Обладая ржавостью ума, не читайте «Лизу». Никогда. Даже если сумеете её найти

Читайте ОрелТаймс в

«Лиза» (легенды и мифы Дворянского гнезда) – вышла книга в соавторстве Владимира Матвеева и Елены Годлевской. Ставлю точку. Нарушаю каноны классического. Никаких пояснений. Не больше чем факт, прямо следующий из заголовка. Но что есть факт? «Познание исторических иллюзий», – заметил один из авторов. И это главное, что нужно знать о мотивах двух идеалистов, осмелившихся через «Лизу» вмешаться в последовательность орловского культурного генома. И если бы только это…

Муза и Лиза

Однажды Владимир Матвеев уже элегантно сбил мои временные ориентиры: «А вы помните, как звали чеховскую Каштанку в цирке?», – так звучала его первая индоктринация. Последующая встреча с ним, состоявшаяся уже после моего запойного прочтения «Лизы», и вовсе выглядела как преднамеренный анахронизм сознания (как мне думалось тогда).

Поздний зимний вечер. Горячий кофе. Два автора. А на столе коллекционное издание «Лизы». Интервью. Так это звучало официально. Но нет. Только спустя значительное время после той встречи, множество бессонных ночей перед монитором, иллюзорных снов о Тургеневе и размышлений о рецензии, которая не поддавалась мне ни под каким углом (и, возможно, не поддалась по итогу), я кончиками пальцев прочувствовала: началось моё познание. И, поверьте, меня нисколько не смутят возможные обвинения в браваде.

Но тем вечером всё выглядело иначе. Он говорил о Достоевском, о ссоре Тургенева и Гончарова. С лёгкостью жонглировал артефактами разных эпох и, порой, переходил на ироничные истории.

«Когда вы читали «Фиалки по средам», а я не сомневаюсь, что вы читали, вас наверняка интересовал главный вопрос, поставленный в этой книге. Я рискну вам вкратце напомнить, – внезапно произносит он, приступая к пересказу произведения Андре Моруа, – Вам не кажется, что разговор о нашей «Лизе» можно начать именно с этого?».

Тут же в его руках появляется уникальная открытка с изображением известного художника. На ней Пушкин обнимает обнажённую даму. Его Музу. «Попробуй, опиши это для школьников по нынешним законам», – обращается ко мне Матвеев.

Что творилось в этот момент в моей голове? Трудно сказать. Но Тургенева там не было. Так казалось. А он был. В каждом слове. Но поняла я это лишь когда стала писать эту реплику. И потому я не буду срывать с Лизы Калитиной «одежды», разрушая авторитетные мифы о «Дворянском гнезде», как мне это представилось правильным тогда, когда я поддалась минутному размышлению на тему обнажённой Музы Пушкина.

Причина проста: «Лиза» – не про это.

Покаяние в романе И.С. Тургенева «Дворянское гнездо»

Статья посвящена рассмотрению понятия «покаяние» на материале художественной литературы. В частности, автор обращается к образам Лизы Калитиной из романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо» и Сони Мармеладовой из романа «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского. Проговариваются существенные различия понятий «покаяние», «раскаяние» и «искупление». Делается вывод о возможности покаяния через любовь человека к человеку, несущей на себе отсвет божественной любви.

Ключевые слова: покаяние, искупление, раскаяние, любовь.

Репин И.Е. «Монахиня». 1887 год. Холст, масло, 55.5x87.3 см. Национальный музей «Киевская картинная галерея» (Киев).

В русском языке слова «раскаяние» и «покаяние» созвучны и в обиходе часто взаимозаменяемы. Между тем, раскаяние – первый этап на пути к покаянию. Не будем отрицать, что нерелигиозный человек тоже может раскаиваться, тогда как покаяние – реальность исключительно христианская.

Раскаяние – сожаление о содеянном, признание своей слабости. Оно совершается наедине с собой, по линии «человек-человек». Раскаяние сопряжено с муками совести, и градации глубины его могут быть различны.

