось мое знакомство с Пугачевым в степи, во время бурана; как при взятии Белогорской крепости он меня узнал и пощадил
.
Я сказал, что тулуп и лошадь, правда, не посовестился я принять от самозванца. » (Гринев признается, что взял тулуп и лошадь от Пугачева, глава XIV)

Как бы то ни было, Пугачев лично едет с Гриневым в Белогорскую крепость и там обнаруживает бедную Машу в заточении у Швабрина. Пугачев ругает негодяя Швабрина, но в итоге прощает его. После этого Пугачев «великодушно» отпускает Петра Гринева и Машу из крепости на волю:

«Пугачев взглянул грозно на Швабрина: «И ты смел меня обманывать! – сказал он ему. – Знаешь ли, бездельник, чего ты достоин?»

Швабрин упал на колени… В эту минуту презрение заглушило во мне все чувства ненависти и гнева. С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого казака. Пугачев смягчился. «Милую тебя на сей раз, – сказал он Швабрину
, – но знай, что при первой вине тебе припомнится и эта». Потом обратился к Марье Ивановне и сказал ей ласково: «
Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь
».» (глава XII)

«Возьми себе свою красавицу; вези ее, куда хочешь, и дай вам бог любовь да совет!».
» (слова Пугачева, глава XII)

Судя по всему, разбойник Емельян Пугачев любит выпить:

«Я поднес ему чашку чаю; он отведал и поморщился. «Ваше благородие, сделайте мне такую милость, – прикажите поднести стакан вина; чай не наше казацкое питье». Я с охотой исполнил его желание.» (Гринев предлагает ему чаю, но тот просит вина, глава II)

«При сих словах он взял стакан, перекрестился и выпил одним духом
. Потом поклонился мне и воротился на полати.» (о Пугачеве, глава II)

«
Заячий тулуп почти новешенький!
и добро бы кому, а то пьянице оголелому
. » (Савельич о Пугачеве, глава II)

«Ты и позабыл того пьяницу
, который выманил у тебя тулуп на постоялом дворе. » (Савельич о Пугачеве, глава VIII)

«. и пьяница, шатавшийся по постоялым дворам
, осаждал крепости и потрясал государством!» (Гринев о Пугачеве, глава VIII)

«. за обедом скушать изволил двух жареных поросят. » (глава VIII)

«.
а парится так жарко, что и Тарас Курочкин не вытерпел, отдал веник Фомке Бикбаеву да насилу холодной водой откачался. Нечего сказать: все приемы такие важные. » (казак о Пугачеве, глава VIII)

«
«Прочитай, так изволишь увидеть», – отвечал Савельич.
Пугачев принял бумагу и долго рассматривал с видом значительным. «Что ты так мудрено пишешь? – сказал он наконец. – Наши светлые очи не могут тут ничего разобрать. Где мой обер-секретарь?»..»(глава IX)

«. пропуск, подписанный каракульками Пугачева. «
(глава II)

Необразованный Пугачев использует просторечия, которые отражают его низкий уровень образования. Так, он несколько раз произносит слово «енаралы» вместо «генералы»:

«Господа енаралы! – провозгласил важно Пугачев. » (глава XI)

«Сорок енаралов убито, четыре армии взято в полон.» (слова Пугачева, глава XI)

В какой-то момент разбойник Пугачев понимает, что является злодеем, но уже не может остановиться и продолжает разбойничать:

«Пугачев горько усмехнулся. «Нет, – отвечал он, – поздно мне каяться. Для меня не будет помилования. Буду продолжать, как начал. Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвою».» (глава XI)

«. он присутствовал при казни Пугачева. «
(глава XIV)

Это был цитатный образ и характеристика Емельяна Пугачева в романе «Капитанская дочка» Пушкина: описание внешности, характера, личности и биографии героя в цитатах.

LiveInternetLiveInternet

Цитата сообщения Валера_Богуславский

Прочитать целикомВ свой цитатник или сообщество!
Прости, народ православный
10 января (23 по «новому стилю») 1775 года в Москве был казнён Емельян Пугачёв

Картина Виктора Маторина (род. 1970)

Пугачев Емельян Иванович

(1740/или 1742/ – 1775), донской казак, хорунжий, предводитель восстания 1773–1775, ранее участник Семилетней (1756–1763) и русско-турецкой (1768–1774) войн. Под именем «Императора Петра III»; поднял восстание яицких (уральских) казаков в августе 1773 г., которое превратилось в самую крупную «крестьянскую (гражданскую) войну» в истории дореволюционной России. Причиной ее стала внутренняя политика Екатерины II, направленная на расширение вольностей дворянства (оно было освобождено от обязательного несения воинской службы) при усилении закрепощения крестьянства, превращенного в личную собственность дворян.

