Детство и юность литератора
Написавший повесть “Путешествие из Петербурга в Москву” Радищев Александр Николаевич родился в августе 1749 года, в небольшом селе Саратовской губернии. Семья будущего литературного деятеля была зажиточной и именитой, имела несколько поместий и множество крепостных.
Вначале писателя воспитывал отец, глубоко верующий и образованный человек, знающий несколько языков и основных научных дисциплин. Затем мальчик был отвезен в столицу для жительства у родного дяди (по материнской линии), где познавал науки, учил языки и постигал правила придворной жизни.
А в возрасте двенадцати лет повзрослевший Саша получил должность пажа при Екатерине Второй и поступил в петербургский Пажеский корпус, готовящий светских служителей царственной особы.
Спустя четыре года он удостоился чести, наряду с некоторыми другими молодыми людьми, отбыть в Германию, чтобы обучаться там праву.
Именно там будущий писатель осознал важность социальной и политической жизни. Именно там он постиг, что надо жить не только одними развлечениями, но и мыслями о простом народе, о других людях, о новых преобразованиях.
Служба в Петербурге
Вернувшись в Россию, уже познавший мир Александр Николаевич стал по-иному смотреть на окружающие его предметы.
Начиная с 1771 года Радищев служит на государственном поприще, вначале в сенате в качестве титулярного советника, затем – как обер-аудитор, в штабе Брюса, генерала-аншефа. После небольшого перерыва, связанного с женитьбой, вновь возвращается на службу, но уже в коллегию по торговым и промышленным делам, где знакомится с графом Воронцовым. Это знакомство сыграло важную роль в жизни писателя – Александр Романович, по старой дружбе, много раз будет помогать своему менее родовитому товарищу.
Затем Радищев устроился в городскую таможню, где через десять лет занял место начальника.
Пешки
Местные предания гласят, будто бы Екатерина Вторая, возвращаясь в Петербург, доехала в карете до Красной горы и неожиданно для многочисленной своей свиты остановилась, чтобы пройтись под горку пешком. Видимо, она себе под горку шла-шла и дошла аж до самой почтовой станции. И за то время, пока мужики переменяли лошадей, Екатерина даже не присела, а все ходила и ходила вокруг, присматривалась ко всему, о чем-то думала, что-то замышляла, а потом так же неожиданно забралась обратно в свою императорскую карету и умчалась прочь. Она умчалась отсюда прочь, казалось, ничего после себя не оставив, кроме уставших и измученных лошадей, но народ окрестный оставил в памяти, что матушка-императрица не просто здесь побывала, не так, как в остальных местах, а по-особому: походила пешком, прямо по сырой земле своими царициными ногами.
Так почему бы безвестному и затерянному на бескрайних просторах селению не отразить в самом своем названии этот невероятный и удивительный эпизод? Почему бы не отметить тем самым величие царственной Екатерины и бесконечную любовь к ней народа?
Так, будто бы, появилось у придорожного селения название – Пешки.
А может, и не так. Кто сейчас проверит?
А ещё через некоторое время и проверять будет нечего. Старая часть деревни, та самая, по которой пешком расхаживала Екатерина Великая, представляет собою не более двух десятков домов, в которых живут три пенсионера, коим за восемьдесят, да еще двадцать пенсионеров, которым за семьдесят. А больше в Пешках никого нет. Те частные дома, многоквартирные пятиэтажки и еще какие-то здания и административные постройки, находящиеся чуть выше старого села, – не Пешки вовсе, а обыкновенный жилой поселок при местном совхозе-птицефабрике. Там живут и рязанские, и смоленские, и туляки, и все прочие, которые меняют или покупают здесь квартиры. Они то приезжают, то уезжают обратно. Половина из них работает здесь, половина неизвестно где. Словом, какие же это Пешки и какая там могла быть Екатерина?
Вся история деревни происходила вот здесь, где находятся одни лишь старые дома, разделенные полосой автострады. Здесь, с левой стороны, были и трактир, и почтовый двор, на котором останавливались и переменяли лошадей путники, в том числе наши Радищев и Пушкин. Именно здесь Александр Николаевич, уже предвкушая встречу с Москвой, зашел в крестьянскую избу, чтобы съесть кусок припасенного жареного мяса.
«Сколь мне ни хотелось поспешать в окончании моего путешествия, но, по пословице, голод – не свой брат – принудил меня зайти в избу и, доколе не доберуся опять до рагу, фрикасе, паштетов и прочего французского кушанья, на отраву изобретенного, принудил меня пообедать старым куском жареной говядины, которая со мною ехала в запасе. Пообедав сей раз гораздо хуже, нежели иногда обедают многие полковники (не говорю о генералах) в дальних походах, я, по похвальному общему обыкновению, налил чашку приготовленного для меня кофию и услаждал прихотливость мою плодами пота несчастных африканских невольников».
Александр Николаевич кушал жареную говядину, но взгляд его был сосредоточен на избе:
«Четыре стены, до половины покрытые, так, как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро зимою и летом наполняющий избу; окончины, в коих натянутый пузырь, смеркающийся в полдень, пропускал свет; горшка два или три (счастливая изба, коли в одном из них всякий день есть пустые шти!). Деревянная чашка и кружки, тарелками называемые; стол, топором срубленный, который скоблят скребком по праздникам. Корыто кормить свиней или телят, буде есть, спать с ними вместе, глотая воздух, в коем горящая свеча как будто в тумане или за завесою кажется. К счастию, кадка с квасом, на уксус похожим, и на дворе баня, в коей коли не парятся, то спит скотина. Посконная рубаха, обувь, данная природою, онучки с лаптями для выхода. – Вот в чем почитается по справедливости источник государственного избытка, силы могущества», – заключает Радищев, и буквально взрывается: «Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем?».
Не так мрачно оценивал быт российских крестьян Александр Сергеевич Пушкин, внимательно рассматривая рисунки, «присовокупленные» к книжке Радищева:
«Ничто так не похоже на русскую деревню в 1662 году, как русская деревня в 1833 году. Изба, мельница, забор – даже эта ёлка, это печальное тавро северной природы – ничто, кажется не изменилось. Однако произошли улучшения, по крайней мере на больших дорогах: труба в каждой избе; стекла заменили натянутый пузырь; вообще более чистоты, удобства, того, что англичане называют comfort. Очевидно, что Радищев начертал карикатуру; но он упоминает о бане и о квасе, как о необходимостях русского быта. Это уже признак довольства».
…В Пешках я остановился у одной из придорожных изб, заметив возле калитки старенькую сгорбленную женщину с авоськой. Ею оказалась семидесятишестилетняя пенсионерка, прожившая в этом селе почти всю свою жизнь. Она сразу же согласилась рассказать о Пешках, ответить на мои вопросы и для этого пригласила к себе в дом.
Валентина Васильевна долгое время работала учительницей в местной школе, но вот уже лет двадцать, как на пенсии. Мужа своего, фронтовика, похоронила несколько лет назад. Одиночество скрашивают кошки. Их в доме пять или шесть, сосчитать невозможно, так как они постоянно носятся, залезают на стол, подоконник, к хозяйке на руки. Я просил рассказать об истории этой деревни, о современной жизни, о себе, но разговор сразу же и определенно пошел о войне, точнее, о её непосредственном начале для жителей Пешек и для самой Валентины Васильевны.
Конечно, война началась за несколько месяцев до того. Войной люди жили, вслушиваясь в радиосводки, читая газеты, получая информацию от местного руководства и народной молвы, но пока это была война где-то там, за горизонтом. И все же она незримо и неотвратимо приближалась, и в Пешках, находившихся на важнейшей стратегической дороге страны, это приближение чувствовали все отчетливее. Всех зрелых мужчин села мобилизовали на военный фронт, а нескольких молодых и крепких женщин призвали на фронт трудовой. Они рыли недалеко от Пешек противотанковые траншеи, участвуя в том, что в военных энциклопедиях будет о.
Была поздняя осень, вечерело рано, погода была прескверная – дождь со снегом, нескончаемый ветер, грязь, слякоть, все были по колени в глине, словом, удовольствия мало, но все же, но все же… Вокруг все свои. И речь, хоть и грубая, но родная, и места свои, родные, и лица, в общем-то, свои, и дом здесь недалеко, и порядки, пусть жестокие, но знакомые, свои… Настоящую войну, какая она на самом деле, кроме нескольких стариков-ветеранов Первой мировой, здесь еще не видели. Проклятая, ненавистная, страшная, но еще не виденная, она с каждым днем становилась ближе. Где-то там, на фронтах, воюют твои родные, близкие: мужья, сыновья, отцы, братья, а ты роешь траншеи и постоянно думаешь о них, находясь в тылу. Пока еще в своём. Все ведь знали, что Красная Армия отступает. А что станет с тобой потом, когда прокатится через твое село, через тебя саму кровавый фронт? В тылу своих – это одно, а в тылу у немца – совсем другое!.. Вот какие чувства переживали жители Пешек в те дни. Это было страшное и все более нарастающее ощущение войны и приближения смерти: к твоему дому, к тебе самому…
Поскольку здесь проходит дорога, то можно было наблюдать все увеличивающуюся суету, ощущать по часам возрастающую тревогу и слышать все новые и новые сведения, слухи, домыслы: «Фашисты уже в Клину!», «Они въехали на мотоциклах в Солнечногорск!», «Уже совсем недалеко идут бои…» Везде, на всех постах, мостах, дорогах, стояли суровые патрули: никого никуда не пропускали, и даже попасть к себе в избу было для Валентины Васильевны делом непростым…
Но вот внезапно наступила тишина, на мгновенье всё вокруг опустело, стало тихо и как-то даже торжественно… А затем, со стороны железной дороги, началась жуткая стрельба, грохот орудий, залпы, снаряды… Начался бой…
Так пришла сюда, в Пешки, война. И не пешком, как Екатерина, а на мотоциклах с колясками, на странных «не наших» машинах, в каких-то страшных касках, в тоненьких шинелях и коротких сапогах на большом каблуке.
Всю ночь шел бой, и люди старались спрятаться, где только можно. Но где же спрячешься, когда все избы деревянные, а само село как на ладони?