Не всякое раскаяние ведет к покаянию. Покаяние – это обращенность к Богу, путь изживания своей греховности, путь от себя прежнего к себе новому, пребывающему в Боге. Митрополит Антоний Сурожский говорил: «В чем заключается покаяние? Человек, который отвернулся от Бога или жил собой, вдруг или постепенно понимает, что его жизнь не может быть полной в том виде, в каком он ее переживает. Покаяние заключается в том, чтобы обернуться лицом к Богу» [1].

Пример раскаяния без покаяния дан нам в Евангелии в лице Иуды, которого пронизывает осознание: «согрешил я, предав кровь невинную» (Мф. 27,4). Раскаяние у Иуды сопряжено с отчаянием, оно есть неприятие себя. Но, поскольку путь к Богу невозможен, то для него остается только один выход – пойти и удавиться (Мф. 27,5). Пётр же, отрекшись от Христа, растерян, заливается слезами, но именно через обращенность к Богу выходит к покаянию и впоследствии становится первым из апостолов.

Ещё одним примером может стать раскаяние Клавдия, короля датского, в трагедии «Гамлет». Это раскаяние как глубокое сожаление о содеянном: «Удушлив смрад злодейства моего. На мне печать древнейшего проклятья: Убийство брата. Жаждою горю, Всем сердцем рвусь, но не могу молиться» [2, с. 94]. Раскаяние Клавдия не перерастает в покаяние, ибо не может он отказаться от того, чего добился, убив брата, отца Гамлета, – от короны, от королевы, от власти: «Как мне быть? Покаяться? Раскаянье всесильно. Но что, когда и каяться нельзя! Мучение!» [2, с. 95]. Король делает попытку молиться, но молитва остается лишь словами без участия его души. На протяжении всей трагедии мы наблюдаем, как Клавдий всё сильнее вязнет в грехах. Отчаянию противостоит надежда на искупление. Его человек принимает из рук Бога как результат покаяния.

Репин И.Е. Портрет писателя И.С. Тургенева. 1874. Холст, масло, 116.5x89 см. Государственная Третьяковская галерея (Москва).

Таким образом, покаяние – реальность церковная, оно же есть таинство. Однако и в секулярной культуре, в частности, в русской классической литературе, так или иначе звучит тема искупления и покаяния, примером чему становится творчество Ивана Сергеевича Тургенева. Причастность его христианству неоспорима, однако он не был религиозен, как, скажем, Достоевский. Одно из свидетельств тому – роман «Дворянское гнездо».

Главная героиня романа Лиза Калитина в финале уходит в монастырь, как может показаться неискушенному читателю, по причине разочарованности в любви к Лаврецкому. Но так ли это? Вглядимся внимательнее в образ Лизы.

На страницах романа впервые она появляется в сценах с Паншиным, они в четыре руки играют кантату, написанную учителем музыки Леммом. Однако Тургенев не спешит рассказать читателю о своей героине, создать её образ. До некоторых пор она остается трудно уловимой, хотя мы и замечаем, что повествование будет центрироваться ею. Лиза и неудачника Лемма «расшевелила», и Паншина увлекает, и тётушка Марфа Тимофеевна души в ней не чает. О Лизе мы узнаем сначала от второстепенных героев романа, затем от Лаврецкого. Тургенев как бы дает читателю возможность взглянуть на Лизу глазами разных героев. И только после объяснения с Лаврецким образ Лизы дополняется авторской характеристикой, историей воспитания Лизы, в котором важную роль сыграла няня Агафья. Заканчивая характеристику Лизы, Тургенев укрепляет читателя в том, что ему уже довелось узнать о ней на предшествующих страницах романа: «Вся проникнутая чувством долга, боязнью оскорбить кого бы то ни было, с сердцем добрым и кротким, она любила всех и никого в особенности; она любила одного Бога восторженно, робко, нежно» [3, с. 113].

