Образ и характеристика Константина Левина в романе Анна Каренина Толстого сочинение

1. Сочинения
2. По литературе
3. Толстой Л. Н.
4. Образ и характеристика Левина в романе Анна Каренина

Константин Дмитриевич Левин — один из важных персонажей из романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина».

В романе Левину тридцать два года. Широкоплечий мужчина с бородой. На лицо он не красавец, средней наружности. Всегда ходил с нахмуренными бровями, но добрыми глазами. Бывает неприятно резок, а иногда очень милым.

Родом Константин Дмитриевич из благородной дворянской семьи, которая всегда пользовалась уважением в обществе. Отец и мать умерли рано, он никого не помнил. Хоть Левин и живет в деревне, но считается богатым. В семье самый младший из детей. У него был старший брат, старшая сестра и еще один брат по матери.

По характеру он простой, честный, благородный и добрый. Считается, что в этого персонажа Лев Николаевич Толстой вкладывал свои черты. Но Левин не видел других вариантов правды жизни, кроме своих, что осуждает сам автор. Сам по себе энергичный, но застенчивый. Очень любит работать в своей деревне. Еду также предпочитает обычную, домашнюю. Хвастливую роскошную жизнь общества считает бессмысленной, предпочитает спокойствие, комфортную простоту.

Себя Левин считает некрасивым и непривлекательным. При этом женщины ему нравятся таинственные и с загадкой. Он долгое время любил Кити Щербацкую и думал, что такая как эта девушка никогда не обратит на него внимания. После его первого предложения выйти за него замуж она ему отказала. Константин Дмитриевич очень переживал этот отказ. Пытался полностью погрузиться в работу, за работой ему некогда было скучать. Во второй раз Кити уже согласилась.

Она была намного младше его. Когда Левин окончил университет, Кити была еще очень маленькой.

Он очень любил свою жену и считал, что полностью должен отдавать себя своей жене, считал ее священной. Всегда довольствовался тем, что у него есть и имел золотое сердце. Но после этих событий у Левина начинается неприятная полоса в жизни. В этот период он начинает размышлять о Боге и понимает, что не верит в него.

Несмотря на то, что Константин простой человек, он очень образован и много читает. В конце романа он пытался найти свою цель и смысл в жизни. Читал разные философские труды ученых, но не находит никакого ответа. В итоге разочаровывается в жизни и становится несчастным.

Сочинение про Константина Левина

Огромное количество разнообразных персонажей предстает перед нами, когда мы читаем произведения художественной литературы. По-особенному своих героев выделяет Лев Николаевич Толстой в романе “Анна Каренина”. Один из самых главных и ярких образов в произведении — Константин Левин.

В начале романе Левин представляется читателям как образованный помещик, живущий в деревне и ведущий свое собственное большое хозяйство. Константин — мужчина крепкого телосложения, обладатель широкой спины, с бородой. Его лицо было мужественным и не особо привлекательным. Он по-настоящему ценит то, как он живет, жизнь в других условиях кажется ему немыслимой и попросту скучной. В своем имении он всегда мог найти себе занятие, Константин — энергичный человек. У него есть два брата: старший, Сергей, писатель, и Николай, который был частью дурного общества. Родители умирают рано, поэтому Левин был передан на воспитание в семью Щербацких, чем можно объяснить их близость с семьей Кити. Несмотря на то, что воспитан Константин был в чужой семье, он дорожит памятью своих предков, ценит свое родовое имение.

Константин трезво смотрит на жизнь и борется за нее. У него есть особая симпатия к природе: там он находит умиротворение и спокойствие, он близок к природе и подчиняется ее законам. Левин часто общался с крестьянами и пытался активно преобразовать их жизнь путем реформ, он считал крестьян важным рычагом для развития всего государства. Кроме того, образом идеальной семьи была для Константина семья крестьян: большая и дружная. Сделав предложение Кити, и получив отказ, Левин полностью уходит в себя, в свое имение, считая, что обречен на одинокую жизнь. Но попытав счастья во второй раз, он связывает свою жизнь с младшей дочерью Щербацких, которую он безмерно любил. Первые три месяца их брака состояли только из ссор, недопониманий, но обсуждение проблем и осознание их незначительности помогли им сохранить семью. Позднее у них рождается сын, к которому Левин относится с трепетом и любовью.

О Константине можно сказать как о человеке, думающим не только о себе. Он старался помочь своему брату Николаю наладить свою жизнь, поправить здоровье. Кроме того, Левин не мог найти себе места при родах Кити, он ездил к врачу, требуя немедленно поехать с ним.

Придумывая образ и характер Константина Левина, автор романа, Лев Толстой, брал себя за основу, свой внутренний мир.