Тогда все, кто мог, и верующие и атеисты, потянулись в церковь: поближе к Богу. Не потому, что уверовали, а больше потому, что стены там были толстыми, кирпичными. К ночи в церкви скопилось столько народу, что даже повернуться было невозможно. Не так ли в древних русских соборах спасались от врага? И часто бывало, что гибли все вместе – от княжеской семьи до простых смертных. Соборно жили, соборно и умирали…
Кстати, чем отличается село от деревни?
Село – это большое крестьянское селение, хозяйственный, административный и, главное, религиозный центр близлежащих деревень. Это значит, что в селе, в отличие от деревни, есть церковь. Так что Пешки были все же селом…
Итак, наутро решили посмотреть: кто в селе?
Оказалось – наши с боем отступили, а в Пешках – фашисты! Всё чужое, всё не своё, непривычное. Язык не тот, суета не наша, порядок не свой…
Вот такое первое впечатление от пришедшей войны. Кто-то из стариков, воевавших еще в первую мировую, заметил: не только немец здесь, есть еще финны, венгры, румыны, чехи… А среди немецких солдат, как показалось, в основном пацаны – по пятнадцать-шестнадцать лет.
– Зашли они в избу, – рассказывает Валентина Васильевна. – Главный их офицер – в очках. Вся эта ихняя молодежь сразу кинулась греться. Наши старушки тут стоят, и эти немцы тоже к печке жмутся. Вообще они были страшно голодные. Почему-то у них ничего не было. Они ходили по уцелевшим домам, лазили в печки, искали еду и требовали: «Матка, супу!» Они сами доили коров и, конечно, всех гусей и кур в Пешках порезали. Там, где сейчас памятник воинам, на краю села, раньше было картофелехранилище. Наши, когда отступали, эту картошку облили бензином и сожгли, чтобы немцу не досталась. И шоссе, при отступлении, тоже взорвали. Так всё было перепахано, вздыблено, что на другую сторону села нельзя было попасть. А потом, к вечеру, опять такой был бой! Трассирующие пули летели, как из лейки. Думаешь, палец высунешь – в мочало сразу же превратится. Наши поставили свои орудия на Красной горе у села Есипово и оттуда лупили по немцам. Немцы поставили свои пушки прямо у храма и били по Красной горе. А жители Пешек находились между двух огней. Прятались опять в церкви. Там был подвал, куда жители сложили свой скарб: вещи, чемоданы, котомки. И вот в купол попал снаряд, и этот купол упал прямо при входе в церковь и завалил подвал.
Это было самое критическое для страны время. Где-то у разъезда Дубосеково стояли насмерть панфиловцы, недалеко отсюда у деревни Крюково погибал взвод, умирали на подступах к Москве тысячи и тысячи других героев. Это было в те самые дни и даже часы, о которых сейчас рассказывает Валентина Васильевна.
Оккупация Пешек была недолгой. Вскоре, всё с той же Красной горы, откуда когда-то шла пешком Екатерина Вторая, наши погнали фашистов из Пешек, а потом и вообще из России…
Вот о чем рассказала Валентина Васильевна.
Значит, из всего того, что она знает о своих Пешках, самым важным для неё является начало войны, тот день или, точнее, вечер, когда после неожиданной и странной тишины вдруг началась страшная стрельба. Так что, проезжая по этим мирными и тихим сегодня местам, мимо малозаметных Пешек, мимо других неказистых сел и деревень, вспомним, что здесь нет такого клочка земли, который бы не был полит кровью наших солдат, ополченцев и простых жителей. В память о том времени – памятники нашим солдатам, венки и цветы у их подножий. И так на всем нашем пути от Москвы до Санкт-Петербурга.
Сбавим ход, притормозим, вспомним павших и поклонимся им…
– А как живется вам теперь? – спрашиваю у Валентины Васильевны. – Помните, Радищев в Пешках описывал крестьянскую избу? И Пушкин о крестьянском быте рассуждал тоже здесь, в Пешках.
– Конечно, помню, – говорит Валентина Васильевна. – Здесь Радищев обедал и даже дал крестьянскому мальчику «боярского кушанья» – кусочек сахару.
– А можно ли сравнивать: как вы живете сейчас и как жили простые люди тогда, во времена Радищева?
– Да что вы? Какое может быть сравнение? У меня есть электричество, телевизор, вода в колонке через два дома… Какое сравнение! Печка у меня есть, паровое отопление. Там, на чердаке, котёл, в который я заливаю воду, и она по трубам бежит и греет. Топим дровами. Как сельскохозяйственным работникам, нам положено десять кубометров на отопительный сезон. У нас в Солнечногорске есть отдел, который малоимущим и одиноким пенсионерам, а мы тут в Пешках почти все одинокие, дает льготы по отоплению и освещению. Правда, дрова приходится доставать с большим боем. Надо самим ходить, искать трактор, нанимать тракториста, а этому трактористу нужно бутылку… У меня есть огород, так что я обеспечиваю себя и картошкой, и огурцами, и капустой. Какое сравнение может быть! Есть еще участок – двадцать пять соток, у дороги, но там ничего не растет из-за автомобильного газа. Пенсии у нас небольшие. У меня – двести шестьдесят тысяч.
Когда я зачем-то спросил, что думает Валентина Васильевна о политике, она буквально переменилась в лице, а голос стал жестким и суровым.
– Знаете что! Я так скажу. Я не обвиняю правительство. Они все правильно делают. Но народ до того распустился, разболтался, ничего не хочет понять. Ничего! Работать никто не хочет, хотят все быть какими-то кооперативщиками, какими-то предпринимателями, всем надо какую-то валюту… Я вот тут на днях была в Солнечногорске и зашла узнать насчет платы за электричество, так там, смотрю, такая очередь! Я думала за электричество люди пришли платить, а там, оказывается, стоят доллары менять на наши рубли. И где только, скажите, они берут эти доллары? Потом, все эти «челноки»… Они нигде не работают, а только ездят за границу, покупают там всякий хлам и везут его сюда продавать. Вы поезжайте в Солнечногорск. Там они стоят и чего только не продают… Там есть такой хлебокомбинат, и они выпекают и тут же продают горячий хлеб. Много всяких сортов. (Голос Валентины Васильевны вновь стал мягким и спокойным.) Такие есть булочки и такие батоны, прямо, такие вкусные. Туда все стараются ездить и покупать…
– Так это же хорошо, – говорю я.
– Хорошо-то, хорошо, но не по карману… Я против всех этих Дум (голос опять стал жестким). – Две Думы у нас – нижняя и верхняя. Зачем они такие нужны? Только спорят между собой и никак не договорятся…
После «политического разговора» я осторожно попросил Валентину Васильевну показать ее дом.
– Конечно, конечно, – Валентина Васильевна встала из-за стола, но вдруг глаза ее налились слезами, а голос вновь поменялся: стал каким-то глухим, низким и тихим, словно задыхающимся.
– Вы меня простите, у меня ведь недавно сына машиной убило вот на этой самой дороге… Похоронили месяц назад, тут на кладбище… Он ремонтировал всем телевизоры, был такой безотказный, такой добрый… Сейчас ведь если телевизор сломается, то новый уже не купить. И в тот вечер соседи попросили его прийти к ним, посмотреть телевизор и, если можно, отремонтировать. А жили они через дорогу. Он пошел к ним, а машина его сбила…
Мы помолчали и пошли осматривать дом.
Деревянная изба, которую отстроили после войны, состоит из крыльца, небольшой прихожей, в которой происходила наша беседа, кухоньки, разделенной с прихожей печкой-шведкой, комнаты-гостиной, где стоит старенький телевизор и, кажется, еще более старые шкаф с посудой, стол и диван. На стене старые советские часы, которые исправно ходят, рядом развешаны фотографии, среди них – портрет погибшего сына…
Когда-то в этом доме было живо и весело, приходили гости, пили, ели, пели песни, вспоминали прошлое, строили планы на будущее. Теперь здесь тихо и темно, и что останется от всего этого еще через десять лет – неизвестно. Есть еще одна маленькая комната-спальня, разделенная с гостиной стенкой из фанеры. Там обычная кровать, тумбочка, какие-то вещи. Ни в гостиной, ни в спальне отопления нет, потому что Валентина Васильевна живет вместе со своими кошками в маленькой отапливаемой прихожей. Скоро зима.
Я попрощался с Валентиной Васильевной, а она посоветовала заехать в Солнечногорск, в местный краеведческий музей, чтобы побольше узнать о Пешках. Можно бы, да только какой музей заменит саму Валентину Васильевну?
* * *
На 74-м километре, уже после Солнечногорска, справа от дороги небольшой памятник: простенький постамент и на нём – каменный диск в виде хоккейной шайбы. На нем надпись: «Здесь погасла звезда русского хоккея Валерий Харламов».
На постаменте увядшие цветы, памятный вымпел от провинциальной хоккейной команды и несколько конфет, которые, видимо, положили дети.
…Я видел Харламова несколько раз, когда в начале семидесятых великая команда ЦСКА приезжала в Свердловск на игры с местным «Автомобилистом». Это были праздники для каждого, кто любил хоккей. Харламов был в зените славы.
Помню, достались нам с моим школьным другом Володей Колмогоровым места в первых рядах, прямо за спинами скамейки армейских хоккеистов, и я мог наблюдать за Харламовым вблизи, не отрывая глаз. Нас поразило то, как жестко, рискованно, безоглядно он играет. Было впечатление, что он вышел на свою последнюю игру, проводит последнюю атаку. Его партнеры – Борис Михайлов и Владимир Петров – также работали как прокаженные. Они не щадили ни себя, ни соперника, и я был шокирован этим безумным азартом, хотя сам в то время играл в хоккей и знал, что это такое. От Харламова разлеталось всё по сторонам, как рассыпаются искры от режущегося металла. Мы болели, конечно, за своих, и нам было их жаль, потому что Харламов никого из них не щадил.
Сейчас его друзья пишут и говорят о том, что Валерий Харламов был всецело поглощен хоккеем, жил им. Но я видел, как сам хоккей нещадно поглощался Харламовым. И это было зрелище незабываемое.
Для советских людей, оторванных от того, что принято называть цивилизацией, и живших во лжи и лицемерии, наш хоккей, с его мировой славой, был, быть может, единственной Правдой, с которой мы преодолевали отчуждение от остального мира. Отсюда наша всеобщая беззаветная любовь к хоккею в пресловутые «застойные годы».
Вот и хоккей для нас был больше чем хоккей, и Валерий Харламов – больше чем хоккеист!