Таким образом, с одной стороны подчеркивается скромность, смиренность, доброе сердце Лизы, а с другой – остается ощущение некой блеклости образа, всё в ней тихо, ровно, без отчетливо выступающих черт. Здесь и начинается противоречие в созданном Тургеневым образе.

Лиза отправляется в монастырь, чтобы искупить грехи своего отца, поскольку знает, что имение нажито неправедно, хочет отмолить и свои грехи, и чужие. То, как она объясняет свой уход Марфе Тимофеевне, не оставляет сомнений в том, что Лиза всё продумала, пришла к тому, что это её путь, и причина здесь не только в невозможности быть с Лаврецким: «Счастье ко мне не шло; даже когда у меня были надежды на счастье, сердце у меня всё щемило. …чувствую я, что мне не житье здесь; я уже со всем простилась, всему в доме поклонилась в последний раз; отзывает меня что-то; тошно мне, хочется мне запереться навек» [3, с. 152].

Лизой движет два чувства: уход от мира, в котором «тошно», и желание искупить грехи. Лиза берет на себя и грехи отца, и грехи Лаврецкого, который не может простить жену, и не готов к встрече с Богом. Поскольку Лиза подлинно любит Лаврецкого, их любовь состоялась, но не довершена, она хочет искупить его грехи и, отчасти, через Лаврецкого, грехи его жены Варвары Павловны. Здесь впору задаться вопросами: даст ли жертвенный поступок Лизы Варваре Павловне надежду на спасение и насколько возможно искупление грехов другого человека без его участия?

Варвара Павловна Лаврецкая настолько погружена в свой грех, настолько оторвана от Бога, что даже не задумывается о том, что есть какая-то иная жизнь, кроме удовольствий и распутства. Вины своей она не ощущает, менять образ жизни не собирается. Глумится над Лаврецким за его спиной, от него ей нужны только средства к существованию, заполучив которые, она снова уезжает в Париж.

Христос умер, искупив грехи человеческие и дав нам возможность спасения. Но спасение – личный акт воссоединения человека с Богом, акт свободного выбора, который никто другой без его участия совершить не может. Если человек не осознает свой грех или осознает, но не может покаяться, то единственное, чем другой может помочь, – молиться за него, чтобы он сам сделал свой выбор и покаялся.

Лиза Калитина. Художник Д.Б. Боровский. Рисунок к роману «Дворянское гнездо» И.С. Турненева.

По силам ли Лизе браться за Варвару Павловну, для которой не существует ни Бога, ни другого человека? Другой для неё – лишь инструмент для извлечения из жизни удовольствий. А Лизе бы со своими грехами разобраться, грехами Лаврецкого и любовью к нему.

У Пушкина образ Татьяны Лариной в некотором роде схож с образом Лизы. Татьяна «дика, печальна, молчалива» [4, с. 300]. Однако «Татьяны милой и бледный цвет и вид унылый» первой части романа [4, с. 327] во второй его части перерождается во «всё тихо, просто было в ней» [4, с. 404]. Но несмотря на всю её простоту и безыскусность, взоры всех гостей обращены в её сторону. Татьяна владеет собой, при встрече с Онегиным «у ней и бровь не шевельнулась» [4, с. 405]. Но мы знаем, что в финале романа состоится ещё одна их встреча, которая всё прояснит и навсегда расставит по своим местам. Их любовь состоится, несмотря на неизбежное расставание. Образ Татьяны цельный, законченный, состоявшийся.

Тургеневым Лиза тоже представлена в недосягаемой высоте и чистоте, глубина и красота её образа сравнима с образом Татьяны Лариной (их ставит в один ряд в своей Пушкинской речи Ф.М. Достоевский). Но довершить этот образ что-то Тургеневу не позволяет. Когда Лиза произносит слово «отмолить», то в нём же читается и «искупить», т.е. она проникнута покаянным чувством, но что делать с ним – толком не знает; она произносит слово «запереться» – единственным выходом видится ей уход в монастырь, хотя покаяние возможно не только в монастыре.

