79
ИСПОВЕДЬ ФИННА В ПОЭМЕ «РУСЛАН И ЛЮДМИЛА»
Исследователи, изучавшие литературные и фольклорные истоки «Руслана и Людмилы», не успели еще достаточно убедительно объяснить ту часть поэмы (песнь первая), в которой вещий старец Финн рассказывает Руслану историю своей жизни. П. А. Плетнев, автор статьи о финляндской теме в русской поэзии, писал Я. К. Гроту (24 февраля 1841 г.): «Конечно, это не описание Финляндии, не предание народное, не мнение ученое: это блажь, забава юношеского воображения, но заимствованная
80
из темных, стародавних рассказов…». Плетнев не уточнил, чьи это рассказы. М. Халанский предположил, что «встреча Руслана с добродетельным волшебником, старцем Финном, живущим в пещере, ближе всего напоминает встречу Алеши Поповича с старцем волшебником, выведенным Н. Радищевым в его поэме „Альоша Попович“ песнь 2-я (изд. 1801, стр. 44—49)…». Но пещера — обязательный атрибут оссианического пейзажа, а в указанной поэме Н. Радищева отсутствуют сюжетные и фразеологические соответствия рассказу Финна. В. Сиповский признавался: «До сих пор мне не удалось найти в предшествующей Пушкину литературе, русской и иностранной, ничего похожего на эпизод Финна и Наины, — между тем, заимствованность этой вставной повестушки сразу чувствуется».
Установлено, что исповедь Финна содержит отголоски «Песни Гаральда Смелого» — средневековой исландской скальдической поэмы, помещенной (во французском переводе) в книге Поля-Анри Малле «Памятники поэзии и мифологии кельтов, в частности древних скандинавов». Указано на композиционный элемент, общий для «Песни Гаральда» и для исповеди Финна. Каждый куплет скальдической поэмы «кончается припевом:
Дева, живущая в Гарде, Золотыми украшенная кольцами, отвергает меня.
Припев — эта внешняя связь с «Песней Гаральда» — легко здесь (в «Руслане и Людмиле», — Д. Ш
.) бросается в глаза. Его Пушкин вложил в уста Наины:
Пастух, я не люблю тебя, Герой, я не люблю тебя».
«Песнь Гаральда Смелого» переводили Н. Львов и Богданович, Карамзин и Батюшков. Поэтому высказывалось мнение, что «вскоре после Карамзина и Батюшкова, под свежим впечатлением их переводов, и Пушкин отметил песню Гаральда своим вниманием в „Руслане и Людмиле“. <…> Он слегка пародировал ее в повествовании Финна о его славных подвигах и любовной неудаче. <…> Автобиография Финна соответствует автобиографии Гаральда, а в ее поэтическом изложении у Пушкина отзывается и язык карамзинской прозы и отдельные блестки поэтического перевода Батюшкова». Карамзин и Батюшков для Пушкина, автора «Руслана и Людмилы», значили много, но связь между древнескандинавской балладой и оссианическим по стилю рассказом вещего старца не слишком велика.
81
На вопрос о литературном источнике исповеди Финна дополнительный свет проливает публикация наброска ранее неизвестной поэмы К. Ф. Рылеева «из скандинавского быта о витязе Ольбровне и красавице Русле». Набросок этот, выполненный после появления в свет «Руслана и Людмилы», представляет собой, по словам Ю. Г. Оксмана, «явную имитацию характерных деталей стиля и композиции юношеской поэмы Пушкина»; более того: «первые шестнадцать строк этого отрывка Рылеева вызывают в памяти рассказ Финна о его борьбе за Наину в первой песне „Руслана и Людмилы“».
Рылеев:
На дальних берегах чужбины Он девять месяцев разил Иноплеменные дружины И их зеленые равнины Невинной кровию багрил. Непостоянство бурной влаги, Пучины грозные морей, Не охлаждали в нем отваги. Владыки чуждые пиры В нагорных замках нам давали, Несли с покорностью дары, Свои услуги предлагали И, трепеща постыдных уз, Постыдной данью покупали И дружбу нашу, и союз.
Пушкин:
Мы десять лет снега и волны Багрили кровию врагов. Молва неслась: цари чужбины Страшились дерзости моей, Их горделивые дружины Бежали северных мечей. Мы весело, мы грозно бились, Делили дани и дары И с побежденными садились За дружелюбные пиры.
Далее различия между поэтическими текстами Пушкина и Рылеева весьма существенны. Пушкин лаконичен, Рылеев многословен. Текст Рылеева по сравнению с пушкинским наполнен большим количеством подробностей, опущенных Пушкиным. Но, как отметил Ю. Г. Оксман, «и в тематическом, и в ритмико-метрическом, и в лексико-фразеологическом отношении эти наброски еще не выходят за пределы ученических вариаций, сделанных как бы на полях „Руслана и Людмилы»». Зачин повести о Русле и Ольбровне напоминает начало исповеди Финна.