Жесткий курс стал проводиться правительством и в отношении казачества. В Донском, Волжском, Терском и Яицком казачьих войсках вводилось «регулярство» с постоянной и обременительной для казаков службой, постепенной ликвидацией старинных казачьих прав. Имея такие оправданные причины для протеста, восставшие, однако, выступили как буйная разрушительная анархическая сила, не имевшая положительной программы, грабившая мирное население (как можно было Пугачеву удержать от этого тысячи своих сподвижников, преступивших закон и упоенных безнаказанностью?) и сокрушавшая на своем пути все государственные структуры и устои: «бунт безсмысленный и безпощадный» (А.С. Пушкин. «Капитанская дочка»). Так что правительственные войска, отправленные на подавление восстания, выполняли свой долг и карали бунтовщиков с чистой совестью (в подавлении принимал участие А.В. Суворов). Следует заметить, что мастеровые и работные люди 43 заводов Урала и Прикамья отказались поддержать восстание.

Войско Пугачева насчитывало до 100 тысяч человек, включая национальные меньшинства Урала и Поволжья (башкиры, татары, калмыки, удмурты, марийцы, чуваши, мордва и казахи). Численность населения восставших районов превышала 250 тыс. чел. Первый этап войны (сентябрь 1773 – март 1774) закончился взятием восставшими Татищевой крепости и неудачей при осаде Оренбурга. На втором этапе (март 1774 – июль 1774) восставшие продвинулись в районы горного Урала, башкирские степи (где силы Пугачева были пополнены башкирами под командованием Салавата Юлаева), подошли к Казани и взяли ее. Третий период войны (июль 1774 – конец 1775) начался переходом восставшими через Волгу. Рассылая популярные в крестьянстве освободительные «царские манифесты и указы», Пугачев захватил Пензу, Саранск, Алатырь, Курмыш, пытался в азарте двинуться на Москву, но был остановлен правительственными войсками и отступил на юг. Этот третий период был самым массовым по размаху и самым слабым по организации, так как от Пугачева отошла значительная часть казачества. Окончательно был разбит и схвачен под Царицыным, содержался под следствием в Яицком городке, Симбирске, затем направлен в клетке в Москву.

На суде был приговорен к смертной казни вместе с Перфильевым, Шигаевым, Подуровым и Терновым. Сцену казни Емельяна Пугачева приводит А.С. Пушкин в своей книге «История Пугачева» на основании изученных документов:

«Пугачев и Перфильев приговорены были к четвертованию; Чика – к отсечению головы, Шигаев, Падуров и Торнов – к виселице; осьмнадцатъ человек – к наказанию кнутом и к ссылке на каторжную работу. Казнь Пугачева и его сообщников совершилась в Москве 10 января 1775 года. С утра безчисленное множество народа столпилось на Болоте, воздвигнут был высокий намост. На нем сидели палачи и пили вино в ожидании жертв. Около намоста стояли три виселицы. Кругом выстроены были пехотные полки. Офицеры были в шубах по причине жестокого мороза. Кровли домов и лавок усеяны были людьми; низкая площадь и ближние улицы заставлены каретами и калясками. Вдруг все заколебалось и зашумело; закричали: везут, везут! Вслед за отрядом кирасир ехали сани с высоким амвоном. На нем с открытою головою сидел Пугачев, насупротив его духовник. Тут же находился чиновник Тайной экспедиции. Пугачев, пока его везли, кланялся на обе стороны. За санями следовала еще конница и шла толпа прочих осужденных. Очевидец (в то время едва вышедший из отрочества, ныне старец, увенчанный славою поэта и государственного мужа) описывает следующим образом кровавое позорище [т.е. зрелище]:

«Сани остановились против крыльца лобного места. Пугачев и любимец его Перфильев в препровождение духовника и двух чиновников едва взошли на эшафот, раздалось повелительное слово на караул, и один из чиновников начал читать манифест. Почти каждое слово до меня доходило. При произнесении чтецом имени и прозвища главного злодея, также и станицы, где он родился, обер-полицеймейстер спрашивал его громко: «Ты ли донской казак, Емелька Пугачев?» Он столь же громко ответствовал: «Так, государь, я донской казак Зимовейской станицы, Емелька Пугачев». Потом, во все время продолжения чтения манифеста, он, глядя на собор, часто крестился, между тем как сподвижник его Перфильев немалого роста, сутулый, рябой и свиреповидный, стоял неподвижно, потупя глаза в землю. По прочтении манифеста духовник сказал им несколько слов, благословил их и пошел с эшафота. Читавший манифест последовал за ним. Тогда Пугачев сделал с крестным знамением несколько земных поклонов, обратясь к соборам, пoтoм с уторопленным видом стал прощаться с народом; кланялся во все стороны, говоря прерывающимся голосом «Прости, народ православный; отпусти, в чем я согрубил пред тобою; прости, народ православный!» При сем слове экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп, стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья. Тогда он сплеснул руками, повалился навзничь, и в миг окровавленная голова уже висела в воздухе…»

Палач имел тайное повеление сократить мучения преступников. У трупа отрезали руки и ноги, палачи разнесли их по четырем углам эшафота, голову показали уже потом и воткнули на высокий кол. Перфильев, перекрестясь, простерся ниц и остался недвижим. Палачи его подняли и казнили так же, как и Пугачева. Между тем Шигаев, Падуров и Торнов уже висели в последних содроганиях… В сие время зазвенел колокольчик; Чику повезли в Уфу, где казнь его должна была совершиться. Тогда начались торговые казни; народ разошелся: осталась малая кучка любопытных около столба, к которому, один после другого, привязывались преступники, присужденные к кнуту. Отрубленные члены четвертованых мятежников были разнесены по московским заставам и несколько дней после сожжены вместе с телами. Палачи развеяли пепел. Помилованные мятежники были на другой день казней приведены пред Грановитую палату. Им объявили прощение и при всем народе сняли с них оковы.

Так кончился мятеж, начатый горстию непослушных казаков, усилившийся по непростительному нерадению начальства и поколебавший государство от Сибири до Москвы и от Кубани до Муромских лесов. Совершенное спокойствие долго еще не водворялось. Панин и Суворов целый год оставались в усмиренных губерниях, утверждая в них ослабленное правление, возобновляя города и крепости и искореняя последние отрасли пресеченного бунта. В конце 1775 года обнародовано было общее прощение и повеление все дело предать вечному забвению. Екатерина, желая истребить воспоминание об ужасной эпохе, уничтожила древнее название реки, коей берега были первыми свидетелями возмущения. Яицкие казаки переименованы были в уральские, а городок их назвался сим же именем. Но имя страшного бунтовщика гремит еще в краях, где он свирепствовал. Народ живо еще помнит кровавую пору, которую так выразительно прозвал он пугачевщиною» (А.С. Пушкин

. «История Пугачева». ПСС. Т. 9. С. 79—80). Взято здесь: https://www.rusidea.org/?a=25012302

Подробная характеристика

Емельян Пугачёв был не только жестоким, но и добрым. Во всех дворянах он видел врагов, поэтому хладнокровно расправился с капитаном Мироновым, его женой и со всем его окружением. Петра Гринёва он пощадил, так как помнил, что Пётр был с ним добр и подарил заячий тулуп со своего плеча. Три раза отпускал он Гринёва, живя по принципу: «миловать, так миловать».

Пугачёв очень умный человек, он понимал, что все люди из его окружения не сильно ему преданы и могут ради своего спасения сдать его. Емельян знал много поговорок и пословиц и умел вставить их в нужном месте.

Следствие и казнь Пугачева

В ночь на 15 сентября арестованного Пугачева доставили в Яицкий городок и отправили в тот самый ретраншемент, который он безуспешно штурмовал зимой—весной 1774 года. Он был помещен в отдельный «нумер». Дежурному караульному офицеру капитан-поручик Савва Иванович Маврин вручил письменный приказ, в котором говорилось, что Пугачева должны караулить «два часовых внутри покоя, а два — снаружи». Заключенному запрещалось давать что-либо в руки, «а паче того, чем бы он повредить себя мог». Караульный офицер должен был находиться в камере во время приема Пугачевым пищи: «Когда дается ему что в пищу, при том вы сами бывайте, и до тех пор вон не выходите, покудова он принесенное не съест».

Следующие два дня по приказанию Маврина Пугачева выводили на городскую площадь, где при собравшихся жителях и вчерашних сподвижниках он «кричал во все горло, что он — Зимовейской станицы донской казак, не умеющий грамоте, и их обманывал». Видимо, эта сцена сильно подействовала на бывших бунтовщиков, которые, по словам Маврина, до тех пор «в мыслях очарованы были [им] из недомыслия», а теперь, узнав правду, «честили ево уже не по-царски, а так, как повелось».