В финале романа Тургенев демонстрирует нам встречу Лизы и Лаврецкого, но каков же облик Лизы: «…Она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини – и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только ещё ниже наклонила она свое исхудалое лицо – и пальцы сжатых рук, перевитые четками, ещё крепче прижались друг к другу» [3, с. 160]. Ресницы дрогнули – значит, заметила, значит, что-то почувствовала; «наклонила лицо» – вероятно, Тургенев пытается указать на то, что непозволительно монахине взглянуть на мужчину, которого она любит? А любит ли, продолжает любить? Хочется верить, что да, но Тургенев не дает нам ответа, а разводит руками: «Что подумали, что почувствовали оба? Кто узнает? Кто скажет?» [3, с. 160].

Недоговоренность в образе Лизы возникает, по-видимому, ввиду недостаточности христианского опыта автора. Тургенев, следуя своему дару, схватывает в Лизе смиренность, тихость, невозможность жить в этом мире, указывает на то, что уход в монастырь – не вынужденная мера, а её, Лизы, особый путь, но далее он останавливается. В сцене встречи с Лаврецким не чувствуется, что её коснулась благодать, что любовь её к Лаврецкому – свет, а не страдание. Лиза не смогла в этом эпизоде укрепить Лаврецкого в его пути, на который сама же когда-то ему указала. Лаврецкому же, как более слабому, это необходимо. Облик Лизы-монахини, подлинной Христовой невесты, помог бы ему прийти к Богу. Хоть и произошел в его жизни перелом, «без которого нельзя остаться порядочным человеком до конца» [3], но в эпилоге Лаврецкий показан как отживший старик (это в сорок три года!), который никому не мешает, но и не нужен никому, которому остается только тихо уйти, в пределе – в мир иной.

Лиза и Лаврецкий у пруда. Иллюстрация к роману И.С. Тургенева «Дворянское гнездо». Художник К.И. Рудаков.

Похоже, что Лиза действительно «заперлась», совершила некое насилие над собой. Вопрос «сохранила ли она в своей душе любовь к Лаврецкому?» остается без ответа. Не решен и вопрос о том, что приобрела Лиза взамен, отрекшись от земного мира? Её монашество видится унылым, тяжелым и аскетически напряженным, большего же Тургенев добавить не может.

Неожиданным может показаться сопоставление образов Лизы Калитиной и Сони Мармеладовой, монахини и блудницы. Начнем с внешнего сходства. Достоевский, как и Тургенев о Лизе, говорит о бледности «личика» Сони, её худости и тонкости, но тут же выделяет «замечательные голубые глаза» [5]. Впервые читатель встречается с Соней у постели умирающего Мармеладова, т.е. в пограничной ситуации, и смотрит на неё глазами несчастного: «Вдруг он узнал её, приниженную, убитую, расфранченную и стыдящуюся, смиренно ожидающую своей очереди проститься с умирающим отцом…» [5, с. 162]. Умирает Мармеладов у неё на руках, что указывает на особую роль Сони в семье Мармеладовых. Это роль жертвы, навсегда закрепившаяся за Соней, которая иногда и сама сомневается в необходимости этой жертвы, но веруя, находит силы нести эту жертву.

Они сближаются с Раскольниковым – два грешника, два страдальца. После признания Раскольникова в убийстве Соня, ощущая его мучения как свои собственные, говорит: «Страдание принять и искупить себя им, вот что надо» [5, с. 367]. Она предлагает ему встать на путь покаяния, т.е. повернуться к Богу. Раскольников же к этому не готов. Убив старушонку, он убил часть себя, и на момент разговора с Соней он зависает между отчаянием и мукой (путь Иуды и Клавдия) и покаянием. Что же может повернуть его на путь покаяния? Только любовь. Соня сопровождает Родиона на каторгу, поселяется неподалеку, принося очередную жертву. Но именно эта жертва обернется искуплением и для неё, и для него.