Перейти на главную страницу и к фотографиям
Возврат на главную страницу и к фотографиям.
Литературная и политическая сенсация
Примерно с 1780-х годов Александр Николаевич начинает работать над своим самым известным произведением — “Путешествие из Петербурга в Москву”. Радищев всю душу вложил в данный труд, идею которого выносил еще со своего возвращения из Германии в 1771 году.
Весной 1790 года Александр Николаевич впервые напечатал его в своей домашней типографии. Таким образом свет увидела самая критикуемая и самая злободневная книга того времени.
Книга стала сразу же раскупаться и привела в восторг многих передовых людей того времени.
Жанр и структура сочинения
Александра Николаевича вдохновило путешествие российской императрицы по Новороссии, Крыму. Специально подготовленные деревни должны были показать высокий уровень жизни крестьянства. Писатель же задумал совершить собственную поездку с целью изучить истинное положение дел. Характер изложения стал ширмой для цензора, посчитавшего сочинение путеводителем.
Жанр произведения – сентиментальное путешествие, одно из самых популярных литературных направлений конца XVIII века. Структура сочинения состоит из несвязных фрагментов повествования. Главными героями выступают как обычные крепостные, так и помещики, служивые люди .
Названия глав соответствуют населенным пунктам, которые попадались на пути анонимного путешественника.
Что произошло после выпуска произведения
Однако это не могло остаться безнаказанным. Размышления о крепостном праве, описания жестоких унижений и бесчеловечных издевательств, которым подвергались крепостные, смелое обличение существующего в те дни порядка – все это не могло не повлечь за собой печальные последствия не только для самого произведения, но и для его автора.
Императрица Екатерина, читая “Путешествие из Петербурга в Москву”, делала пометки на полях и высмеивала в них не только писателя, но и сами ситуации, описанные в повествовании. Она назвала повесть возмутительной и оскорбительной, разрушающей покой и умаляющей уважение к власти, наполненной вредными идеями и подстрекающей простой народ к восстанию.
Радищев был арестован и судим. Его приговорили к смертной казни как человека, покусившегося на жизнь государыни и замышляющего измену родине. Однако Екатерина сменила гнев на милость, заменив смертный приговор на десятилетнюю высылку в Сибирь.
Тираж книги был практически полностью уничтожен.
Краткое содержание
Вступление
Повествование начинается с обращения автора к своему товарищу, где он начинает жаловаться на то, что слишком тяжело стал переживать человеческие страдания. Он уверен в том, что все неприятности человека происходят из-за того, что он «взирает непрямо на окружающие его предметы».
Автор долгое время старается найти выход из сложившейся ситуации, и его попытки оказываются успешными. Он понял, что человек способен сам себя утешить. Поэтому ему кажется, что его произведение найдет отклик у большого количества читателей.
Выезд
Поужинав, главный герой отправляется со своими товарищами в кибитке по городу. Ему нелегко оставлять родных и близких ему людей, поэтому он изо всех сил старается побороть в себе нахлынувшие чувства.
Он незаметно засыпает, а когда проснулся – обнаружил, что уже прибыл в Софию.
София
Почтовый комиссар, который ещё не до конца проснулся, отказался поменять лошадей. Он сослался на то, что лошади отсутствуют. Но он предлагает герою попить чая и отдохнуть. Но герой не верит словам комиссара, поэтому лично идет в конюшню, чтобы самому посмотреть наличие лошадей. Там он находит хоть и достаточно худых, но вполне способных доставить его в дальнейшую точку назначения лошадей.
Изначально он хотел наказать комиссара, но очень быстро сменил гнев на милость. Он просит ямщиков как можно быстрее подготовить лошадей к поездке, чтобы незамедлительно отправиться дальше.
Тосна
С самого начала путь из Петербурга складывался не плохо, но дальше дорога становилась все боле и более непроходимой из-за постоянных дождей. Сильная тряска быстро выматывает путешественника, поэтому он решает отдохнуть. Для этого он останавливается в почтовой избушке, где находится стряпчий и большое количество порванных бумаг.
Стряпчий рассказал, что он работает в архиве и занимается тем, что составляет родословные древа. Он уже восстановил ряд родословных российских родов, а теперь собирается выгодно их продать дворянам. Но герой понимает, что это не самая лучшая идея, поэтому советует продать данные записи разносчикам для обертки.
Любани
Путешествуя, герой придается размышлениям о неизмеримости мира, но настроиться на философский лад он не может из-за очень плохой дороги. Ему приходит идея отправиться пешком. Рядом с дорогой он видит крестьянина, который вспахивает землю. Героя очень удивляет тот факт, что мужчина трудится мало того что в воскресенье, так еще и по невыносимой жаре.
Как выяснилось, крестьянин имеет большую семью, и чтобы прокормить её, ему необходимо работать без выходных с самого утра до поздней ночи. Он не жалуется на свою жизнь, а лишь сокрушается о том, что теперь стало модным отдавать своих крестьян чужим «в аренду». Но, к сожалению, от крестьян ничего в этом вопросе не зависит.
Поговорив с крестьянином, герой решил пересмотреть свое отношение со своим слугой.
Чудово
Добравшись до почтовой избы, герой встречается со своим товарищем – господином Ч. Он то и поведал ему о причине своего внезапного отъезда из Петербурга.
Ему пришла идея отправиться в Кронштадт, чтобы посмотреть на этот город. Так же он решил отправиться в морскую прогулку, чтобы полюбоваться на восходящее солнце. Но, неожиданно начался шторм, который и изменил его планы. Судно очень быстро наполнялось водой, поэтому все присутствующие были вынуждены вычерпывать воду.
Капитан раньше всех добрался до берега, где первым делом попросил помощи у солдат. Но солдаты не хотели будить начальника гарнизона, боясь, что тот разгневается. Тогда изможденный Павел обращается к солдатам с просьбой, чтобы они спасли людей, которые находились на лодке, готовой вот-вот затонуть.
К счастью, все остались живы. Но господин Ч. Настолько разозлился на начальника гарнизона, что немедленно уехал из города. Так же его возмутило поведение светского общества, которое приняло сторону начальника.
Спасская полесть
Герой собирается следовать дальше, но его останавливает разыгравшаяся непогода. Он решил не рисковать, поэтому вернулся обратно в избу. Герой слышит разговор мужчины со своей супругой, которой он рассказывает об одном чиновнике. Все дело в том, что тот до безумия любил есть устриц, поэтому даже отправлял курьера за устрицами в Петербург.
Когда дождь закончился, герой решил снова отправиться в путь. С ним вместе отправляется мужчина, который решил поделиться с героем своей грустной историей.
Раньше он был купцом, но так получилось, что ловкий мошенник поспособствовал тому, что купец отправился под суд. Когда эта информация дошла до его беременной жены, она родила раньше срока. Ребенок не выжил, а следом за ним умерла и супруга. Ему помогли освободиться его верные товарищи, поэтому теперь он едет в неизвестном направлении.
Подберезье
Героя останавливает от дальнейшего действия плохое самочувствие. Сделав остановку, он знакомиться с неким юношей, который учился в семинарии и пешком добирался до Петербурга, где жил его дядя.
Семинарист рассказывает путешественнику о тех проблемах в системе образования, с которыми ему пришлось столкнуться. В семинарии преподавалось большое количество наук, но все они читались на латинском языке. Основывалось же данное образование на трудах античных ученых. Юноша ознакомился с трудами европейских авторов и был поражен тому, насколько далеко вперед шагнуло их образование. Молодой человек был убежден, что для того, чтобы образование несло пользу, его необходимо преподавать на народном языке.
Новгород
Когда герой подъехал к Новгороду, его поразило огромное количество монастырей, которые расположились вокруг города. Но сам город был не так прекрасен – выглядел он весьма плачевно. Раньше Новгород являлся процветающим городом, но когда его захватил Иван Грозный, а княжеская власть утвердилась, город начал становиться хуже. Герой придается рассуждениям о народной власти, но данные мысли его не успокаивают.
Герой решает остановиться у своего старого знакомого – купца Карла Деменьтьевича. Тот буквально несколько дней назад женил своего сына. Они начинают разговаривать насчет бесполезности вексельной системы. Карл Деменьевич пользовался данной ситуацией и без зазрения совести брал внушительные ссуды. Но перед тем как отдавать долги, он переписывает свое имущество на жену.
Бронницы
Путешественник решил подняться на гору, на которой раньше находился храм язычников. Присутствующая атмосфера навеяла на него размышления о Боге и смысле жизни в целом. Подумав, он пришел к выводу, что человек – единственный кузнец своего счастья. Чтобы стать счастливым и достичь всех земных благ, необходимо очень много работать. Бог же воспитывает лишь морально.
Зайцово
Приехав в Зайцово, герой встретил своего давнего товарища, который был начальником в суде в Крестьянкине. Он был крайне добрым, чувственным и человеколюбивым. Товарищи давно не виделись, поэтому поспешили поделиться новостями. Начальник суда рассказал, что из-за своего альтруизма был отставлен от одного дела.
Однажды один помещик приобрел деревню, после чего начал относиться к своим крестьянам с жестокостью. Люди долго терпели это, но когда сыновья барина решили ради развлечения изнасиловать невесту в день венчания, терпению крестьян пришел конец. Крестьяне убивают и самого помещика, и всю его семью.
Крестьянкину становится жаль крестьян, но его коллеги говорили о том, что он должен им дать самое суровое наказание. Он не хотел участвовать в этом, поэтому ушел со службы.
Спустя некоторое время герою приходит письмо, в котором говориться, что неожиданно поженились двое стариков. Невеста – бывшая владелица публичного дома, а жених – барон Дурындин, который польстился на состояние невесты.
Крестьцы
В Крестьцах наш герой случайно видит картину прощания отца с детьми. Увиденное зацепило героя за живое, потому что он сам был отцом и понимал, что в скором времени ему самому предстоит проститься со своими детьми. Ему очень не нравились те предрассудки, из-за которых дети дворян обязаны были отправиться на службу. Герой видит в этом ни что иное, как желание отцов видеть в своих сыновьях великих военных. Но, как показывает практика, лишь единицы становятся достойными людьми, а остальные «дворянские дети» вырастают разбалованными людьми, которые привыкли вести разгульный образ жизни.