Пятнадцатого сентября Маврин провел первый устный допрос Пугачева, в докладе П.С. Потемкину он писал: «Описать того невозможно, сколь злодей бодраго духа, однакож без наимянования себя тем имянем, коим до сего часа так дерзко себя называл». Во время допроса Пугачев отверг обвинения в «посторонней помощи»: «Я и так столько людей имел, сколько для меня потребно», — правда, тут же посетовал: «Только люд нерегулярной». Говорил он и о том, что сам не верил, будто может стать царем, и вообще «удивляется, что был сперва очень щастлив». Свои успехи самозванец объяснил так: «Сие попущение Божеское к нещастию России». Во время допроса Пугачев, с одной стороны, заявлял, что виноват перед государыней «и заслужил все те муки», которые на него «возложены будут», с другой — пытался оправдать себя: «он не столько виновен, как яицкие казаки». Вероятно, самозванец тогда еще теплилась надеялся на прощение.

На следующий день Пугачев вновь давал показания С.И. Маврину, но теперь их уже записывали. Во время допроса самозванец подробно рассказал о своей жизни, начиная с детства и заканчивая привозом его «в Яицкой городок, в секретную коммисию». Правда, пугачевские показания, освещающие события после битвы у Сакмарского городка (1 апреля 1774 года), выглядят довольно скупо — Маврину пришлось спешно завершить допрос, потому что прибывший в тот день Суворов потребовал выдать ему Пугачева, чтобы отвезти его к командующему П.И. Панину. В десять часов утра 18 сентября самозванец, его первая жена Софья и сын Трофим под охраной отряда во главе с Суворовым отправились в путь. Маршрут их сначала лежал в Пензу, но его пришлось изменить, когда Панин сообщил, что направляется в Симбирск.

Везли их с большими предосторожностями. Для самозванца «сделана была наподобие клетки особливая на двух колесах телега, куда он посажен, по рукам и по ногам скованный». По инструкции, в эту телегу нельзя было сажать ни жену, ни сына; всех троих следовало рассадить «в розныя кибитки» и не позволять им переговариваться. На привал надлежало располагаться «на ровном и чистом месте, а не в перелесках», а в селениях — «на улице, а не в избах». Были приняты и другие меры предосторожности, но главное — за арестантами неусыпно следил «наикрепчайший караул».

Пугачев был доставлен в Симбирск в ночь на 1 октября. На следующий день туда прибыли командующий правительственными войсками П.И. Панин, победитель самозванца И.И. Михельсон, а также начальник секретных комиссий П.С. Потемкин. Последний хотя и был недоволен, что Пугачева отвезли не к нему в Казань, а к Панину, все же решил приехать в Симбирск и лично увидеть «злодея». В тот же день близ дома, где остановился командующий, самозванец принародно каялся в грехах и объявлял, что «он беглый с Дону казак Емельян Пугачев». Из панинского письма его брату Никите Ивановичу узнаем, что «адской изверг Пугачов» получил от Петра Ивановича «несколько пощечин», «а борода, которою он Российское государство жаловал», удостоилась «довольного дранья». По преданию, записанному А.С. Пушкиным в Симбирске в 1833 году, когда Панин спросил самозванца: «Как же смел ты, вор, назваться государем?» — тот будто бы ответил: «Я не ворон… я вороненок, а ворон-то еще летает».

Затем Пугачева привели в особняк, где остановился Панин. Самозванец вновь прилюдно каялся. Интересные воспоминания о встрече с Пугачевым в Симбирске оставили Г.Р. Державин и П.И. Рычков. Когда Державин явился к Панину засвидетельствовать почтение, граф предложил ему посмотреть на знаменитого узника. «Чрез несколько минут представлен Самозванец, в тяжких оковах по рукам и по ногам, в замасленном, поношенном, скверном широком тулупе». Пугачев сразу встал пред графом на колени. Панин же спросил:

— Здоров ли, Емелька?

— Ночей не сплю, все плачу, батюшка, ваше графское сиятельство.

Если верить Державину, Панин, заканчивая разговор с арестантом, даже подал ему надежду на спасение:

— Надейся на милосердие государыни.