Поначалу Раскольников «не раскаивался в своем преступлении» и даже заболел в остроге «от уязвленной гордости». Он клянет себя за слабость и ставит себе в вину только то, что принес явку с повинной. С Соней держится отстраненно. Она же регулярно навещает его. Ещё в Петербурге она оставила свое ремесло и здесь занимается шитьем. Раскольников замечает, что все её очень полюбили. Для него самого перелом произошел во время болезни, когда после сна о моровой язве, которая поглотила всех и остались жить только избранные, он проснулся и, среди ночи подойдя к окну, увидел вдали у ворот Соню. Что-то сдвигается в его душе, и, когда после болезни они встречаются, он ощущает бесконечную любовь к ней. Впереди ещё семь лет каторги, страдания и нелёгкий путь покаяния, но поворот уже произошел.

Раскольников думает, держа в руках Евангелие, которое принесла ему Соня: «Разве могут её убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Её чувства, её стремления по крайней мере…» [5, с. 486]. Он опасался, что она «замучит его религией» [5, с. 486], но она не разговаривает об этом, не давит, не терзает его. Самое важное, что она делает, – любит его и всей душой разделяет его страдания. Лиза Калитина тоже любит и хочет отмолить грехи Лаврецкого, но, удаляясь в монастырь, она перекрывает возможность Лаврецкому выйти на путь покаяния и встречи с Богом.

Лиза Калитина. Художник П.М. Боклевский. 1880 год.

С возвращением Варвары Павловны создается неразрешимая ситуация. Возможности быть вместе у Лаврецкого и Лизы нет. Развод Варвара Павловна никогда не даст, да и Лиза не примет этого развода. Тургенев видит выход в пострижении Лизы, но это видимое разрешение обернулось лишь подтверждением неразрешимости. Причина – не только во внешних обстоятельствах, а прежде всего во внутренней неготовности самих героев к преодолению этих обстоятельств и преображению души. В романе «Дворянское гнездо» Тургенев живописует любовь-встречу его с ней и точно так же недосягаемость заявленной высоты любви, делает заявку на реальность покаяния, но демонстрирует покаяние со срывами, что в целом органично выражает интуиции секулярного человека.

У Достоевского образ Сони, так же, как и образ Лизы, созданный Тургеневым, не является цельным и законченным. Слишком многое в ней искорежено, слишком много изломов и углов в её душе, но ей удается через любовь повернуть Раскольникова к Богу. Финал романа обещает нам путь преображения Родиона Романовича.

Ещё раз сошлюсь на владыку Антония Сурожского: «Мы должны жить так, что, если все Евангелия будут утеряны, люди могли бы их прочесть по нашим лицам» [1]. Прежде всего потому, что в любви человека к человеку присутствует отсвет божественной любви. Эту любовь удалось пронести Татьяне и Соне и, по-видимому, не удалось Лизе.

Журнал «Начало» №36, 2021 г.

Литература:

Митрополит Сурожский Антоний. Быть христианином / Сост. Е.Л. Майданович Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», 2012. 112 с.
Шекспир У. «Гамлет» в русских переводах XIX-XX вв. / Сост. И.О. Шайтанов М.: ИНТЕРБУК, 1994. 670 с.
Тургенев И.С. Дворянское гнездо / Тургенев И.С. Собрание сочинений в 6 т. М.: Правда, 1968. Т.2.
Пушкин А.С. Евгений Онегин / Пушкин А.С. Избранное: в 2 т. М.: ТЕРРА, 1996. Т.1.
Достоевский Ф.М. Преступление и наказание / Достоевский Ф.М. Харьков: Вища школа. Изд-во при Харьк. ун-те, 1983. 480 с.