Яжелбицы
Этот день стал серьезным испытанием в судьбе героя. Он проезжал мимо кладбища, где стал свидетелем очень страшной картины. Отец, обезумевший от горя, не дает похоронить своего маленького сына.
Как выяснилось, ребенок появился на свет уже больным. Причиной его врожденного заболевания стало венерическое заболевание отца, которым тот переболел еще в молодые годы.
Путешественник очень долго думает на тему разврата. Он пытается образумить подрастающее поколение, чтобы они думали не только о своем физическом состоянии, но и о здоровье своих будущих детей. Это сможет уберечь от ужасных последствий.
Валдаи
Когда герой приезжает в Валдаи, то ему становится известно, что данное поселение «славится» особой распущенностью местного населения. Особенно это касается незамужних барышень. Незамужние девушки занимались тем, что заманивали проезжающих людей тем, что предлагали им оказать свои услуги. Местом утех становятся бани, куда девушки и приглашают обеспеченных кавалеров, чтобы те расслабились и отдохнули после долгой дороги. Кавалеры охотно соглашаются, а впоследствии теряют все: и здоровье, и деньги, и время.
Едрово
Приехав в Едрово, герой встречает группу женщин. Они вызывают у него чувство восхищения. Он находит их очень красивыми, и юными. Он начинает сравнивать ту городскую красоту, которая отдавала болезненностью и искусственностью с настоящей, крепкой и здоровой красотой. Он понимает, что городские красотки явно проигрывают в данном сравнении.
Герой познакомился с местной крестьянкой по имени Аннушка, которая поделилась с ним своей мечтой – девушка хотела выйти замуж за своего любимого человека и родить ему много детей. Но на пути к мечте была серьезная преграда. Чтобы выкупить её любимого, нужна была огромная сумма – целых сто рублей. Её семья не могла позволить себе таких трат.
Путешественник очень хочет помочь молодой семье, но те решительно отказываются принять его помощь. Не зависимо от того, что люди были бедны, у них были проблемы, которые решались при помощи денег, они не потеряли свое достоинство и честь, поэтому отказывались от материальной помощи. Данное обстоятельство очень удивляет путешественника, поскольку он не ожидал увидеть подобное в обычной деревне.
Хотилов
Когда герой проезжает мимо Хотилова, он начинает рассуждать о правах человека. Ему неприятно от того, что одним из самых главных членов общественности является земледелец, но на него выпадают все тяготы неволи. Он ненавидит крепостнический строй, считая его злом. Он хочет, чтобы крепостное право как можно скорее отменили.
Вышний Волочок
В Вышнем Волочке он сталкивается с тем, что здесь полностью царит корыстолюбие. Но все те богатства, которые есть в данном месте, это результаты крестьянского труда. Он вспоминает одного помещика, который так хотел разбогатеть, что заставлял своих крепостных крестьян трудиться без сна и отдыха. Он отнял у них скотину, и небольшие земельные наделы. Он добился процветания и знаменитости, но тот путь, который он прошел, добиваясь своей цели, совершенно не красил его. Герой не считает его и подобных ему достойными статуса «гражданина».
Выдропуск
Когда герой проезжает мимо Выдропуска, он начинает рассматривать бумаги своего товарища, в которых идет речь о том, чтобы уничтожить придворные чины. Пока он углубился в чтение, он начал думать о том, насколько сомнительные нравы, расточительство и роскошь царит при дворе. Он убежден в том, что самым главным для человека являются его личные качества, а так же те поступки, которые он совершил, а материальное состояние явно не является мерилом человеческих качеств.
Торжок
Когда он находился в Торжке, то находясь на почтовом дворе, он познакомился с молодым человеком, который так же направлялся в Петербург. Они начали говорить про цензуру, основной целью которой являлось лишь уничтожить, замарать, запрещать, и сжигать. Их мнения в данном вопросе абсолютно совпадают. Они оба относятся к цензуре, как к чему-то бесполезному. Её существование абсолютно бессмысленно, поэтому было бы правильно изменить её на народное мнение.
Медное
Продолжая свое путешествие, герой углубляется в прочтение местного газетного издания. Там он видит объявление, в котором идет речь о продаже крестьян и земли. Эти объявления дают помещики, которые внезапно разорились. Данные торги нередко приводили к трагедии – семьи крестьян были разлучены, поскольку попадали к разным хозяевам. Новые владельцы совершенно не печалились судьбой и горем своих подчиненных, поскольку относились к ним как к скотине.
Тверь
Решив пообедать в Твери, путешественник обретает нового знакомого поэта. У того свои переживания насчет России, потому что поэзия находится далеко не на высшем уровне. Люди, имеющие образование, предпочитают общаться на французском языке, совершенно забыв язык своих предков. Поэт показывает путешественнику свои произведения, которые он хочет в будущем напечатать.
Городня
Прибыв в Городню, он становится невольным свидетелем смятения, которое царит между деревенскими жителями. Причиной слез становится набор в рекруты. Власти забирают в рекруты всех, не задумываясь, будь то единственный сын у старой и больной вдовы, тем самым обрекая её на голод и смерть.
Но некоторые рекруты были рады службе, поскольку та являлась своего рода спасением. Благодаря службе они избавлялись от постоянного унижения, которое исходило от их господ. Даже солдатская жизнь была для них намного приятнее, чем ежедневная рабская жизнь.
Завидово
В Завидово он решает поменять лошадей и в этот момент пересекается с офицером, который отличается надменностью и своеволием. Он очень торопится и не хочет тратить свое время, поэтому начинает требовать у путешественника, чтобы тот подарил ему своих лошадей. Но путешественнику совершенно безразличен приказной тон офицера, поэтому он отвечает ему однозначным отказом. Данное происшествие наталкивает его на размышления о том, что люди привыкли приклоняться перед другими, которые имеют более высокий чин.
Клин
Прибыв на станцию, путешественник сталкивается со слепым стариком, который поет народные песни. Весь его облик и голос пронимали людей до глубины души. Путешественник решил помочь старику и протянул тому рубль, но старик уверенно отверг подаяние. Он не хочет водить людей в грех, чтобы те украли его. Отказавшись от рубля, старик просит у путешественника лишь теплый платок.
У них завязывается разговор, из которого герой узнает историю жизни слепого старца. Он прожил жизнь, в которой совершил большое количество добрых дел. Старик был уверен в том, что необходимо совершать добрые дела, ведь ими он делает приятно Господу.
Пешки
Герой сильно проголодался, что и привело его в крестьянскую избу. Там он смог поесть, хотя ему и был предложен всего лишь старый кусок жареной говядины. Хозяйка увидела, что у странника есть кусок сахара. Она попросила, чтобы тот поделился сахаром с её ребенком. Для мальчика это было большое угощение. Когда гость разговорился с женщиной, то узнал, что жизнь у неё очень тяжелая, полная нищеты и несправедливости. Путешественник так и не может понять помещиков, которые очень плохо относятся к своим крестьянам. Ведь всем, что они имеют, они обязаны именно своим рабочим.
Жизнь после помилования
Спустя шесть лет после изгнания Александр Николаевич был возвращен из ссылки сыном Екатерины, Павлом Первым, с условием, чтобы его постоянным местом проживания стало небольшое имение в Калужской области.
Через пять лет после своего возвращения, сразу же после восшествия на престол Александра Первого, Радищев был вызван в царский Петербург в качестве опытного государственного деятеля для участия в составлении новых законов и Конституции Российской империи. Конечно, такая честь была доверена ссыльному писателю не случайно – перед императором за него замолвил слово граф Воронцов.
Тайна смерти государственного деятеля
До сих пор ученые и литературоведы не могут разобраться в причине смерти литератора. Дело осложняется тем, что утеряна могила Александра Николаевича.
Согласно хронике, существует, по меньшей мере, две версии его смерти:
- Самоубийство. Радищев и председатель Комиссии граф Завадовский не сошлись во мнениях по поводу составленного писателем положения закона. Завадовский строго осудил писателя за его излишний либерализм и в качестве угрозы намекнул на его сибирскую ссылку. Взволнованный и напуганный Александр Николаевич поспешил домой, где собственноручно принял яд и скончался в страшных мучениях.
- Несчастный случай. Радищев случайно выпил ядовитый раствор, предназначенный для хозяйских целей. Так как его здоровье было подорвано ссылкой, то организм писателя не смог побороть отраву, и Радищев скончался в кругу семьи.
- Официальная версия. Согласно данным захоронения, Александр Николаевич умер от чахотки (или туберкулеза).
Очень важно было осуществить небольшой экскурс по биографии Радищева, так как его личная жизнь и собственные мировоззрения нашли отображение в повести “Путешествие из Петербурга в Москву”. Глава “Любани” является ярким образцом темы всего произведения.
Однако прежде чем ознакомиться с ней, давайте кратко узнаем, какое влияние труд Радищева оказал на последующие поколения.
Выезд
Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом. Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нам нужен стал на всякую минуту бытия нашего. Расставаться трудно; но блажен тот, кто расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стрегут его утешение. Ты плачешь, произнося «прости»; но воспомни о возвращении твоем, и да исчезнут слезы твои при сем воображении, яко роса пред лицом солнца. Блажен возрыдавший, надеяйся на утешителя; блажен живущий иногда в будущем; блажен живущий в мечтании. Существо его усугубляется, веселия множатся, и спокойствие упреждает нахмуренность грусти, распложая образы радости в зерцалах воображения. – Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам, призвал наконец благодетельного Морфея. Горесть разлуки моея, преследуя за мною в смертоподобное мое состояние, представила меня воображению моему уединенна. Я зрел себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность и пестроту зелености; не было тут источника на прохлаждение, не было древесныя сени на умерение зноя. Един, оставлен, среди природы пустынник! Вострепетал. – Несчастной, – возопил я, – где ты? где девалося все, что тебя прельщало? где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта? – По счастию моему случившаяся на дороге рытвина, в которую кибитка моя толкнулась, меня разбудила. Кибитка моя остановилась. Приподнял я голову. Вижу: на пустом месте стоит дом в три жилья. – Что такое? – спрашивал я у повозчика моего. – Почтовый двор. – Да где мы? – В Софии, – и между тем выпрягал лошадей.
Мнение знаменитых литераторов
Пушкин же отзывался о Радищеве как о дилетанте, критикуя его некоторый фанатизм, царящий на страницах повести. Также резкую оценку великого поэта вызвали преувеличения автора, надуманность сюжета, карикатурство.