Рылеев:
Однажды под костром дубовым, На почерневшем сидя пне, Вечерних сумраков порою, Задумчиво склонясь главою, «О царь певцов! — сказал он мне, — Почто столь долгое молчанье? Почто, почто в очарованье
82
Ты не приводишь, скальд младой, Души тоскующего друга И в повести своей живой Преданий древности седой Нам не расскажешь в час досуга? Отчизны милая страна Ольбровна именем полна, Но кто он был — Иснель не знает…
Пушкин:
Руслан на мягкий мох ложится Пред умирающим огнем; Он ищет позабыться сном, Вздыхает, медленно вертится… Напрасно! Витязь наконец: «Не спится что-то, мой отец! Что делать: болен я душою, И сон не В сон, как тошно жить. Позволь мне сердце освежить Твоей беседою святою. Прости мне дерзостный вопрос. Откройся: кто ты, благодатный, Судьбы наперсник непонятный? В пустыню кто тебя занес?»
Пушкинский Финн повествует о себе, а рылеевский «царь певцов» — о витязе Ольбровне. И все-таки оба поэта в сходных выражениях и одинаковой последовательности говорят о похожей судьбе их героев. И Ольбровн, и Финн, юные пастухи, счастливо предавались невинным забавам «дикой бедности»; и Рылеев, и Пушкин с элегической грустью вспоминают об этой чудесной поре в жизни их героев.
Рылеев:
Под камнем (сим) — был мой ответ! — Сей храбрый витязь почивает С подругой нежной юных лет! Дубравы Скании дремучи Гремели дел его молвой: Вскипев отважною душой, Пятнадцать раз Ольбровн могучий Медведей лютых низлагал Своею сильною рукою И их свирепство укрощал Перед трепещущей толпою. Пятнадцать раз его стрела Паренье дерзкого орла Внезапно с жизнью пресекала И от туманных облаков При кликах радостных стрелков На дол зеленый повергала.
Пушкин:
Вздохнув с улыбкою печальной, Старик в ответ: «Любезный сын, Уж я забыл отчизны дальной Угрюмый край. Природный финн, В долинах, нам одним известных, Гоняя стадо сел окрестных, В беспечной юности я знал Одни дремучие дубравы, Ручьи, пещеры наших скал Да дикой бедности забавы…
83
Здесь идиллия безмятежной юности прерывается. И Ольбровн, и Финн познают сладкие, но жестокие муки первой любви. Они встречают своих возлюбленных, соответственно Руслу и Наину, каковые призваны сыграть роковую роль в их судьбе. Оба они, и Ольбровн и Финн, пытаются добиться любви прекрасных девушек.
Рылеев:
Однажды с Руслою прекрасной Он встретился в лесной глуши; Взглянул — и огнь любови страстной Свободу заменил души… С тех пор он каждый день, с зарею, Из мрачной глубины лесов, При громком лае серых псов, Перед красавицей младою, Чтоб приобресть ее любовь, Являлся с дикою козою Или со шкурами волков. Суров и горделив доныне, — Так наконец он ей сказал: «Дни одинокие в пустыне, Как сирота, я провождал. Любви томления приятны, И нега чувств души младой Ольбровну были непонятны… О Русла, друг прекрасный мой, Очей прелестных пылкий пламень Ты в душу мне перелила, Ты в сердце претворила камень, Ты мне почувствовать дала, Ты воскресила мою младость…
Пушкин:
Тогда близ нашего селенья, Как милый цвет уединенья, Жила Наина. Меж подруг Она гремела красотою. Однажды утренней порою Свои стада на темный луг Я гнал, волынку надувая; Передо мной шумел поток. Одна красавица младая На берегу плела венок. Меня влекла моя судьбина… Ах, витязь, то была Наина! Я к ней — и пламень роковой За дерзкий взор мне был наградой, И я любовь узнал душой С ее небесною отрадой, С ее мучительной тоской.
Однако набросок Рылеева — не оригинальное сочинение, написанное специально в подражание пушкинскому, не поэма «из скандинавского быта», а перевод вставного отрывка из первой песни поэмы Эвариста-Дезирэ Парни «Иснель и Аслега». Правда, русский поэт увеличил по сравнению с французским оригиналом количество строф, ввел эпитеты и метафоры, отсутствующие в подлиннике; и все-таки это — поэтический перевод из Парни, местами дословный (ср. стр. 32—34):
Pendant neuf mois sur des rives lointaines Il promena son glaive destructeur;
84
De l’Ocean les orageuses plaines Ne firent point reculer sa valeur. Les rois tremblans l’invitaient a des fetes, Et leurs tresors achetaient son oubli. De ses succes son coeur enorgueilli Se proposait de nouvelles conquetes. Un soir assis pres d’un chene enflamme, Il me disait: «Ami de mon enfance, Roi de concerts, pourquoi ce long silence? Parle, retrace a mon esprit charme Des temps passes les nobles aventures. Le nom d’Olbrown que tout bas tu murmures Pour mon oreille est encore nouveau…» — «A quelques pas s’eleve son tombeau, Lui dis je; il dort aupres de son amie. Dans les foretes qui couvrent la Scanie Par son adresse Olbrown etait connu: Vingt fois de l’ours a ses pieds abattu Son bras nerveux sut dompter la furie; Frappe par lui d’un trait inattendu, Vingt fois des cieux l’aigle tomba sans vie. Dans l’age heureux d’aimer et d’etre aime, Aus doux desirs son coeur long-temps ferme De la beaute meconnaissait l’empire: Il voit Rusla, se detourne, et soupire. A ses genoux il portait chaque jour. D’un sanglier la hure menacante, Et d’un chevreuil la depouille sanglante. Il meritait, il obtint son amour. A mes regards tu seras toujours belle, Repete Olbrown; un sourire charmant Dit que Rusla sera toujours fidele; Et pour sceller cette union nouvelle, Chaucun toucha la pierre du Serment, etc.