УДК 821.161.1

A.S. Shashkina

Repentance in the novel of J.S. Turgenev’s «Home of the Gentry»

The article is devoted to the consideration of the concept of «repentance» on the material of literature. In particular, the author refers to the images of Liza Kalitina from the novel of I.S. Turgenev’s «Home of the Gentry» and Sonya Marmeladova from the novel «Crime and Punishment» by F.M. Dostoevsky. It is a question of significant differences between the concepts of “repentance”, “regnet” and “redemption”. It is concluded that repentance is possible through the love of a person for a person who bears the reflection of divine love.

Keywords: repentance, redemption, regnet, love.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожее

Приглашение к познанию

Но вы только представьте, каковы мистификаторы её авторы! Книги не найти в продаже. Но вы будете её искать. Я вас уверяю. Всё начнётся с сомнения, свалится в раздражение, а далее через первобытное любопытство переродится в вопрос: «Неужели это правда?!». Щелчок. Взрыв. И вопросы, вопросы, вопросы… И вот вы уже не замечаете, как бегаете по Орлу в поисках «Лизы», её образов и маршрутов.

Именно в этом и есть, на мой взгляд, авторская формула «Лизы» (книги): никакого конфликта, никакого общественного вызова – рождение жажды познания реальности, которая даже для исступлённых романтиков зачастую оказывается изумительнее мифа.

Но, господа хорошие, как это раздражает! Наглецы, посягнувшие на святые орловские скрепы, возомнившие себя историками и литераторами – и не требуют от общества никакого резонанса?!

А мне в ответ: «Да-да. Всё именно так. Но, пожалуйста, пусть это будет ваш собственный вывод. Мы не спорим, не указываем, и уж тем более не преследуем иных, более провокационных целей. Мы приглашаем к познанию».

Лиза

Лиза Калитина

— барышня, юная чистая девушка строгих правил, глубокого серьёзного нрава. Её отец, бывший губернским прокурором, известным дельцом, умер лет десять назад. Лиза не была душевно близка ни с родителями, ни с француженкой-гувернанткой.

Подобно Татьяне Лариной, она воспитывалась под влиянием своей няни Агафьи, которая водила девочку к заутрене, приучила к церковным службам. Под влиянием сурового аскетизма Агафьи и своеобразной поэзии её речей сформировался строгий душевный мир Лизы. Воспитание няни предопределило способность Лизы к самоотречению, её уход в монастырь.

У Лизы сильный характер, она не отступает от принятого ей решения, прощается навсегда с любимым, запрещая ему видеться с ней. Девушка глубоко любит Лаврецкого, мучительно страдает, но возвращение его жены перечёркивает для неё возможность счастья, так как, по её понятиям, что Бог соединил, то человек не должен разъединять.

Непростые ответы

На этом я рискну остановиться и предупредить: если всё ранее прочитанное показалось вам полнейшей абракадаброй, стоит вернуться к первому предложению и закрыть публикацию. Далее «комфортная дистанция» повествования сузится до жёстких спойлеров. Непростые ответы на три простых «если».

А что, если Лиза Калитина – это собирательный образ великих женщин эпохи Тургенева. То есть, на самом деле Лизы как реальной единицы не существовало? Чувствуете, как зарождается сомнение?

А теперь допустите: а что, если и сама Лиза, и Лаврецкий появились прежде в голове не у Тургенева, под другими именами, но погружённые в схожие обстоятельства? О, это уже ярость. Намёк – слишком, согласна.

Присмотритесь к памятнику архитектуру – дому Лизы Калитиной. Был ли таковой в неком городе «О»? Не было? А если был, то, может быть, не здесь и не один? Вопросы, вопросы, вопросы… Но вы всё ещё стоите в и вдыхаете его морозную свежесть. Главная орловская скрепа. «Тургенев здесь был! Сидел в беседке с видом на овраг и пил чай. Он любил наш город и уж, конечно, писал свой великий роман именно с этих мест», – так работает сейчас ваше бессознательное. А что, если Иван Сергеевич был крайне редким гостем в Орле? До того редким, что даже не знал расположения улиц? Да и в целом, само «Дворянское гнездо» – не коммерческая ли находчивость барышень XIX века?