Известному ученому Петру Ивановичу Рычкову довелось не только повидать и послушать самозванца, но и поговорить с ним. Когда Рычков пришел на квартиру, где находился Пугачев, самозванец «сидел и ел щербу, налитую на деревянное блюдо». Арестант предложил гостю пообедать с ним, Рычков, отказавшись, стал спрашивать Пугачева, «как он отважиться мог на такие злодейства и продерзости». Самозванец стал каяться и обещал исправиться, подкрепляя свои обещания «божбою». Петр Иванович поведал узнику, что «от него и от его сообщников совсем разорен», но «тягчее всего» для него то, что бунтовщиками во время боя под Симбирском был убит комендант города, его сын. Пугачев стал оправдываться, что «все то делано без его ведома, ибо-де сообщники его, что ни похотели, то, не спрашиваясь его, сами делали». Говоря о покойном сыне, Рычков заплакал. Присутствовавшие при встрече офицеры впоследствии уверяли Рычкова, что и самозванец не смог сдержать слез. Петр Иванович не поверил Пугачеву, потому что «сие было в нем от его великого притворства, к которому, как от многих слышно было, так он приучился, что, когда б ни захотел, мог действительно плакать». «Приметно мне было, — писал Рычков, — что он самый изверг натуры и ко всякому злому предприятию склонный человек». Впрочем, к этой характеристике ученый добавил, что Пугачев «весьма скор в поворотах к воинским делам по казацким обыкновениям, и при многих случаях оказывал он великую склонность и проворность».

Приходили посмотреть на самозванца и генерал-майоро Голицын и полковник Михельсон. Правда, по свидетельству Рунича, самозванец воспринял их неодинаково. Узнав, что перед ним Голицын, он сказал:

— Ваша светлость — славный генерал. Это вы первый сломали мне рога у Татищевой.

А вот когда Емельяну Ивановичу представился Михельсон, «Пугачев ни одного слова не сказал, но побледнел и как будто встрепенулся, нагнул голову. Михельсон, постояв с минуту, оборотился и пошел к двери». Когда же полковник подошел к выходу, самозванец довольно громко сказал:

— Попросить мне было у него одну шубу, ему много их досталось.

Затем самозванец будто бы заявил:

— Где б этому немцу меня разбить, если б не проклятый Чумаков был тому причиною.

По приказанию Панина один из местных художников выполнил несколько портретов Пугачева, которые отправлялись в различные части Российской империи, например в Петербург, чтобы высшие сановники и сама Екатерина II могли увидеть «сего адского изверга», или в Тобольск к тамошнему губернатору Д.И. Чичерину. Один портрет Панин отправил в Казань, где «изображение злодея и самозванца» было прилюдно сожжено.

Насколько можно понять из источников, в Симбирске Пугачев содержался не в тюремной камере, а в обыкновенной избе. П.И. Рычков писал, что самозванец был посажен «под крепкий гвардейский караул, скованный по рукам и по ногам железами, а сверх того около поясницы его положен был железный обруч с железною ж цепью, которая вверху прибита была в стену». Внутри помещения, где сидел Пугачев, должны были постоянно находиться по одному унтер- и обер-офицеру и посменный часовой из солдат-преображенцев, которому не полагалось иметь при себе оружия, «кроме шпаги, и то не обнаженной». Кормить его следовало на 15 копеек в день пищей «обыкновенной подлому человеку». Еду готовили часовые. Поскольку наступали морозы, следовало обеспечить его теплой одеждой и обувью. Первую жену и сына самозванца также надлежало снабдить одеждой и обувью, и тратить на продукты по десять копеек в день на каждого.

По распоряжению Панина со 2 по 6 октября проводился допрос самозванца, руководил допросом П.С. Потемкин (Панин присутствовал лишь в первый день). Причем следствие над Пугачевым в Симбирске являлось инициативой самого Панина. Императрица уже распорядилась о создании следственной комиссии в Москве, которая и должна была допросить Пугачева и «самоглавнейших по сему делу колодников». Правда, Панин об этом узнал лишь в середине октября, когда допрос уже закончился. Потемкин с помощью психологического давления и физического насилия вынудил Пугачева сказать, что он креатура «раскольников». Однако следствие, проводившееся в Москве, полностью опровергло это заявление и 14 человек, оговоренных самозванцем в Симбирске и привлеченных к следствию в Москве, в конечном счете были оправданы. В целом же пугачевские показания во время симбирского допроса, представляют собой пестрое мозаичное полотно, на котором отображены и достоверные свидетельства, и полуправда, и откровенный вымысел.