Девять месяцев на чуждых берегах он разил врагов своим мечом; бурные просторы океана не умеряли его отваги. Властители, трепеща, приглашали его на празднества и сокровищами покупали его снисхождение. Возгордившись своими успехами, он мечтал о новых походах. Однажды вечером, сидя у горящего дуба, он мне сказал: «Друг моего детства, король певцов, чем вызвано столь долгое молчание? Говори, очаруй мою душу повестью о славных делах минувших дней. Имя Ольбровна, которое ты постоянно шепчешь, мне совершенно незнакомо». — «Его могила в нескольких шагах отсюда, — сказал я ему, — он там, подле своей подруги. В лесах, покрывающих Сканию, он был знаменит своею ловкостью: его могучая длань укротила свирепость пятнадцати медведей, павших к его ногам. Пораженные его неотразимой стрелой, пятнадцать орлов пали с небес бездыханными. Когда он вошел в счастливую пору любви, его сердце, столь долго не знавшее сладких утех, не ведало власти красоты: но вот он видит Руслу, отворачивается, вздыхает.
85
Каждый день он повергал к ее коленям ужасную голову вепря или окрававленную тушу косули. Он был достоин любви, и он добился ее. Ты всегда будешь очаровывать мой взор, повторяет Ольбровн; прелестной улыбкой Русла говорит, что всегда будет хранить верность и для того, чтобы скрепить этот новый союз, каждый поклялся на
священном камне».
Отсюда следует, что Рылеев писал свой отрывок на полях не столько «Руслана и Людмилы», сколько «Иснеля и Аслеги», и эта поэма послужила одним из основных литературных источников исповеди Финна. Можно предположить, что Рылеев, перелагая Парни, не столько имитировал Пушкина, сколько соперничал с ним в поэтической верности духу классического для преромантиков французского оригинала. Если это так, то Рылеев не понял пушкинского замысла: Пушкин не подражал Парни, а преодолевал его.
Парни, наиболее известный в России поэт французского преромантизма, «считался в свое время обновителем интимной лирики», а его элегии «были своего рода типом, определяющим общие свойства жанра». Русский читатель первой четверти XIX в. был хорошо знаком с большой лирико-эпической поэмой Парни «Иснель и Аслега», написанной «в подражание скандинавам» (Isnel et Aslega, poeme en quatre chants, imite du Scandinaves, 1802; последний вариант: 1808). Литературные источники этой поэмы — Оссиан и скальдические поэмы, известные по книге Малле, прежде всего «Песнь Гаральда Смелого», а также «Смертная песнь Рагнара Лодброка» (Аслега — героиня «Саги о Рагнаре Лодброке», пересказанной Малле). Отрывки из «Иснеля и Аслеги» переводили Батюшков, Денис Давыдов, Орест Сомов, А. Крылов, А. Прожин, В. И. Туманский и многие другие. Сама тема, затронутая Парни, волновала русских поэтов, для которых древний Север являлся не только краем экзотики, но и колыбелью отечественной истории. Подражателей Парни влекло искусство французского поэта сочетать эпический сюжет с лирическим самовыражением, историческую тему — с раскрытием мира интимных переживаний, анакреонтические настроения — с элегическими, эротические мотивы — с оссиановскими пейзажными зарисовками, избегать фальши в выражении нежных чувств, писать простым и благородным поэтическим языком.
Для юного Пушкина поэмы Парни служили «наиболее значительным и несомненным образцом»; поэт хорошо знал «Иснеля и Аслегу» уже в Лицее и впоследствии «долго был пленен Парни-элегиком». Воздействие Парни на Пушкина ощущается в его лицейских «подражаниях Оссиану». В стихотворении «Кольна» мы читаем:
Источник быстрой Каломоны, Бегущий к дальним берегам,
86
Я зрю, твои взмущенны волны Потоком мутным по скалам При блеске звезд ночных сверкают Сквозь дремлющий, пустынный лес, Шумят и корни орошают Сплетенных в темный кров древес. Твой мшистый брег любила Кольна, Когда по небу тень лилась; Ты зрел, когда в любви невольна, Здесь другу Кольна отдалась.