Достоевский же считал идею произведения обрывчатой и неоконченной, списанной с трудов французских просветителей.
Что же это за произведение такое — “Путешествие из Петербурга в Москву”? Прежде чем ознакомиться с кратким содержанием “Любани” (четвертой главы интересующей нас повести), давайте больше узнаем о самом труде.
Сжатое повествование по частям
Как говорилось выше, название глав «Путешествия из Петербурга в Москву» – городки и деревни, расположенные на пути дворянина. Итак, переходим к краткому содержанию:
- Вступление – интеллигент среднего возраста выезжает из стен столицы в кибитке.
- София – испытывая нужду в свежих лошадях, дворянин просит у комиссара помощи, тому лень работать ночью. Он говорит, что лошадей нет, но ямщики, за сдельную сумму, запрягают «найденных» четвероногих для путника. Чудово уже не за горами.
- Тосна – разозленный качеством дорог, путешественник встречается с чиновником-исследователем. Тот написал труд, дающий возможность доказать древность рода любому дворянину. Звучит мысль «Хвастовство древней породой» – это зло.
- Любани – пеший переход завершается встречей с «грешным» крепостным, тот пашет поле воскресным днем. На немой вопрос крестьянин отвечает, что вынужден шесть дней работать на помещика, а кормиться как-то нужно. Рассказчику стыдно за принадлежность к своему сословию.
- Чудово – здесь происходит встреча героя с приятелем. Тот рассказывает об ужасной прогулке по морю. Подводные скалы зацепили обшивку судна, то медленно идет ко дну. Рулевой Павел вызвался плыть до берега за помощью. Там отказались его выслушать, так как начальник изволил спать. Моряк все же отыскал неравнодушный люд, и господин Ч был спасен. Высказав претензии начальнику, он услышал, что по чину не обязан спасать утопающих.
- Спасская Полисть – глава рассказывает о своеволии высокопоставленного чиновника. Тот любит устрицы, поэтому посылает подчиненных за морепродуктами, даруя им повышения по службе. Перестук копыт укачивает автора, во сне он видит себя правителем, который доволен положением дел государевых дел. Однако врачеватель Истина снимает «повязку» с глаз, становятся явью произвол помещиков и несчастный народ.
- Подберезье – здесь герой встречает семинариста, который жаждет учиться в Петербурге. Он жалуется на качество образования. Оброненные записки юноши рассказывают о мартинизме, автор негативно отзывается о мистиках-масонах.
- Новгород – дворянин размышляет о величии зачатков демократического общества. Имел ли Иван Грозный право на разрушение республиканского оплота на Руси?
- Из летописи Новгородской – писатель посещает дом купца-афериста, который не высылает оплаченные товары. Главные законы не работают, торговые требуют поправок.
- Бронницы – на месте древнего капища Радищев говорит, что человек – творение Божие, но свою судьбу каждый творит сам.
- Зайцово – история о жестоком барине, которого забили оголодавшие, измученные крестьяне. Председатель уголовной палаты Крестьянкин не нашел состава преступления, но вышестоящие требуют наказать виновных.
- Крестцы – одна из наиболее трогательных сцен для Радищева. В Крестцах мы видим, как возмужавшие сыновья прощаются с отцом, для которого наступают тяжелые дни одиночества.
- Яжелбицы – на кладбище писатель видит отца на похоронах родного сына. Старик в слезах винит себя, так как чадо родилось больным. Интеллигент вспоминает о своем «венерическом заболевании», размышляет о методах борьбы с развращенностью общества.
- Едрово – под аккомпанемент свадьбы крестьянки Анны и Ванюши путешественник высказывается о неравных браках, защищает права человека на личное счастье.
- Хотилов – путешественник находит бумаги, где его приятель проявляет негативное отношение к самодержавию и крепостному праву, о чем нам говорит эпиграф.
- Высший Волочок – на фоне колосящихся полей и обилия товаров рассказчик вспоминает о помещичьих зверствах в отношении крестьян. Радищев не понимает, как общество может хвалить таких эгоистов.
- Выдропуск – проект новых чинов при дворе, потерянный его приятелем, становится предметом изучения. Главный посыл повествования – правителя характеризуют не роскошь и толпа придворных, а его поступки.
- Торжок – неизвестный гражданин пытается добиться отмены цензуры родного края. Он считает, что общество – лучший цензор для любой книги.
- Медное – показывает продажу крестьян после разорения их помещика. Некоторые семьи делятся между разными хозяевами, закон на их стороне.
- Тверь – как и в Чудово, здесь «новомодный поэт» жалуется на литературную убогость современников. Он обеспокоен развитием поэзии.
- Городня – видим проводы крестьян в армию. Некоторых заставила нужда, других отдали хозяева, третьи – ищут славы.
- Завидово – на фоне наглости помощника «его превосходительства» герой сожалеет о привычке народа унижаться перед «высокими чинами». Сельский люд – разменная монета (Медное).
- Клин – на станции поет слепой старец, он отказывается принять рубль от дворянина. Старик просит что-нибудь теплое, полученный платок был с ним до самой смерти.
- Пешки – обедая в избе крестьян, путник видит всю тяжесть положения крепостных. Основная мысль – народ не может себе позволить товары, которые сами производит.
- Черная грязь – свадьба по приказу помещика. Молодые ненавидят друг друга, но знают, кто стоит у истоков их брака. Путешественник высказывается о преступности женитьбы по принуждению.
- Слово о Ломоносове – прощальный аккорд главам, Радищев размышляет о значении русского ученого в литературе, словесности.
Кратко об основном произведении
“Путешествие из Петербурга в Москву” написано в популярным по тем временам жанре, называемом сентиментальным путешествием. Строго придерживаясь европейского канона, Радищев даже главам дал названия, соответствующие не сути поднятых в них тем, а наименованиям городов и селений. Именно поэтому цензура и пропустила повесть, не прибегнув к ее прочтению. Подумали, что в труде содержатся краткие сведения о российских глубинках.
Тема же “Путешествия из Петербурга в Москву”, впрочем, как и тема главы “Любани”, — положение крепостных крестьян на Руси, их тяготы и порабощение. В книге разоблачались безжалостность и зверства помещиков, которые бессовестно эксплуатировали и угнетали крестьян, осознавая себя безнаказанными.
Также в произведении поднимался вопрос, имеют ли право одни люди порабощать других? Почему заведено, что кто-то прислуживает, а кто-то живет в роскоши?
Более того, в своем труде Радищев поднимал тему не только бесправного народа, но и безнравственности самодержавия. Осуждение абсолютной монархии красной нитью проходит через все страницы повести.
Что же представляет собой рассказ “Любани” Радищева? Давайте узнаем.
Медное
«“Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой, люли, люли, люли, люли…” Хоровод молодых баб и девок – пляшут – подойдем поближе, говорил я сам себе, развертывая найденные бумаги моего приятеля. – Но я читал следующее. Не мог дойти до хоровода. Уши мои задернулись печалию, и радостный глас нехитростного веселия до сердца моего не проник. О, мой друг! где бы ты ни был, внемли и суди. Каждую неделю два раза вся Российская империя извещается, что Н.Н. или Б.Б. в несостоянии или не хочет платить того, что занял, или взял, или чего от него требуют. Занятое либо проиграно, проезжено, прожито, проедено, пропито, про… или раздарено, потеряно в огне или воде, или Н.Н. или Б.Б другими какими-либо случаями вошел в долг или под взыскание. То и другое наравне в ведомостях приемлется.
– Публикуется:
“Сего… дня пополуночи в 10 часов, по определению уездного суда или городового магистрата, продаваться будет с публичного торга отставного капитана Г… недвижимое имение, дом, состоящий в … части под N… и при нем шесть душ мужского и женского полу; продажа будет при оном доме. Желающие могут осмотреть заблаговременно”».
Александр Сергеевич Пушкин прочел главу «Медное», в которой рассказано о продаже семьи вместе с недвижимым имуществом, ужаснулся, и на этот раз согласился с Радищевым «поневоле».
Действительно, в этой главе Радищев писал о фактическом рабстве, в котором находились крепостные, приводил наглядный пример их бесправия и безысходности.
«“Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой, люли, люли, люли, люли…” Хоровод молодых баб и девок…» – примерно такую картину я ожидал увидеть в Медном: какие-то зримые сюжеты из прошлого или хотя бы то место, где некогда кружил девичий хоровод. Вместо этого в центре деревни я увидел огромный типовой двухэтажный магазин. Напротив этого магазина – памятник Ленину. Медное. Бывшая почтовая станция. Здесь много раз останавливались Радищев и Пушкин. Здесь он не «зовущий», не «призывающий», а спокойно шагающий, вроде как революцию уже совершил и надо бы заняться делом социалистического строительства. Далее расположены местная «Комната милиции», пожарная часть, швейное ателье «Радуга» и медновская библиотека. Между милицией и пожарной частью находятся обгоревшие развалины старинного кирпичного двухэтажного здания. В нем некогда располагалась почтовая станция, где останавливались в свое время Радищев и Пушкин. Здание сгорело год назад, но его, видимо, уже никогда не восстановят.
На этой же центральной медновской улице находится и Дом культуры, разместившийся в бывшей церкви. В нем не раз выступал перед солдатами знаменитый тенор Сергей Лемешев, родом из этих мест. В 1941 году Медное было четыре дня в оккупации, и мне рассказывали, что многих жителей согнали в этот самый Дом культуры, заперли, и если бы не подоспевшее контрнаступление, то наверняка всех бы сожгли. В Медном есть памятник воинам, погибшим в Великую Отечественную войну.
Вернемся, однако, к нашим путешественникам и теме рабства, которую столь серьезно затронул в этой главе А.Н.Радищев.
Классического рабства, такого как в Древнем Риме или Древней Греции, на Руси не существовало. Рабство наше, как и все остальное, было специфическим. Был царь, а у него уже все были холопами, рабами и чем угодно. Да и сами цари, помимо рабов божьих, считали себя еще и рабами обстоятельств, предрассудков, традиций и всеобщей безысходности. Народ же всегда хотел на волю, не задумываясь особенно, что это такое. Поэтому, едва на эту волю выбравшись, люди наши не знали, что им делать дальше, и пускались во все тяжкие. Сама история «освобождения» нашего народа весьма занимательна.