Лишь сейчас мне стало понятно, почему в названии книги нет глагола, который контрапунктом определённо должен там быть. В книге нет разрушения. Если вы это поняли, значит именно сейчас «формула Лизы» вступила в химическую реакцию с вашим сознанием, породив жажду познания. Здесь начинаются ваши поиски «Лизы». Ибо «на свете всегда будет существовать романтика для тех, кто её достоин».

ТАКЖЕ ЧИТАЙТЕ: В Орловской области из-за сильного ветра объявлен «жёлтый» уровень погодной опасности

Автор: Светлана Бычкова

Лаврецкий

Лаврецкий Федор Иванович

— потомственный дворянин, сын помещика-англофила и крестьянки. Воспитывался жестокой тёткой, получил образование в Москве. О своих крестьянских корнях он никогда не забывает, ощущает в себе «мужицкие» черты, наделён необыкновенной физической силой. Окружающие отмечают отсутствие у него утончённых манер. Он близок народу, но у него университетское образование, русское и европейское.

Герой переживает неудачный брак. Ещё не разбираясь в людях, Лаврецкий женился на женщине по сути чуждой ему и вероломной. Расставшись с ней, он вернулся в родное поместье, где встретил юную Лизу, серьёзную, строгую, религиозную. Постепенно его захватывает глубокое чувство к ней, и оно взаимно. Из журнала Фёдор Иванович узнаёт о смерти своей жены, это даёт ему право на вступление в новый брак.

Надежда на счастье была недолгой. Сведения в журнале оказались ошибочными, блудная супруга приехала к мужу живая и здоровая. Любимая девушка приняла решение постричься в монахини. По её просьбе Лаврецкий примирился с женой, но жил отдельно от неё, вскоре вернувшейся к прежним привычкам.

Фёдор Иванович занялся хозяйством, научился пахать, заботился о крестьянах. Природная близость земле брала своё. Память о Лизе не покидала его. В личной трагедии своей Лаврецкий стал видеть красоту. Однажды он посетил отдалённый монастырь, ему удалось увидеть Лизу. Они не обменялись ни словом, ни взглядом, но никто не знает, что почувствовали оба. Автор говорит, что есть чувства, на которые можно только указать, и пройти не касаясь.

Второстепенные герои романа

Марья Дмитриевна Калитина

— мать Лизы, вдова, женщина более чувствительная, чем добрая, сохранила до старости институтские замашки и любовь к чувствительным сценам.

Марфа Тимофеевна Пестова

— родная тётка Калитиной, старая дева с независимым характером, самостоятельная, рассудительная. Любит Лизу, хорошо относится к Лаврецкому, переживает крушение их надежд и берёт с Фёдора Ивановича слово, что он честный человек, то есть должен оставить Лизу в покое.

Владимир Николаевич Паншин

— молодой дворянин, камер-юнкер, жених Лизы, которому она отказала, полюбив Лаврецкого. Он высоко поднялся по карьерной лестнице в столице, стал близким другом Варвары Павловны.

Христофор Федорович Лемм

— пожилой немец, музыкант, обучает игре на фортепиано сестёр Калитиных. С пиететом относится к Лизе, ценя её душевную красоту.

Ада

– дочь Лаврецких. Варвара Павловна, увлекшись в Париже театром, в частности спектаклем Дюма-сына «Дама с камелиями», мечтает, что Ада станет актрисой. Однако из розовощёкого здорового ребёнка она превратилась в бледную девочку со слабой грудью, и автор надеется, что судьба избавит мадемуазель Аду от такого «благополучия».

🗹