Другие сочинения: <- Образ и Характеристика Карла Ивановича из повести Детство? Толстой Л. Н.Образ и характеристика Алексея Каренина в романе Анна Каренина ->

Характеристика Левина из произведения «Анна Каренина» Толстого

Анна Каренина Часть пятая. Глава XX

СМЕРТЬ.

На другой день больного причастили и соборовали. Во время обряда Николай Левин горячо молился. В больших глазах его, устремленных на поставленный на ломберном, покрытом цветною салфеткой столе образ, выражалась такая страстная мольба и надежда, что Левину было ужасно смотреть на это. Левин знал, что эта страстная мольба и надежда сделают только еще тяжелее для него разлуку с жизнью, которую он так любил. Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло не потому, что ему легче было жить без веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его не было законное, совершившееся путем той же мысли, но было только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления. Левин знал тоже, что Кити усилила эту надежду еще рассказами о слышанных ею необыкновенных исцелениях. Всё это знал Левин, и ему мучительно, больно было смотреть на этот умоляющий, полный надежды взгляд и на эту исхудалую кисть руки, с трудом поднимающуюся и кладущую крестное знамение на тугообтянутый лоб, на эти выдающиеся плечи и хрипящую пустую грудь, которые уже не могли вместить в себе той жизни, о которой больной просил. Во время таинства Левин молился тоже и делал то, что он, неверующий, тысячу раз делал. Он говорил, обращаясь к Богу: «сделай, если Ты существуешь, то, чтоб исцелился этот человек (ведь это самое повторялось много раз), и Ты спасешь его и меня».

После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы не ошибиться, возбуждении.

— Лучше? — Да, гораздо. — Удивительно. — Ничего нет удивительного. — Всё-таки лучше, — говорили они шопотом, улыбаясь друг другу.

Обольщение это было непродолжительно. Больной заснул спокойно, но чрез полчаса кашель разбудил его. И вдруг исчезли все надежды и в окружающих его и в нем самом. Действительность страдания, без сомнения, даже без воспоминаний о прежних надеждах, разрушила их в Левине и Кити и в самом больном.

Не поминая даже о том, чему он верил полчаса назад, как будто совестно и вспоминать об этом, он потребовал, чтоб ему дали иоду для вдыхания в стклянке, покрытой бумажкой с проткнутыми дырочками. Левин подал ему банку, и тот же взгляд страстной надежды, с которою он соборовался, устремился теперь на брата, требуя от него подтверждения слов доктора о том, что вдыхания иода производят чудеса.

— Что, Кати нет? — прохрипел он, оглядываясь, когда Левин неохотно подтвердил слова доктора. — Нет, так можно сказать… Для нее я проделал эту комедию. Она такая милая, но уже нам с тобою нельзя обманывать себя. Вот этому я верю,— сказал он и, сжимая стклянку костлявой рукой, стал дышать над ней.

В восьмом часу вечера Левин с женою пил чай в своем нумере, когда Марья Николаевна, запыхавшись, прибежала к ним. Она была бледна, и губы ее дрожали.

— Умирает! — прошептала она. — Я боюсь, сейчас умрет.

Оба побежали к нему. Он, поднявшись, сидел, облокотившись рукой, на кровати, согнув свою длинную спину и низко опустив голову.

— Что ты чувствуешь? — спросил шопотом Левин после молчания.

— Чувствую, что отправляюсь, — с трудом, но с чрезвычайною определенностью, медленно выжимая из себя слова, проговорил Николай. Он не поднимал головы, но только направлял глаза вверх, не достигая ими лица брата. — Катя, уйди! — проговорил он еще.

Левин вскочил и повелительным шопотом заставил ее выйти.

— Отправляюсь, — сказал он опять.

— Почему ты думаешь? — сказал Левин, чтобы сказать что-нибудь.

— Потому, что отправляюсь, — как будто полюбив это выражение, повторил он. — Конец.

Марья Николаевна подошла к нему.

— Вы бы легли, вам легче, — сказала она.

— Скоро буду лежать тихо, — проговорил он, — мертвый.— сказал он насмешливо, сердито. — Ну, положите, коли хотите.

Левин положил брата на спину, сел подле него и не дыша глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка шевелились мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.

— Да, да, так, — с расстановкой медленно проговорил умирающий. — Постойте. — Опять он помолчал. — Так! — вдруг успокоительно протянул он, как будто всё разрешилось для него. — О Господи!—проговорил он и тяжело вздохнул.

Марья Николаевна пощупала его ноги. — Холодеют, — прошептала она.