Моральное состояние Пугачева в Симбирске ухудшилось. Помощник Галахова майор Рунич вспоминал: «Пугачев, с самого того времени, как оставался у генерал-майора Потемкина на последних допросах, все то время, что содержался в Симбирске под присмотром, в крайнем находился унынии и задумчивости, не говорил почти ни с кем ни слова. Приказано было всем четырем его приставам всеми мерами стараться его, Пугачева, выводить из уныния и задумчивости, кои начали уже в нем уменьшаться в пути, когда из Симбирска отправились с ним в Москву».

Двадцать шестого октября 1774 года Пугачев, его первая жена и сын отправились в Москву под охраной отряда Галахова, численность которого не превышала ста человек. «Везли Пугачева скованного по рукам и ногам», но уже «не в клетке, а в зимней кибитке». «Пища ему производилась сытная, — вспоминал пугачевский конвоир капитан Н.З. Повало-Швыйковский, — и пред обедом и ужином давали порцию простого вина. Пленника везли только днем, а ночь проводили за крепким караулом на приуготовленных квартирах». Если верить Повало-Швыйковскому, «всем сопутствующим разговор с ним был воспрещен». Однако, по свидетельству П.С. Рунича, также входившего в состав конвоя, напротив, «в дороге он стал разговорчивее, веселее и каждый вечер на ночлеге рассказывал нам о военных своих подвигах и разных приключениях своей жизни».

В Москве с нетерпением ожидали прибытия знаменитого бунтовщика. 3 ноября 1774 года чиновник Московской губернской канцелярии П. Вяземский писал своему высокопоставленному родственнику генерал-прокурору Сената А.А. Вяземскому: «Завтрешней день привезут к нам в Москву злодея Пугачева. И я думаю, что зрителей будет великое множество, а особливо — барынь, ибо я сегодня слышал, что везде по улицам ищут окошечка, откуда бы посмотреть. Но только я думаю, что никто ево не увидит, ибо он везется в кибитке, а притом будут ево окружать казаки и драгуны, следственно, и видеть нельзя». И впрямь на следующий день, «как везли злодея по городу, то зрителей было великое множество».

4 ноября 1774 года в девять часов утра самозванец, «старая его жена и сын под стражею гвардии капитана Галахова» были доставлены на Монетный двор. Пустовавшее двухэтажное каменное здание Монетного двора, было спешно приспособлено для содержания не только «злодея», но «и прочих колодников» и проживания охраны и некоторых приезжих чиновников следственной комиссии. М.Н. Волконский в донесении императрице от 4 ноября сообщал, что «злодей посажен в уготованное для его весьма надежное место на Манетном дворе, где сверх того, что он в ручных и ножных кандалах, прикован к стене; жена же с сыном в особом номере». Более детальное описание условий содержания самозванца дал в воспоминаниях Н.З. Повало-Швыйковский: «…занимал особую комнату, имеющую вид треугольника. Цепи имел на руках, ногах и укрепленную в стене, поперек тела».

Почти сразу после доставки Пугачева в Москву М.Н. Волконский устроил ему предварительный допрос. Когда самозванца ввели «в судейскую камору», то он, как гласят протокол допроса и донесение Волконского императрице от 4 ноября, «без всякого спроса пал на колени и сказал: «Виноват пред Богом и пред государынею»». Во время допроса самозванец говорил то же, что ранее в Симбирске.

После Емельяна была допрошена его первая жена, которая о муже сказала:

— Чорт его знает, што он это наделал. А я о злодействе его прежде никогда от него не слыхивала, и он меня бросил уже три года.

После предварительного допроса начался большой допрос, продлившийся до 13 ноября. Кроме того, в ноябре—декабре был проведен ряд дополнительных допросов и очных ставок с участием самозванца, его ближайших сподвижников и людей, встречавшихся с Пугачевым как до, так и во время восстания. Следствие продлилось до 13 декабря. Помимо предводителя бунтовщиков, было допрошено 70 подследственных; всего же, не считая Пугачева, в Москву в ноябре—декабре было доставлено 85 человек. По окончании следствия последовал суд над Пугачевым и его сподвижниками.

Императрица из Петербурга контролировала ход судебного процесса, состоявшегося в конце декабря 1774 года — начале января 1775-го, главным образом через председательствовавшего, генерал-прокурора Сената А.А. Вяземского. Если бы Екатерина все пустила на самотек, заседавшие в суде сановники приговорили бы к смертной казни куда больше людей. Екатерина хотя и повелевала судьям «учинить в силу государственных законов определение и решительную сентенцию», на самом деле желала, чтобы приговор был относительно мягким. «При экзекуциях чтоб никакого мучительства отнюдь не было, — наставляла она Вяземского, — и чтоб не более трех или четырех человек [казненных]».