Исследователи поверили Пушкину на слово, что это действительно целиком подражание Оссиану. С. А. Венгеров писал в своем комментарии к этому стихотворению: «Сличение пушкинского подражания с источником этого подражания (т. е. с Оссианом, — Д. Ш.) <…
> показывает нам, что юный поэт, несомненно, внес тут немало и индивидуального <…> военные подробности значительно сокращены, а любовные столь же значительно растянуты. Появились даже такие детали, как например стихи 11—12:
Ты зрел, когда в любви невольна, Здесь другу Кольна отдалась,
которых совсем нет в оригинале». Мысль С. А. Венгерова развил Б. В. Томашевский, который утверждал, что «пейзаж, не имеющий точного соответствия ни у Оссиана, ни у его французских подражателей <…> мы встречаем в „Кольне“ 1814 года. <…> Мы видим, что весь пейзаж принадлежит Пушкину, который придал ему и характерный колорит».
Но «точного соответствия» и не может быть в вольном поэтическом переложении у такого поэта, как Пушкин. Довольно близкое же соответствие цитированным пушкинским строкам содержится в той части «Иснеля и Аслеги», где говорится о любви Ольбровна и Руслы:
La nuit descend; l’etoile pacifique S’assied au nord sur un lit de frimas. Pres d’un terrent qui roule avec fracas Ses flots bourbeux, s’eleve un toit rustique; De vieux sapins le couvrent de leurs bras. C’est la qu’Olbrown a dirige ses pas.
Сошла ночь; северная звезда опустилась на ледяное ложе. У потока, который с грохотом катит свои мутные воды, виднеется сельская кровля. Старые сосны осеняют ее своими ветвями. Сюда-то и направлял свои
стопы Ольбровн.
А дальше рассказывается о том, как, «в любви невольна», Русла отдалась другу:
Trois fois il frappe, et trois fois il ecoute Si l’on repond a ses voeux empresses. <…> La porte cede a la main qui la touche.
87
De la pudeur il menagea les droits. Rusla honteuse a voile son visage; Elle rougit de ses premiers desirs, Elle rougit de ses premiers plaisirs, etc.
Он трижды стучит, и трижды прислушивается, не последует ли ответ на его мольбы. … Дверь поддается руке, которая слегка ее касается. Он пощадил права стыдливости; застенчиво Русла закрыла свое лицо. Первые желания и первые радости заставляют ее краснеть, и т. д.
И эти стихи Парни С. А. Венгеров привел в комментарии к другому оссиановскому стихотворению Пушкина — «Осгару», как «особенно близко подходящие если и не по содержанию, то по наиболее характерным подробностям». Что же касается «Эвлеги», то по отношению к ней «Оссиан уже совершенно ни при чем»: это перевод отрывка из четвертой песни «Иснеля и Аслеги». Таким образом, одним из главных литературных источников всех оссианических стихотворений Пушкина послужила поэма Парни «Иснель и Аслега».
Образ Финна вобрал в себя черты всех героев поэмы Парни: и Иснеля, и Ольбровна, и Эгиля. Финн, не имея возможности соединиться с возлюбленной, задумывает оставить родные берега, со своей дружиной переплыть море и «бранной славой заслужить» право на любовь.
И все мне дико, мрачно стало: Родная куща, тень дубров, Веселы игры пастухов — Ничто тоски не утешало. В уныньи сердце сохло, вяло. И наконец задумал я Оставить финские поля; Морей неверные пучины С дружиной братской переплыть, И бранной славой заслужить Вниманье гордое Наины. Я вызвал смелых рыбаков Искать опасностей и злата. Впервые тихий край отцов Услышал бранный звук булата И шум немирных челноков. Я вдаль уплыл, надежды полный, С толпой бесстрашных земляков…
Сходная судьба постигает Иснеля, бедного пастуха, который не имеет права взять в жены дочь вождя Аслегу:
«Chere Aslega, fille de la beaute, Ton regard seul a mon coeur attriste Rend le bonheur; ta presance est ma vie: Mais ton amant sera-t-il ton epoux? Malgre nos voeux, quel obstacle entre nous! Dans un palais ou brille la richesse Ton heureux pere eleve ta jeunesse…
88
Du, mien, helas! je n’eus pour heritage Qu’ un toit de chaume, un glaive, et son courage» <…> Isnel s’eloigne: autour de lui se range De ses guerriers la brillante phalange; Tous a grands cris appellent combats, Et leurs regards promettent le trepas. Leur jeune chef a leur tete se place, Et par ces mots enflamme leur audace: «Braves amis, nos peres ont vaincu; De leur acier l’eclair a disparu: Brillons comme eux au milieu du carnage. Leur front jamais n’a connu la paleur; Jamais la mort n’etonna leur courage; Ils l’insutaient par un souris moqueur. <…> Marchons, amis; le brave doit me suivre».