Долго, очень долго, как показалось Левину, больной лежал неподвижно. Но он всё еще был жив и изредка вздыхал. Левин уже устал от напряжения мысли. Он чувствовал, что, несмотря на всё напряжение мысли, он не мог понять то, что было так. Он чувствовал, что давно уже отстал от умирающего. Он не мог уже думать о самом вопросе смерти, но невольно ему приходили мысли о том, что теперь, сейчас, придется ему делать: закрывать глаза, одевать, заказывать гроб. И, странное дело, он чувствовал себя совершенно холодным и не испытывал ни горя, ни потери, ни еще меньше жалости к брату. Если было у него чувство к брату теперь, то скорее зависть за то знание, которое имеет теперь умирающий, но которого он не может иметь.

— Не уходи, — сказал Николай и протянул руку. Левин подал ему свою и сердито замахал жене, чтоб она ушла.

С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет в соседнем нумере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал:

— Не уходи.

………………………………………………………………………………………………………………………………

что больной пришел в прежнее состояние. Он опять стал садиться, кашлять, стал опять есть, стал говорить и опять перестал говорить о смерти, опять стал выражать надежду на выздоровление и сделался еще раздражительнее и мрачнее, чем прежде. Никто, ни брат, ни Кити, не могли успокоить его. Он на всех сердился и всем говорил неприятности, всех упрекал в своих страданиях и требовал, чтоб ему привезли знаменитого доктора из Москвы. На все вопросы, которые ему делали о том, как он себя чувствует, он отвечал одинаково с выражением злобы и упрека:

— Страдаю ужасно, невыносимо!

Больной страдал всё больше и больше, в особенности от пролежней, которые нельзя уже было залечить, и всё больше и больше сердился на окружающих, упрекая их во всем и в особенности за то, что ему не привозили доктора из Москвы. Кити всячески старалась помочь ему, успокоить его; но всё было напрасно, и Левин видел, что она сама и физически и нравственно была измучена, хотя и не признавалась в этом. То чувство смерти, которое было вызвано во всех его прощанием с жизнью в ту ночь, когда он призвал брата, было разрушено. Все знали, что он неизбежно и скоро умрет, что он наполовину мертв уже. Все одного только желали, чтоб он как можно скорее умер, и все, скрывая это, давали ему из стклянки лекарства, искали лекарств, докторов и обманывали его, и себя, и друг друга. Всё это была ложь, гадкая, оскорбительная и кощунственная ложь. И эту ложь, и по свойству своего характера и потому, что он больше всех любил умирающего, Левин особенно больно чувствовал.

Левин, которого давно занимала мысль о том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью, писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочел это письмо больному. Сергей Иванович писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.

Больной ничего не сказал.

— Что же мне написать ему? — спросил Левин. — Надеюсь, ты не сердишься на него?

— Нет, нисколько! — с досадой на этот вопрос отвечал Николай. — Напиши ему, чтоб он прислал ко мне доктора.

Прошли еще мучительные три дня; больной был всё в том же положении. Чувство желания его смерти испытывали теперь все, кто только видел его: и лакеи гостиницы, и хозяин ее, и все постояльцы, и доктор, и Марья Николаевна, и Левин, и Кити. Только один больной не выражал этого чувства, а, напротив, сердился за то, что не привезли доктора, и продолжал принимать лекарство и говорил о жизни. Только в редкие минуты, когда опиум заставлял его на мгновение забыться от непрестанных страданий, он в полусне иногда говорил то, что сильнее, чем у всех других, было в его душе: «Ах, хоть бы один конец!» Или: «Когда это кончится!»

Страдания, равномерно увеличиваясь, делали свое дело и приготовляли его к смерти. Не было положения, в котором бы он не страдал, не было минуты, в которую бы он забылся, не было места, члена его тела, которые бы не болели, не мучали его. Даже воспоминания, впечатления, мысли этого тела теперь уже возбуждали в нем такое же отвращение, как и самое тело. Вид других людей, их речи, свои собственные воспоминания — всё это было для него только мучительно. Окружающие чувствовали это и бессознательно не позволяли себе при нем ни свободных движений, ни разговоров, ни выражения своих желаний. Вся жизнь его сливалась в одно чувство страдания и желания избавиться от него.

В нем, очевидно, совершался тот переворот, который должен был заставить его смотреть на смерть как на удовлетворение его желаний, как на счастие. Прежде каждое отдельное желание, вызванное страданием или лишением, как голод, усталость, жажда, удовлетворялись отправлением тела, дававшим наслаждение; но теперь лишение и страдание не получали удовлетворения, а попытка удовлетворения вызывала новое страдание. И потому все желания сливались в одно — желание избавиться от всех страданий и их источника, тела. Но для выражения этого желания освобождения не было у него слов, и потому он не говорил об этом, а по привычке требовал удовлетворения тех желаний, которые уже не могли быть исполнены. «Переложите меня на другой бок», говорил он и тотчас после требовал, чтобы его положили как прежде. «Дайте бульону. Унесите бульон. Расскажите что-нибудь, что вы молчите». И как только начинали говорить, он закрывал глаза и выражал усталость, равнодушие и отвращение.