Из восьмидесяти шести доставленных на следствие в Москву к суду привлекли 56 человек, остальные были освобождены без суда, поскольку выяснилось, что Пугачева они не поддерживали и в восстании не участвовали. Те же, кому надлежало предстать перед судом, были распределены по «сортам», соответствующим их индивидуальной вине.

Заседания суда проходили в Большом Кремлевском дворце. В начале первого заседания судьям была зачтена «записка краткая о злодее Пугачеве», составленная М.Н. Волконским, П.С. Потемкиным и С.И. Шешковским и отосланная Екатерине еще 5 декабря. На следующий день в Большой Кремлевский дворец привезли Пугачева. Если верить донесению Вяземского, самозванцу, перед тем как ввести его в зал суда, было сделано «возможное ободрение, дабы по робкости души его не зделалось ему самой смерти». Войдя в зал, преступник пал «пред собранием в ноги» и начал отвечать на заготовленные вопросы, действительно ли он «Емелька Иванов сын Пугачев» и вправду ли совершил все те преступления, о которых сам поведал на следствии. Емельян Иванович отвечал утвердительно, а на вопрос: «Имеешь ли чистосердечное раскаяние во всех содеянных тобою преступлениях?» — дал ответ: «Каюсь Богу, всемилостивейшей государыне и всему роду христианскому».

«По выводе злодея» судьям были зачитаны «приличныя (то есть применимые к данному случаю) законы». По тогдашним законам не только все без исключения бунтовщики, но и люди, как-то помогавшие Пугачеву, были достойны смерти. В записке П.С. Потемкина, также зачитанной на этом заседании, подследственные были разделены на девять «сортов» — все, кроме Пугачева, поскольку его вина и так была понятна. К первому и второму «сортам» Павел Сергеевич отнес шестерых наиболее важных, по его мнению, бунтовщиков: Афанасия Перфильева, Максима Шигаева, Ивана Зарубина-Чику, Тимофея Подурова, Василия Торнова и Канзафара Усаева. Перфильев, Шигаев, Зарубин, Торнов обвинялись в «тиранствах» и «смертоубивствах». Следующие шесть «сортов» в потемкинской записке, с третьего по восьмой, составляли остальные 33 пугачевских сообщника, а в девятый «сорт» вошли 11 человек, которых следствие признало невиновными.

После зачтения выписок из законов и потемкинской записки судьи принялись за обсуждение предварительного решения по делу Пугачева и его сообщников, а также «прочих под следствием находящихся». В дальнейшем оно должно было войти в «решительную сентенцию» — окончательный приговор. В результате Пугачева и шестерых бунтовщиков, отнесенных Потемкиным к первому и второму «сортам», приговорили к смертной казни. Пугачева и Перфильева следовало четвертовать в Москве, при этом голову «воткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города и положить на колеса, а после на тех местах сжечь». Зарубину надлежало «отсечь голову в Уфе и взоткнуть ее на кол, а труп сжечь». Максима Шигаева, Тимофея Подурова, Василия Торнова и Канзафара Усаева приговорили к повешению — первых трех в Москве, а последнего в Челябинске.

Экзекуция над Пугачевым и его сподвижниками должна была пройти в субботу 10 января в 11 часов «пополуночи». Болотная — в те времена крупная торговая площадь — была выбрана не случайно, поскольку на ней и раньше казнили преступников. Девятого января начались приготовления к предстоящей казни. Посредине площади был установлен обитый тесом эшафот, высотой чуть меньше трех метров, с довольно просторным помостом наверху, окруженным балюстрадой. «Посреди самого сего помоста, — пишет А.Т. Болотов, — воздвигнут был столб, с воздетым на него колесом, а на конце утвержденною на него железною острою спицею». На помост, а также к вершине столба вели лестницы, а у подножия столба находилась дубовая плаха. Вблизи эшафота располагались три виселицы примерно той же высоты, «с висящими на них петлями и приставленными лесенками».

К казни готовили и самих приговоренных. В тот же день к ним был послан протоиерей кремлевского Архангельского собора Петр Алексеев, о миссии которого мы знаем из его рапорта крутицкому епископу Самуилу: «По порученной мне от Вашего преосвященства должности сего генваря 9-го числа известных злодеев Пугачева с товарищи, осужденных на смерть, увещевал я, именованный, приводя их в истинное признание и раскаяние, кои, кроме Перфильева (Пугачов, Торнов, Подуров и Чика), с сокрушением сердечным покаялися в своих согрешениях пред Богом. По таинству христианскому, а властию пастырскою Вашего преосвященства чрез меня недостойнаго разрешены от церковной анафемы». Таким образом, Пугачев в отличие от Разина не был навечно проклят Церковью, ему со сподвижниками позволили исповедаться и причаститься, что, несомненно, было актом милосердия.