«Дорогая Аслега, дева красоты, лишь твой взор осчастливливает мое опечаленное сердце; быть с тобой — для меня значит жить: но станет ли твой возлюбленный твоим супругом? Сколь многое препятствует нашим желаниям! Во дворце, сияющем роскошью, твой счастливый отец взлелеял твою юность… А я, увы, только и получил в наследство, что соломенную кровлю, меч да свою отвагу…» Иснель удаляется: вокруг него собирается блестящая фаланга его соратников; все с громкими кликами рвутся в битвы, а их взоры говорят о презрении к смерти. Юный вождь возглавляет их ряды и воспламеняет их энтузиазм такими словами: «Друзья, храбрецы, наши отцы одерживали победы; но молнии их мечей потухли; подобно им, блеснем мечами в гуще сеч. Они никогда не бледнели от страха, ужас смерти никогда не лишал их смелости; они с насмешливой улыбкой презрели смерть… Вперед, друзья; кто храбр, пойдет за мною».
В походах сердце Финна, «полное Наиной»,
Под шумом битвы и пиров, Томилось тайною кручиной, Искало финских берегов. Пора домой, сказал я, други! Повесим праздные кольчуги Под сенью хижины родной. Сказал — и весла зашумели: И, страх оставя за собой, В залив отчизны дорогой Мы с гордой радостью влетели.
То же происходит с Иснелем, после того как он выслушал рассказ скальда Эгиля о Русле и Ольбровне:
Isnel ecoute, et son ame se trouble; A chaque mot sa tristesse redouble;
89
Mille pensers tourmentaient son esprit. <…> Le lendemain il dit a ses heros: «Amis, la gloire a suivi nos drapeaux, Et nos succes passent notre esperance: Arretons-nous, et que notre imprudence Ne risque point le fruit de nos travaux». Avec transport les guerriers obeissent Au champ natal ils rettournent joyeux: Et, deposant l’acier victorieux, Devant l’amour leurs courages flechissent.
Иснель слушает, и душу его охватывает тревога; с каждым словом его печаль возрастает; множество мыслей терзают его ум… На следующий день он говорит своим героям: «Друзья, наши знамена осенены славой, и мы преуспели выше всяких ожиданий; остановимся, не будем опрометчиво рисковать плодами наших побед». Воины с восторгом повиновались, радостно вернулись к родным полям, и, сняв победоносную броню, забыли о воинской отваге ради любви.
С. А. Венгеров писал, комментируя пушкинского «Осгара»: «…у Парни „Belle Rusla“ <…> образец <…> верности, у Пушкина — все основано на измене и мести». Действительно, и Аслега, и Русла добродетельны, а Наина — воплощение самовлюбленности и коварства. Но и у Парни есть героиня, Аина (Aina), о которой тщетно вздыхает главный рассказчик, Эгиль, несчастливый в любви. Финн завершает свою исповедь горьким сетованием:
К чему рассказывать, мой сын, Чего пересказать нет силы? Ах, и теперь один, один, Душой уснув, в дверях могилы, Я помню горесть, и порой, Как о минувшем мысль родится, По бороде моей седой Слеза тяжелая катится.
Сетования Эгиля обрамляют всю первую песнь поэмы:
Braves guerriers, qui poursuivez la gloire, Pourquoi d’Egill troubler le long repos, Et l’inviter a des hymnes nouveaux? Des temps passes le scalde est la memoire; Mais tous les ans je succombe, et ma voix Ressemble au vent qui survit a l’orage; Son souffle a peine incline le feuillage, Et son murmure expire au fond des bois. <…> Chere Aina, des belles la plus belle, A mes regrets je suis encore fidele, Et ton image est toujours dans mon coeur.
90
Храбрые воины, добывающие славу, к чему нарушать давний покой Эгиля и просить его петь новые гимны? Время пощадило память скальда; но годы постепенно сломили меня, и голос мой подобен ветерку, пережившему бурю; дыхание его едва колышет листву, а его шепот замирает в чаще лесов. … Дорогая Аина, красавица из красавиц, я все еще
верен своей грусти, и твой образ постоянно в моем сердце
Не отсюда ли имя пушкинской героини — Наина?
Разумеется, Пушкин не подражал Парни, а вольно варьировал заданную им тему. По словам П. Морозова, пушкинское «отношение к французскому поэту было вполне свободно: Пушкин не был рожден копировщиком, точный перевод был не сроден его натуре…». Он «схватывал только общий, руководящий мотив чуждого подлинника и затем придавал ему своеобразную обработку». В 1820-х годах отношение русского читателя к Парни резко изменилось: на фоне успехов отечественной литературы, после знакомства с Байроном и Вальтер-Скоттом, поэма «Иснель и Аслега» в целом не могла не казаться русским романтикам псевдоисторической, излишне чувствительной, условно-абстрактной по содержанию; она производила «неопределенное впечатление, какое всегда получается при смешении в одном произведении разнородных стилей». Оставляя для себя «нежного» Парни-лирика, Пушкин отказывался от Парни ложноэпического; об этом сказано в песни пятой «Руслана и Людмилы»:
Я не Гомер: в стихах высоких Он может воспевать один Обеды греческих дружин, И звон, и пену чаш глубоких. Милее, по следам Парни, Мне славить лирою небрежной И наготу в ночной тени, И поцелуй любови нежной.