Сначала покончили с позорящим страну крепостным правом. Покончили «сверху» и не спеша – последний крепостной освободился в 1909 году, – под нажимом передовой общественности. Не успели освобождённые ощутить достоинства своей свободы, как народ наш «освободили» еще раз. Теперь от векового рабства и деспотии, но уже не под нажимом передовой общественности, а сама передовая общественность и освободила. С тех пор человечество раскололось. Одна его часть так и осталась «человечеством», а другая, к которой посчастливилось принадлежать нам, стала именоваться человечеством «прогрессивным», и мы на протяжении десятилетий
могли время от времени слышать: «Вчера, всё прогрессивное человечество проводило в последний путь такого-то…» Но внутри нашего человечества, пусть и считавшегося прогрессивным, все же возникали классовые противоречия и своя внутривидовая объективная борьба. В результате этих противоречий весь рабочий люд, иначе пролетариат, стал именоваться «передовой частью всего прогрессивного человечества». А поскольку руководила пролетариатом коммунистическая партия, то партия эта справедливо была собою же названа «авангардом передовой части всего прогрессивного человечества»… Шли годы. Десятилетия… Могилы презренных врагов народа зарастали чертополохом и бурьяном, и уже казалось, что вот-вот будет достигнуто заветное… Как вдруг выяснилось, что и внутри авангарда не все в порядке, оказалось, что и здесь есть отстающие, тянущие назад или, того хуже, увлекающие вроде бы вперед, но не туда… Так из «авангарда передовой части всего прогрессивного человечества» выпестовалось и выкристаллизировалось известное «марксистско-ленинское ядро», между тем как народ зажил, как ему казалось, еще вольнее, еще свободнее… Трудно было представить нечто более сплоченное, монолитное и единомышленное, чем упомянутое «марксистско-ленинское ядро». Однако эта всепобеждающая и жизнеутверждающая идиллия нуждалась в корректировке. Опять-таки под напором передовой общественности, мирового сообщества и объективных обстоятельств. Да, искренне думали и считали, что все идет как надо, как предписано классиками. Ну и что? Физики тоже долгое время считали, что ядро атома единое и неделимое, а пригляделись – увидели там и протоны, и нейтроны, и еще бог знает что. И всё бы ничего, смирились бы, но… одни частицы оказались «положительными», а вот другие… То же самое и с «ядром марксистско-ленинским» – живем ведь с физиками в одном пространстве, по одним законам… Выяснилось, что отрицательных частиц в «ленинском ядре» намного больше, да что там – оказалось, что они там чуть ли не все отрицательные. И потому уже внутри ядра нашлись силы, провозгласившие новый курс и выдвинувшие лозунг: «Надо перестраиваться!» Эти силы были скромно аттестованы собою как «здоровые»… Сомневающийся может посмотреть прессу тех дней и без труда обнаружить эту замечательную дефиницию. Так и писали: «Нашлись внутри партии здоровые силы, которые…» Еще свободнее вздохнул народ, еще радостнее и веселее стала его жизнь. Ну, думалось, наконец-то… Как, вдруг, обнаружилось, что силы эти вовсе не «здоровые», а совсем наоборот. Выяснилось, что «авангард» на самом деле не строил, а разваливал страну, держал в страхе и обмане людей, уничтожал их, а настоящую передовую общественность в лучшем случае выгонял из страны. Оказалось, что действительный «авангард» был совсем в другом месте, как, впрочем, и «передовая часть». Да и «прогрессивное человечество», как стало известно, кто угодно, только не мы. Оказывается, когда в 1917-м освобождали народ от векового рабства и деспотии, то на самом деле его как раз в рабство и загоняли. А то, что было тогда названо «вековым рабством», – на самом деле, как выяснилось, было «вольной и сытной мужицкой жизнью». То, что массы выводили рукой: «Мы не ра-бы, ра-бы не мы!», – ни о чем не говорит, потому что их рукой водили большевики. Сам бы кто до такого додумался? Одним словом, выяснилось, что мы не впереди планеты всей, как казалось, а по уши в дерьме, как было на самом деле. И вот теперь, когда жителям Медного и всем прочим в России по телевизору об этом объяснили представители настоящей передовой общественности, – все наконец-то прояснилось, а дышать стало еще свободнее… И всё бы обошлось, если бы этими объяснениями дело закончилось. Но на этот раз людей действительно освободили. Всех от всего и сразу!
К таким вот «освобождённым» я и направился в Медном. В трикотажное ателье «Радуга», имеющее сегодня статус Общества с ограниченной ответственностью. Это ателье находится рядом с обуглившимися историческими развалинами и, значит, к путешественникам нашим имеет прямое отношение.
Заведующая ателье, Татьяна Николаевна, пятидесяти пяти лет, работник опытный и потому, на всякий случай, посоветовала дойти до медновской администрации. Затем всё же стала отвечать на вопросы, видя, что начальство меня интересует мало, а сам я не произвожу впечатления засланного налогового инспектора. Из ответов стало ясно, что после приватизации некогда мощную тверскую службу быта, к которой принадлежало ателье «Радуга», продали с молотка. Кто половчее – успел что-то ухватить и теперь неплохо живет, а они в деревне остались лишь со своим оборудованием, помещением и персоналом в восемнадцать человек. Это, конечно, для начала бизнеса немало, и какой-нибудь молодой начинающий Рокфеллер из этого сколотил бы капитал. Но то Рокфеллер, а здесь…
Продукция ателье – трикотажные жакеты, свитера, юбки, кофты, детские вещи. Раньше, когда предприятие обслуживало целых четыре близлежащих района, сюда поставляли пряжу, фурнитуру, существовал план, были специальные сбытчики продукции. А сейчас у работников ателье вместо этого – та самая свобода, которую желали, о которой мечтали и за которую боролись многие поколения.
– Всё теперь зависит от нас, – говорит Татьяна Николаевна. – Была плановая система, мы с ней жили, как могли – работали, затем её вмиг развалили. Но чтобы перейти к рынку нужен не один десяток лет. Надо научить людей жить самостоятельно, дать нам время на то, чтобы понять, что произошло, как быть дальше. Вот нас отсоединили от Твери. Ни рубля в кармане, ни сырья, ни транспорта, ничего… Свобода! Пряжу сейчас можно купить только в Москве, а машина туда-обратно обойдется в четыреста тысяч. Для нас это слишком большие деньги. Дешевле уж своим ходом: по две сумки в руки и вперед. Заказы сейчас почти не поступают. У людей в Медном нет денег, а появляются – так им не до трикотажа. У нас все организации сельскохозяйственные встают. Птицефабрика, совхоз – всё на грани банкротства. Сейчас остановился инкубатор – а без него какая птицефабрика? Продают птицу, цеха закрывают. Быть безработице. В совхозе люди работают на голом энтузиазме. Денег совсем не платят. Выдают кое-какие продукты и все. Пенсионеры по три месяца не получают пенсии… Старушки, вон, ходят, плачут. Хорошо, если есть силы чего-то прихватить, в лес сходить, ягод набрать. Вот они яичками на дороге торгуют, яблочками, чтобы было хотя бы на хлеб. Пищу еще как-то люди берут, а одежду нет. Какие у нас могут быть сейчас заказы? Сейчас вот неделю работаем, две – стоим. За сентябрь произвели и продали товара на восемь с половиной миллионов рублей. Из них шесть с половиной заплатили налогов. Вот и все. Осталось немного на зарплату, на сырье и на электроэнергию.
– А может, налоги как-то можно обойти? – спросил и вместе с тем посоветовал я заведующей ателье.
– Да вы что! – изумилась Татьяна Николаевна. – Налоги – это самое главное. Их в первую очередь надо сдавать. Это по телевизору показывают, как крупные предприятия не платят. А мы – платим. И остается у меня меньше двух миллионов. На восемнадцать человек! Отсюда и наша зарплата: самое большее – двести тысяч.
К разговору подключается Галина Викторовна, технолог ателье:
– Вы нам про рабство говорили, про Радищева. А мы сейчас свободны? Молодежи работать негде. Они или ринулись в торговлю, или сидят безработные. Заканчивают училища, техникумы, институты – и болтаются. Да и учеба сейчас вся платная. Мы от своей организации никого не можем отправить на повышение квалификации. А ведь это важно – научиться вести дело или хотя бы знать законы. Мы ведь ничего не знаем. Даже газету экономическую не под силу выписать. Смотрим только телевизор. И что видим? Судьи не получают зарплату, милиции нечем платить, армия сидит без денег… У них есть сила, оружие – и то им не платят, а что про нас говорить? Может, в городах лучше? Так нет, в Твери «Вагонзавод» – встал. И все крупные предприятия тоже стоят. «Центросвар» – стоит. Хлопчатобумажное предприятие у нас большое – тоже стоит…
Галину Викторовну спешит дополнить Татьяна Николаевна:
– Сельское хозяйство развалили. Если и выживают, то за счет старой техники. Землю ведь никто не берет, потому что на ней работать тяжело, сложно и нечем. Здесь есть деревни, где всего по одной лошади… Развалить развалили, а как дальше жить – никто не подсказал. Вон, они друг друга грязью поливают и больше ничего не могут. Что при коммунистах было, что сейчас… У меня дети и внуки оказались за границей, в Виннице. Прошлым летом приезжали, а на будущее лето внуку будет шестнадцать лет. Уже нужен паспорт и деньги. Не знаю, увидимся когда-нибудь или нет. А ведь жили одной семьей…
Разговор, проходящий в высоком темпе, продолжила Галина Викторовна:
– На то, чтобы воевать, деньги есть. Как можно при нашем-то положении воевать в Чечне? А на выборы президентские сколько ушло? А теперь еще в каждой области выборы. Триллионы уходят в песок, а толку? Вот сейчас на выборы, говорят, ушел весь районный бюджет, а детские пособия с марта не выплачиваются.
– А богатые в Медном есть? – спросил я собеседниц. Отвечают обе, но ответ тут же сворачивают:
– А как же? Начальство, уголовные авторитеты. У них и квартиры, и дома, и машины… Своя рука – владыка! Все эти торговые предприниматели людей на работу не оформляют, никакой гарантии за зарплату, за будущее не дают: сегодня ты работаешь, а завтра они тебя выкинут. И некуда пойти жаловаться. Вот вам и свобода.