Доктор объяснил, что болезнь произошла от усталости, волнения, и предписал ей душевное спокойствие.

После обеда однако Кити встала и пошла, как всегда, с работой к больному. Он строго посмотрел на нее, когда она вошла, и презрительно улыбнулся, когда она сказала, что была больна. В этот день он беспрестанно сморкался и жалобно стонал.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она его.

— Хуже, — с трудом проговорил он. — Больно!

— Где больно?

— Везде.

— Нынче кончится, посмотрите, — сказала Марья Николаевна хотя и шопотом, но так, что больной, очень чуткий, как замечал Левин, должен был слышать ее. Левин зашикал на нее и оглянулся на больного. Николай слышал; но эти слова не произвели на него никакого впечатления. Взгляд его был всё тот же укоризненный и напряженный.

— Отчего вы думаете? — спросил Левин ее, когда она вышла за ним в коридор.

— Стал обирать себя, — сказала Марья Николаевна.

— Как обирать?

— Вот так, — сказала она, обдергивая складки своего шерстяного платья. Действительно, он заметил, что во весь этот день больной хватал на себе и как будто хотел сдергивать что-то.

Предсказание Марьи Николаевны было верно. Больной к ночи уже был не в силах поднимать рук и только смотрел пред собой, не изменяя внимательно сосредоточенного выражения взгляда. Даже когда брат или Кити наклонялись над ним, так, чтоб он мог их видеть, он так же смотрел. Кити послала за священником, чтобы читать отходную.

Пока священник читал отходную, умирающий не показывал никаких признаков жизни; глаза были закрыты. Левин, Кити и Марья Николаевна стояли у постели. Молитва еще не была дочтена священником, как умирающий потянулся, вздохнул и открыл глаза. Священник, окончив молитву, приложил к холодному лбу крест, потом медленно завернул его в епитрахиль и, постояв еще молча минуты две, дотронулся до похолодевшей и бескровной огромной руки.

— Кончился, — сказал священник и хотел отойти; но вдруг слипшиеся усы мертвеца шевельнулись, и ясно в тишине послышались из глубины груди определенно-резкие звуки:

— Не совсем… Скоро.

Вид брата и близость смерти возобновили в душе Левина то чувство ужаса пред неразгаданностью и вместе близостью и неизбежностью смерти, которое охватило его в тот осенний вечер, когда приехал к нему брат. Чувство это теперь было еще сильнее, чем прежде; еще менее, чем прежде, он чувствовал себя способным понять смысл смерти, и еще ужаснее представлялась ему ее неизбежность; но теперь, благодаря близости жены, чувство это не приводило его в отчаяние: он, несмотря на смерть, чувствовал необходимость жить и любить. Он чувствовал, что любовь спасала его от отчаяния и что любовь эта под угрозой отчаяния становилась еще сильнее и чище.

Не успела на его глазах совершиться одна тайна смерти, оставшаяся неразгаданной, как возникла другая, столь же неразгаданная, вызывавшая к любви и жизни.

Доктор подтвердил свои предположения насчет Кити. Нездоровье ее была беременность.

Алексей Каренин

Фото: кадр из фильма.

Тут тоже нечего гадать. Кто у нас в кино самый импозантный, стильный, солидный, влиятельный и игравший чиновников? Конечно, Федор Бондарчук («Год культуры», «Два дня», «Спящие»). В пару к Ходченковой подходит идеально. С литературным героем Толстого актер почти ровесник: высокопоставленному государственному деятелю Каренину было 48, Бондарчуку сейчас 54. Его герой в современной телеадаптации романа занимается политикой и не замечает, как под носом супруга закручивает роман с одним из конкурентов по бизнесу.

Сергей Кознышев

Фото: Instagram.com

Самый неожиданный выбор — литератор Александр Цыпкин, которому вдруг поручили играть Кознышева. Да, у модного беллетриста есть в послужном списке четыре небольших роли, одна из которых — в сериале с собственным сценарием (и продюсированием), но попадание в такую дрим-тим вызывает больше вопросов, чем радости за смелый эксперимент создателей сериала. Яркий, хоть и второстепенный персонаж Сергей Иванович Кознышев — единоутробный брат Константина Левина, отвечающий за образ московской интеллигенции. Цыпкин — из Питера. Кознышеву порядка 40 лет, он дворянин, мыслитель и провалившийся писатель. Цыпкину в сентябре исполнится 46.