91
Воспевание рыцарских похождений, любовных свиданий у источника, звездной ночи, элегические воздыхания эпического старца — «общие места» преромантической поэзии; но у Парни эти общие места получили откристаллизовавшееся, обобщенно-типическое выражение, они как бы созрели для иронического пародирования и последующего их преодоления. Это и сделал Пушкин в поэме «Руслан и Людмила».
Д. Шарыпкин
Песнь вторая
Краткое содержание поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» подошло ко второй главе. Из нее читатель узнает, что Рогдай был настроен воинственно, он скакал, посылая проклятья Руслану. Вдруг мужчина увидел всадника и погнался за ним. Тот еле живой от страха пытался ускакать прочь, но конь его споткнулся и наездник полетел в ров. Рогдай увидел, что это не Руслан, а Фарлаф, и ускакал.
К Фарлафу подошла старуха (это была Наина), привела коня и посоветовала ему, чтобы он пока возвращался назад и жил в своем имении под Киевом, ведь пока Людмилу все равно сложно найти, а потом она никуда не денется от Наины и Фарлафа. Тот послушал старуху и поскакал назад.
Далее краткое содержание книги «Руслан и Людмила» поведает читателю, где томилась в это время девушка. Местом ее нахождения был дворец злодея Черномора. Очнулась она на кровати. Молча пришли три девушки-служанки, одели, причесали красавицу.
Людмила с тоской подошла к окну, посмотрела на зимний пейзаж, затем вышла из дворца и увидела волшебный сад, который был прекраснее «садов Армиды». Там находились живописные беседки, водопады. После обеда на природе девушка возвратилась назад и увидела, как в комнату входят слуги и на подушках несут бороду Черномора, следом идет он и сам – горбун и карлик.
Девушка не растерялась, схватила «карлу за колпак», занесла над ним кулак, а затем так завизжала, что все убежали в ужасе.
А в это время Руслан бился с напавшим на него Рогдаем и победил забияку, кинув того в волны Днепра. Этим продолжается поэма «Руслан и Людмила».
Характеристики персонажей
Богатырь Руслан, жених княжеской дочери Людмилы, является центральным персонажем пушкинской поэмы. Описание испытаний, выпавших на его долю, выдержанные с честью и великим мужеством во имя спасения своей любимой, ложится в основу всей сюжетной линии. Автор, вдохновленный подвигами русских былинных богатырей, изображает Руслана не только спасителем возлюбленной, а еще и защитником родной земли от набегов кочевников.
Внешность Руслана, описанная с особой тщательностью, должна полностью по замыслу автора передавать его соответствие героическому образу: он имеет белокурые волосы, символизирующие чистоту его замыслов и благородство души, его латы всегда чисты и блестящи, как и подобает рыцарю в блестящих доспехах, всегда готовому к бою. На пиру Руслан полностью поглощен думами о будущей женитьбе и горячей любовью к невесте, что не дает ему замечать завистливые и злые взгляды соперников. На их фоне он выгодно отличается чистотой и прямотой помыслов, искренностью и чувственностью. Также основные черты характера вырисовываются во время его путешествия в замок Черномора, он проявляет себя как честный, порядочный и великодушный человек, храбрый и мужественный воин, целеустремленно и упорно идущий к своей цели, верный и преданный возлюбленный, готовый ради своей любви даже умереть.
В образе Людмилы Пушкина показал портрет идеальной невесты и возлюбленной, которая преданно и верно ждет своего жениха и безмерно тоскует в его отсутствие. Княжеская дочь изображена тонкой, ранимой натурой, обладающей особой нежностью, чувствительностью, изящностью и скромностью. Вместе с тем это не мешает ей обладать твердым и непокорным характером, который помогает ей противостоять злому колдуну Черномору, дает силы и храбрости и не покоряться подлому похитителю и верно ждать своего избавителя Руслана.
История создания
Говорят, что Александр Сергеевич Пушкин подумывал о написании подобного произведения, еще учась в лицее. Но основательно он стал работать над ним позже — в 1818-1820 гг. Пушкин хотел создать сказочную поэзию, в которой был бы «богатырский дух».
Стихотворное произведение рождалось одновременно под воздействием русских литературных сказов и творений Вольтера, Ариосто. Имена некоторым действующим лицам были присвоены после выхода «Истории государства российского». Именно там были Ратмир, Рагдай, Фарлаф. С ними вас совсем скоро познакомит краткое содержание.
«Руслан и Людмила» имеет и элементы пародии, ведь Александр Сергеевич любил иногда блеснуть меткими эпиграммами, включить шутливые элементы в свои поэтические творения. Критики заметили, что Пушкин по-доброму пародирует некоторые эпизоды баллады Жуковского «Двенадцать спящих дев». Но в 30-х годах поэт даже пожалел, что делал такое в «угоду черни», ведь он хорошо относился к Жуковскому, который преподнес ему свой портрет после выхода поэмы и написал, что это побежденный учитель дарит его победителю-ученику.