– Что же будет с Медным? – спросил я обреченно.
Ответили сразу:
– Что будет со страной, то будет и с Медным.
Ну а что будет со страной – один Бог знает…
Перед тем как попрощаться, я попросил показать продукцию ателье и был удивлен её качеством. Оно не шло ни в какое сравнение с импортным барахлом, коим забиты наши большие и малые магазины. Стоимость добросовестно связанного толстого свитера с большим процентом шерсти – девяносто пять тысяч рублей. Цен таких в Москве уже давно нет. Поэтому я один свитер купил, а еще несколько заказал для своих друзей, не сомневаясь, что удивлю их качеством, но еще больше тем, где эти свитера изготовлены. Забрать готовую продукцию надо было через две недели. С тем и покинул ателье.
Когда в оговоренный срок вернулся, то, к своему огорчению и удивлению, обнаружил, что заказ мой остался невыполненным. К удивлению, потому что был уверен: они разобьются, но свитера свяжут. Это же, помимо прочего, – полмиллиона рублей!
Что же я услышал?
«Нету пряжи… Нету транспорта… Нету еще чего-то…»
Что же со всем этим делать? Что делать с людьми, миллионами людей, которые, получив свободу, тяготятся ею, мучаются и готовы (и даже рады!) вновь войти в оковы к тому, кто будет опять чего-нибудь «давать»: работу, колбасу, зарплату, квартиру… То есть – «свободу», какой они её понимают.
…Все-таки интересно: о чем думают наши властные реформаторы, когда говорят о свободе и демократии? На что надеются, провозглашая идеалы прямо противоположные тем, которые веками внедрялись этим же государством в сознание народа? Подумал ли кто, прежде чем самонадеянно провозгласил толпе: «Свободны!»? И ведь не просто провозгласили, а действительно освободили. Точнее, сами освободились, отпустив людей на все четыре стороны. И вот раньше народ наш был в рабстве у коммунистов, а теперь – в рабстве у свободы. Так у коммунистов хоть что-то было. Коммунистическое рабство исправно осуществлялось и поддерживалось его полномочными представителями. Эпоха террора, тотального насилия и лжи вытравила из людей даже маломальские представления о свободе. Тысячелетний страх, сконцентрированный государством в душах последних двух-трех поколений, сделал эти души рабскими и покорными на десятилетия вперед. Этот же страх, в соединении с абсолютной ложью, предопределил идиллическое сосуществование жертвы-народа и его палача-государства. Работник какой-нибудь медновской трикотажной фабрики если и не был членом партии или комсомольцем, то «охваченным» был несомненно. А уж членом профсоюзов был обязательно. На его предприятии обязательно праздновались Первое мая, День Победы, годовщины Октябрьской революции, отмечались встреча Нового Года, Международный женский день, а также
профессиональный праздник – скажем, День работников сферы обслуживания. Все эти даты отмечались не только официозными взятиями на себя повышенных обязательств, но и концертами художественной самодеятельности, танцами и вполне пристойными застольями с начальством во главе. Профком чего-нибудь подбрасывал: то шапки кроличьи, то мандарины, то дрожжи… Бывало, давали дешевые и даже бесплатные путевки в санатории. А Доски почета с «лучшими людьми», думаете, пустой звук? А еще был комсомол, который тоже чего-то устраивал. «Охваченная» молодежь ходила в походы по местам боевой славы, устраивала конкурсы художественной самодеятельности и спортсоревнования, боролась с пьянством и хулиганством. Была еще и пионерия, и шефская работа в школе, и все такое прочее, что, несмотря на показуху, каким-то образом организовывало жизнь людей и не давало особенно горевать по поводу своего рабства.
При всей нашей просвещенной ненависти к прежнему режиму, который принято называть «коммунистическим», давайте зададимся вопросом: сколько людей находилось с ним в непримиримой вражде?
Не будем лукавить. В России власть ненавидят всегда. Ненавидели и власть коммунистов. Но в конфликте с властью большинство людей (советских людей!) не находились. Главным образом к ней относились равнодушно. Теперь же равнодушия меньше, чем ненависти. И, согласитесь, ненавидеть есть за что. Хотя бы за то, что власть презирает людей. Для коммунистов люди были «человеческим фактором», для нынешнего начальства – людей, кажется, нет вовсе.
Пенсионеры жаловались, что им не платят пенсии, что в селе сгнили колодцы, не работают водопроводные колонки. Приходится за километр старушкам носить воду. Рассказали, как всем миром строили колодец: собрали деньги, а потом вручную, как могли, выкопали. Теперь к этому колодцу со всех улиц приходят за водой. В Медном нет бани, и лишь фундамент уже лет десять стоит. А что такое баня для этой деревни? Свои, домашние, бани строили в основном в тех деревнях, где не было общественной. Зачем частное, когда имеется общее? И вот, баня в Медном разрушилась, а новую никак не построят. Старушки жалуются, что им приходится мыться в тазике, а в тазике какое мытье? Грех один – как писал когда-то Зощенко. В районной газете «Ленинское знамя» глава медновской администрации сообщил корреспонденту, что «летом люди еще как-то обходятся, а вот зимой – говорит – будем их возить в село Романово, где баню скоро отремонтируют». Автобусом обещает помочь какое-то местное Акционерное Общество Закрытого Типа, а спонсоров, для доставки жителей в соседнее село на помывку, глава обещает найти сам. Так что не все так плохо, и перспектива есть. Кстати, надо подсказать начальству: может, в селе Романово нет такого, чего в избытке в Медном? Пусть, пока одни моются, другие на этом же автобусе сгоняют в Медное. Чем не интеграция?
А пока одна старушка, не по годам бойкая, сказала: «Твоего бы Ельцина в этот тазик головой засунуть, вместе с Черномырдиком, и пусть они там моются».
Но, что Ельцин? Он и ходить-то не может. Взяли бы, старушки, да и построили себе сами баню. Колодец как-то вырыли – и ничего, воду хвалят. А так – проблемы занятому руководству создают, спонсоров искать заставляют. Ну какие спонсоры на помывку старух, когда даже на Эрмитаж денег никто не дает!
Пока мы разговаривали, прибежала еще одна старушка и скороговоркой прощебетала, что «приехала лавка и привезла масло в бутылках и соль», и потому надо скорее идти и брать.
– Что? – спрашиваю. – В магазине соли нет?!
А она мне, непонимающему, отвечает:
– В магазине-то есть, милок, но там она стоит тысяча сто рублей за пачку, а тут – всего тысяча.
Вот так, за сто рублей они идут в другой конец деревни покупать соль. Потому что сто рублей для них значат очень много.
«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас».
Но некуда им идти. В Медном нет церкви. А до ближайшей – далёко. Двое стариков, дедушка с бабушкой, которых я встретил на мосту через реку, сказали: «Мы-то, пока живые, еще ничего, потерпим, а вот умрем – как без церкви?»
С моста через Тверцу открывается очень красивый вид на Медное. Проезжающему путнику – особенно когда солнце и хорошая погода – проблем медновских не видать. На другой стороне Тверцы – широкий пологий берег, там же – деревенское кладбище, а еще дальше – густой лес. Сюда медновские жители ходят по ягоды и грибы. Вот здесь, на берегу, кружил девичий хоровод, где-то здесь они пели:
«Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой люли, люли, люли…»
Фотографии Светланы Брезицкой и Валерия Писигина
Возврат на главную страницу и к фотографиям.
Коротко о повествовании раздела
В центре главы “Любани” – диалог с крестьянином, который ведет праздный и богатый путешественник. О чем могли говорить столь разные по складу ума и социальному положению люди? Из краткого содержания “Любани” видно, когда произошел этот диалог и что являлось основной его темой.
Жаркое лето. Время пахоты. Праздничный день. Так описывает автор от лица своего героя обстоятельства, послужившие причиной его диалога с крестьянином.
После продолжительного и неудобного путешествия уставший путник (богатый помещик-аристократ) решает пройтись вдоль дороги, чтобы отдохнуть от тряски в кибитке. Вдруг он замечает крестьянина, пахавшего быстро и тщательно, из чего заключил, что в данный момент работает мужчина не на господина, а на себя.
Путешественника удивило, что крестьянин пашет в христианский праздник, поэтому он решил поинтересоваться, почему он это делает.
Из ответа пахаря следует, что тот — искренне верующий православный, но он не считает себя виноватым в нарушении церковных правил. Бог, как отмечает сам работник, на его стороне, так как ему нужно кормить семью.
Тогда путешественник спрашивает, почему тот пашет именно в праздник, да еще в самый полдень. Неужели он не может работать в другой день?
Такая неосведомленность проезжего говорит о том, что раньше он не задумывался о жизни простого народа, его тяготах и проблемах. Поэтому далее, в своем рассказе “Любани”, Радищев приводит краткую историю крестьянской жизни и непосильного труда.
У крепостного большая семья – шестеро детей, из которых старшему всего десять лет. Их он должен одеть, обуть, накормить, да еще и барину оброк выплатить.
Тяжела работа на помещика – шесть дней в неделю, с раннего утра и до позднего вечера. Для своей семьи и своих нужд остается лишь малая толика времени и сил – по ночам да по воскресеньям и праздникам.
Также крестьянин указывает еще на одну социальную проблему – это разобщение простого народа, деление его на подневольных и свободных, а также еще один ужас и произвол барщины – продажа людей или сдача их в наем другому хозяину.
Вот такова история крепостного. Отвечая барину кратко и односложно, он продолжил свою тяжелую изнурительную работу в поле.
Путешествие из Петербурга в Москву
Отправившись в Москву после ужина с друзьями, герой проснулся только на следующей почтовой станции — София. С трудом разбудив смотрителя, он потребовал лошадей, но получил отказ ввиду ночного времени. Пришлось дать на водку ямщикам, они запрягли, и путешествие продолжилось.
В Тосне герой знакомится со стряпчим, который занимался тем, что сочинял древние родословные молодым дворянам. На пути из Тосны в Любань путешественник видит крестьянина, который пахал «с великим тщанием», несмотря на то что было воскресенье. Пахарь рассказал, что шесть дней в неделю его семья обрабатывает барскую землю и, чтобы не умереть с голоду, он вынужден работать в праздник, хоть это и грех. Герой размышляет о жестокости помещиков и в то же время упрекает себя в том, что и у него есть слуга, над которым он имеет власть.