Накануне казни появилось объявление московского обер-полицмейстера Архарова, оповещавшее жителей Первопрестольной о предстоящем событии. Как отмечал современник событий поэт и государственный деятель Иван Иванович Дмитриев, «в целом городе, на улицах, в домах, только и было речей об ожидаемом позорище».

Народу в тот день на Болотной, несмотря на сильный мороз, собралось видимо-невидимо. И.И. Дмитриев вспоминал: «…все кровли домов и лавок, на высотах с обеих сторон ее, усеяны были людьми обоего пола и различного состояния. Любопытные зрители даже вспрыгивали на козлы и запятки карет и колясок». По словам другого очевидца, генерал-прокурора А.А. Вяземского, «при казни было такое людство, какова давно не видано, даже благородные женщины с маленькими детьми, и очень много».

На эшафоте ожидали палачи. Вблизи от эшафота расположилось начальство. Помимо Вяземского здесь были Волконский, Архаров и некоторые другие большие сановники. «Начальники и офицеры имели знаки и шарфы сверх шуб по причине жестокого мороза». Вокруг эшафота «построены были пехотные полки». Причем в образовавшийся круг, по словам Болотова, «из подлого народа» никого не пускали, в то время как «дворян и господ пропускали всех без остановки», которых тут и собралось «превеликое множество».

Все ждали появления Пугачева. «Вдруг все восколебалось и с шумом заговорило: «Везут, везут!»». Зрители увидели огромные черные сани с высоким помостом, а в них самозванца, скованного цепями. Очевидец писал, что «не заметен был страх на лице Пугачева», державшегося «с большим присутствием духа». Емельян Иванович сидел на лавке. То ли подле, то ли напротив него сидел священник, увещевавший «его к раскаянию». Зрители смотрели на самозванца «пожирающими глазами», а он, «с непокрытою головою, кланялся на обе стороны», прося у всех прощения. В руках у Пугачева были «две толстые зажженные свечи из желтого воска, который, от движения оплывая, залеплял ему руки».

Сани с Пугачевым остановились напротив эшафота, после чего самозванца вместе с Перфильевым «в препровождении духовника и двух чиновников» возвели на помост. Приговоренные к повешению стояли на лесенках, ведущих на виселицы, с колпаками на голове «и с возложенными на шеи их уже петлями». Раздалась команда «на караул», и один из чиновников начал читать «сентенцию». Когда в тексте упоминались Пугачев и станица, где он родился, обер-полицмейстер Архаров обращался к самозванцу:

— Ты ли донской казак Емелька Пугачев?

— Так, государь, — громким голосом отвечал самозванец, — я донской казак Зимовейской станицы Емелька Пугачев.

Все время, пока читали «сентенцию», Емельян Иванович, «глядя на собор, часто крестился». Когда чтение закончилось, духовник благословил преступников и вместе с чиновниками спустился с эшафота. Пугачев, крестясь, сделал несколько земных поклонов в сторону соборов, а затем «с уторопленным видом стал прощаться с народом», кланяясь «на все стороны».

— Прости, народ православный, — прерывающимся голосом говорил Пугачев, — отпусти мне, в чем я согрубил пред тобою; прости, народ православный!

Затем «экзекутор дал знак»; «палачи бросились раздевать его, сорвали белый бараний тулуп, стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья». Один из очевидцев утверждал, что Пугачев «с живостью сам помогал» палачам снимать с себя одежду. Потом его положили на плаху. «Тогда он сплеснул руками, опрокинулся навзничь, и вмиг окровавленная голова уже висела в воздухе: палач взмахнул ее за волосы». Уже мертвому Пугачеву отрубили руки и ноги. Голову насадили на спицу на конце столба, «а отрубленные его члены и кровавый труп» были положены на колесо, которое также находилось на столбе.

Затем «с Перфильевым последовало то же». «Столкнуты были с лестниц и все висельники» — Шигаев, Подуров и Торнов. «Превеликий гул от аханья и многого восклицания раздался тогда по всему несчетному множеству народа, смотревшего на сие редкое и необыкновенное зрелище», — вспоминал очевидец казни А.Т. Болотов.

🗹