Анализ произведения
Сюжетная линия
Поэма «Руслан и Людмила» поделена на шесть частей (песен), начинается она со строк, где автор говорит о том, кому посвящено данное произведение, а предназначено оно для девиц-красавиц, в угоду которым и написана эта сказка. Затем идет всем хорошо известное описание волшебной страны Лукоморье, зеленого дуба там произрастающего и мифических существ там обитающих.
Первая песня
начинается рассказом о пире во дворце киевского князя Владимира Красного Солнышка, посвященного свадьбе его дочери, прекрасной Людмилы, и храброго молодого богатыря Руслан. Там же присутствует легендарный былинный певец, и сказитель Баян, а также три соперника Руслана Ратмир, Рагдай и Фарлаф, которые тоже влюблены в Людмилу, они злы новоявленного жениха, полны зависти и ненависти к нему. Тут случается несчастье: злой колдун и карлик Черномор похищает невесту и уносит в свой зачарованный замок. Руслан и трое соперников выдвигаются из Киева на её поиски, в надежде, что тот, кто найдет княжескую дочь, получит её руку и сердце. По дороге Руслан встречает старца Финна, рассказывающего ему историю о своей несчастной любви к девушке Наине и показывающего ему дорогу к страшному колдуну Черномору.
Вторая часть (песня)
рассказывает о приключениях соперников Руслана, о его столкновении и победе над напавшим на него Рагдаем, а также описываются подробности пребывания Людмилы в замке Черномора, её знакомство с ним (Черномор приходит к ней в комнату, Людмила пугается, визжит, хватает его за колпак и он в ужасе убегает).
В третьей песне
описывается встреча старых друзей: волшебника Черномора и его приятельницы колдуньи Наины, которая является к нему и предупреждает его о том, что к нему идут богатыри за Людмилой. Людмила находит волшебную шапку, которая делает её невидимой и прячется по всему дворцу от старого и противного колдуна. Руслан встречает гигантскую голову богатыря, побеждает её и завладевает мечом, которым можно убить Черномора.
В четвертой песне
Радмир отказывается от поисков Людмилы и остается в замке с юными прелестницами, и только один верный воин Руслан упорно продолжает свое путешествие, которое становится все опаснее, дорогою он встречается с ведьмой, великаном и другими врагами, они пытаются его остановить, но он твердо идет к своей цели. Черномор обманным путем ловит Людмилу, одетую в шапку-невидимку, в волшебные сети и она в них засыпает.
Пятая песня
повествует о прибытии Руслана в чертоги волшебника, и о тяжелом сражении богатыря и злодея-карлика, который три дня и три ночи носит Руслана на своей бороде, и, в конце концов, сдается. Руслан его пленяет, отрезает волшебную бороду, кидает колдуна в мешок и идет искать свою невесту, которую подлый карлик хорошо спрятал, надев на неё шапку-невидимку. Наконец он находит её, но не может разбудить, и в таком сонном состоянии решает вести в Киев. На ночной дороге на него исподтишка нападает Фарлаф, тяжело ранит и забирает Людмилу.
В шестой песне
Фарлаф привозит девушку к отцу и всем говорит, что это он её нашел, но разбудить её он так и не может. Старец Финн спасает и оживляет Руслана живой водой, тот спешит в Киев, на который как раз напали печенеги, храбро сражается с ними, снимает колдовство с Людмилы и та просыпается. Главные герои счастливы, устраивается пир на весь мир, карлика Черномора, потерявшего волшебную силу оставляют во дворце, в общем, добро пообедает зло и справедливость торжествует.
Поэма заканчивается пространным эпилогом, в котором Пушкин рассказывает читателям, что своим произведением он славил преданья старины глубокой, говорит о том, что в процессе работы он забывал обо всех обидах и прощал своих врагов, в чем ему очень помогла дружба, имеющая для автора огромное значение.
Песнь пятая
Вскоре Руслан прибывает в обитель злодея. Он трубит в рог, чтобы вызвать того на поединок. Когда юноша поднял голову, то увидел, что над ним летает Черномор, держа в руке булаву. Когда колдун замахнулся, Руслан быстро отпрянул, и горбун свалился в снег. Проворный юноша тотчас же подскочил к обидчику и крепко схватил того за бороду.
Но Черномор вдруг взвился под облака. Однако юноша не выпустил бороды, поэтому тоже оказался в поднебесье. Так летали они долго – над полями, горами, лесами. Колдун просил отпустить его, но Руслан не сделал этого. На третий день Черномор смирился и понес мужа к молодой жене. Когда они приземлились, юноша отсек злодею волшебным мечом бороду, повязал ее на свой шлем, а карлика посадил в мешок и приладил к седлу.