Продолжение после рекламы:
В Чудове героя нагоняет его приятель Ч. и рассказывает, почему он должен был спешно покинуть Петербург. Ч., развлечения ради, поплыл на двенадцативесельной лодке из Кронштадта в Систербек. По пути разыгралась буря, и бушующими волнами шлюпку зажало между двумя камнями. Она наполнялась водой, и, казалось, гибель была неизбежна. Но двое отважных гребцов сделали попытку по камням и вплавь добраться до берега, который был в полутора верстах. Одному это удалось, и, выбравшись на берег, он побежал в дом местного начальника, чтобы тот срочно отрядил лодки для спасения оставшихся. Но начальник изволил почивать, и сержант, его подчинённый, не посмел будить его. Когда же, стараниями других, несчастные были все же спасены, Ч. пытался усовестить начальника, но тот сказал: «Не моя то должность». Возмутившись, Ч. «плюнул почти что ему в рожу и вышел вон». Не найдя сочувствия своему поступку у петербургских знакомых, он решил навсегда покинуть этот город.
По дороге из Чудова в Спасскую Полесть к герою подсаживается попутчик и рассказывает ему свою печальную повесть. Доверившись компаньону в делах по откупу, он оказался обманутым, лишился всего состояния и был подведён под уголовный суд. Жена его, переживая случившееся, родила раньше срока и через три дня умерла, умер и недоношенный ребёнок. Друзья, увидев, что его пришли брать под стражу, усадили несчастного в кибитку и велели ехать «куда глаза глядят». Героя тронуло рассказанное попутчиком, и он размышляет о том, как бы довести этот случай до слуха верховной власти, «ибо она лишь может быть беспристрастна». Понимая, что ничем не в силах помочь несчастному, герой воображает себя верховным правителем, государство которого как будто бы процветает, и ему все поют хвалу. Но вот странница Прямо-взора снимает бельма с глаз правителя, и он видит, что царствование его было неправедно, что щедроты изливались на богатых, льстецов, предателей, людей недостойных. Он понимает, что власть есть обязанность блюсти закон и право. Но все это оказалось только сном.
Брифли существует благодаря рекламе:
На станции Подберезье герой знакомится с семинаристом, который жалуется на современное обучение. Герой размышляет о науке и труде писателя, задачей которого видит просвещение и восхваление добродетели.
Прибыв в Новгород, герой вспоминает, что этот город в древности имел народное правление, и подвергает сомнению право Ивана Грозного присоединить Новгород. «Но на что право, когда действует сила?» — вопрошает он. Отвлёкшись от размышлений, герой идёт обедать к приятелю Карпу Дементьевичу, прежде купцу, а ныне именитому гражданину. Заходит разговор о торговых делах, и путешественник понимает, что введённая вексельная система не гарантирует честности, а, наоборот, способствует лёгкому обогащению и воровству.
В Зайцеве на почтовом дворе герой встречает давнишнего приятеля г. Крестьянкина, служившего в уголовной палате. Он вышел в отставку, поняв, что в этой должности не может принести пользы отечеству. Он видел лишь жестокость, мздоимство, несправедливость. Крестьянкин рассказал историю о жестоком помещике, сын которого изнасиловал молодую крестьянку. Жених девушки, защищая невесту, проломил насильнику голову. Вместе с женихом были ещё несколько крестьян, и всех их по уложению уголовной палаты рассказчик должен был приговорить к смертной казни или пожизненной каторге. Он пытался оправдать крестьян, но никто из местных дворян не поддержал его, и он был вынужден подать в отставку.
Продолжение после рекламы:
В Крестцах герой становится свидетелем расставания отца с детьми, отправляющимися в службу. Отец читает им наставление о жизненных правилах, призывает быть добродетельными, выполнять предписания закона, сдерживать страсти, ни перед кем не раболепствовать. Герой разделяет мысли отца о том, что власть родителей над детьми ничтожна, что союз между родителями и детьми должен быть «на нежных чувствованиях сердца основан» и нельзя отцу видеть в сыне раба своего.
В Яжелбицах, проезжая мимо кладбища, герой видит, что там совершается погребение. У могилы рыдает отец покойника, говоря, что он — убийца своего сына, так как «излил яд в начало его». Герою кажется, что он слышит своё осуждение. Он, в молодости предаваясь любострастию, переболел «смрадной болезнью» и боится,
не перейдёт ли она на его детей. Размышляя о том, кто является причиной распространения «смрадной болезни», путешественник обвиняет в этом государство, которое открывает путь порокам, защищает публичных женщин.
В Валдае герой вспоминает легенду о монахе Иверского монастыря, влюбившемся в дочь одного валдайского жителя. Как Леандр переплывал Геллеспонт, так этот монах переплывал Валдайское озеро для встречи со своей возлюбленной. Но однажды поднялся ветер, разбушевались волны, и утром тело монаха нашли на отдалённом берегу.
Брифли существует благодаря рекламе:
В Едрове герой знакомится с молодой крестьянской девушкой Анютой, разговаривает с ней о ее семье, женихе. Он удивляется, сколько благородства в образе мыслей сельских жителей. Желая помочь Анюте выйти замуж, он предлагает ее жениху деньги на обзаведение. Но Иван отказывается их взять, говоря: «У меня, барин, есть две руки, я ими дом и заведу». Герой размышляет о браке, осуждая существующие ещё обычаи, когда восемнадцатилетнюю девушку могли повенчать с десятилетним ребёнком. Равенство — вот основа семейной жизни, считает он.
По дороге в Хотилово героя посещают мысли о несправедливости крепостного права. То, что один человек может порабощать другого, он называет «зверским обычаем»: «порабощение есть преступление», говорит он. Только тот, кто обрабатывает землю, имеет на неё права. И не может государство, где две трети граждан лишены гражданского звания, «называться блаженным». Герой Радищева понимает, что работа по принуждению даёт меньше плодов, а это препятствует «размножению народа». Перед почтовой станцией он поднимает бумагу, в которой выражены те же мысли, и узнает у почтальона, что последним из проезжавших был один из его друзей. Тот, видимо, забыл свои сочинения на почтовой станции, и герой за некоторое вознаграждение берет забытые бумаги. В них определена целая программа освобождения крестьян от крепостной зависимости, а также содержится положение об уничтожении придворных чинов.
Реклама:
В Торжке герою встречается человек, отправляющий в Петербург прошение о дозволении завести в городе книгопечатание, свободное от цензуры. Они рассуждают о вредности цензуры, которая «словно нянька, водит ребёнка на помочах», и этот «ребёнок», то есть читатель, никогда не научится ходить (мыслить) самостоятельно. Цензурой должно служить само общество: оно либо признает писателя, либо отвергает, так же как театральному спектаклю признание обеспечивает публика, а не директор театра. Здесь же автор, ссылаясь на тетрадку, полученную героем от встреченного им человека, рассказывает об истории возникновения цензуры.
По дороге в Медное путешественник продолжает читать бумаги своего знакомого. Там рассказывается о торгах, которые происходят, если разоряется какой-либо помещик. И среди прочего имущества с торгов идут люди. Старик семидесяти пяти лет, дядька молодого барина, старуха восьмидесяти, его жена, кормилица, вдова сорока лет, молодица восемнадцати, дочь ее и внучка стариков, ее младенец — все они не знают, какая судьба их ждёт, в чьи руки они попадут.
Беседа о российском стихосложении, которую герой ведёт с приятелем за столом трактира, возвращает их к теме вольности. Приятель читает отрывки из своей оды с таким названием.
В деревне Городня происходит рекрутский набор, ставший причиной рыданий толпящегося народа. Плачут матери, жены, невесты. Но не все рекруты недовольны своей судьбой. Один «господский человек», наоборот, рад избавиться от власти своих хозяев. Он был воспитан добрым барином вместе с его сыном, побывал с ним за границей. Но старый барин умер, а молодой женился, и новая барыня поставила холопа на место.
Реклама:
В Пешках герой обозревает крестьянскую избу и удивляется бедности, здесь царящей. Хозяйка просит у него кусочек сахара для ребёнка. Автор в лирическом отступлении обращается к помещику с осуждающей речью: «Жестокосердый помещик! посмотри на детей крестьян, тебе подвластных. Они почти наги». Он сулит ему Божью кару, так как видит, что на земле праведного суда нет.
Заканчивается «Путешествие из Петербурга в Москву» «Словом о Ломоносове». Герой ссылается на то, что эти записки дал ему «парнасский судья», с которым он обедал в Твери. Основное внимание автор уделяет роли Ломоносова в развитии русской литературы, называя его «первым в стезе российской словесности».
Размышления автора
Только вдумчиво читая слова крестьянина, можно осознать смысл “Любани”, вложенный в рассказ самим писателем. Более того, Радищев приводит собственные размышления по поводу того, что происходит в народе.
После разговора с крепостным путешественник воспылал праведным гневом против всех жестокосердных помещиков-поработителей. И в то же время он понял, что сам тоже не прав, так как пользуется чужим трудом практически бесправных крестьян.
И хотя главный герой не сечет своих людей батогами и заботится об их основных нуждах, все же и он бывает несправедлив к ним, считая, что имеет право наказать за провинность или дать пощечину.
Вспоминая подробности общения со своим камердинером Петрушей, путешественник испытывает стыд от того, что позволял себе некоторые вольности и господские замашки.
“Любани” и современность
И хотя сейчас нет барщины и оброка, вопросы, поднятые в рассказе, до сих пор являются актуальными и животрепещущими. Почему существует такая огромная пропасть между богатыми и бедными? Кто дал право одним ставить себя выше других? Наступит ли время, когда все люди буду равны не только перед богом, но и перед друг другом?
Согласно отзывам о “Любани”, эти вопросы требуют скорейшего разрешения и ответа. В свое время “Путешествие из Петербурга в Москву” оставило неизгладимое впечатление в сердцах и умах размышляющих людей. Произведение сподвигло их к действию, осуществлению социальных и политических перемен.
Сможем ли мы добиться всеобщего равенства и справедливости, научившись на отрицательных примерах прошлого? Кто знает.
Человечество развивается и движется вперед. Помещичий строй уже глубоко канул в Лету. Возможно, в скором времени мы больше не услышим о социальной несправедливости или расовом неравенстве.
🗹