Пошел витязь искать свою любимую, но не мог никак найти. Тогда он стал все крушить на своем пути и случайно снял шапку с девушки. Это колдун специально надел на нее головной убор, чтобы муж не отыскал свою жену.
Вот так наконец-то и встретились Руслан и Людмила. Поэма в сокращении подходит к скорому завершению сюжета. Как ни пытался, не смог суженый пробудить девушку от волшебного сна. Положил он ее на коня и поскакал домой.
Затем Руслан встречает рыбака и узнает в нем Ратмира, который из всех прелестниц выбрал одну, и теперь счастливо живет с ней в домике на берегу реки.
Когда Руслан остановился на ночлег, то был тяжело ранен. К нему подкрался Фарлаф, ударил 3 раза мечом, забрал Людмилу и был таков.
Особенности композиционного построения
Жанр поэмы «Руслан и Людмила относится к романам и поэмам конца восемнадцатого начала девятнадцатого века, тяготеющим к творчеству в «национальном» духе. Также в нем отражены влияние на автора таких направлений в литературе как классицизм, сементализм, и рыцарская романтика.
По примеру всех волшебно-рыцарских поэм данное произведение имеет сюжет, построенный по определенному шаблону: герои-рыцари ищут своих возлюбленных, похищенных каким-либо мифическим злодеем, преодолевают для этого ряд испытаний, вооружившись определенными талисманами и волшебным оружием, и в конце получают руку и сердце красавицы. Поэма «Руслан и Людмила» построена в том же ключе, однако её отличает удивительная грациозность, свежесть, тонкое остроумие, яркость красок и легкий шлейф эпикуреизма, характерного для многих произведений, написанных Пушкиным в период его обучения в Царскосельском лицее. Именно ироническое отношение автора к содержанию поэмы не может придать этому произведению настоящий «национальный» окрас. Главными достоинствами поэмы можно назвать её легкую и прекрасную форму, игривость и остроумность стиля, задорность и бодрость общего настроя, яркой нитью проходящих через все содержание.
Сказочная поэма Пушкина «Руслан и Людмила», веселая, легкая и остроумная стала новым словом в устоявшихся литературных традициях написания героических баллад и поэм, она пользовалась огромной популярностью среди читателей и вызвала большой резонанс в среде литературных критиков. Недаром сам Жуковский признал свой полный провал, и отдал ветвь первенства молодому таланту Александра Сергеевича Пушкина, который благодаря этому произведению занял лидирующую позицию в рядах русских поэтов и стал знаменитым не только в России, но и далеко за её пределами.
Быстро ознакомиться с содержанием любого литературного произведения помогает краткое содержание. «Руслан и Людмила» — поэма А.С. Пушкина. Пересказ поможет читателю понять смысл произведения, познакомит с сюжетом, главными героями, и, быть может, вызовет интерес к подробному изучению подлинника.
История создания
По некоторым данным Пушкин задумал написание этой сказочной поэзии с «богатырским духом» еще во время своего лицейского обучения. Но приступил он к работе над ним значительно позже, уже в 1818-1820 годах. Стихотворная поэма создавалась под влиянием не только исключительно русского фольклорного творчества, здесь еще явственно чувствуются мотивы произведений Вольтера, Ариосто. Имена для некоторых персонажей (Ратмир, Фарлаф, Рагдай) появились после прочтения Пушкиным «Истории государства российского».
В данном поэтическом произведении автор искусно соединил старину, моменты русской истории и время, в котором жил поэт. Например, образ Руслана у него сродни образу легендарных русских богатырей, он такой же храбрый и мужественный, а вот Людмила благодаря своей некоторой беспечности, кокетливости и легкомыслию, наоборот ближе к барышням именно пушкинской эпохи. Самым важным для поэта была показать в произведении торжество добра над злом, победу светлого начала над темными, мрачными силами. После появления в 1820 году поэмы в печати, она практически сразу принесла поэту заслуженную славу. Отличаясь легкостью, ироничностью, возвышенностью, грациозностью и свежестью она являлась глубоко оригинальным произведением, в котором были талантливо перемешаны различные жанры, традиции и стили, сразу покорявшие умы и сердца читателей того времени. Некоторые критики осуждали использование в поэме нарочито простонародных оборотов речи, не всем была понятна необычная техника автора и непривычная позиция его как рассказчика.
Руслан и Людмила (поэма А.С. Пушкина)
Под кровом вечной тишины, Среди лесов, в глуши далекой Живут седые колдуны; К предметам мудрости высокой Все мысли их устремлены; Все слышит голос их ужасный, Что было и что будет вновь, И грозной воле их подвластны И гроб и самая любовь. И я, любви искатель жадный, Решился в грусти безотрадной Наину чарами привлечь И в гордом сердце девы хладной Любовь волшебствами зажечь. Спешил в объятия свободы, В уединенный мрак лесов; И там, в ученье колдунов, Провел невидимые годы. Настал давно желанный миг, И тайну страшную природы Я светлой мыслию постиг: Узнал я силу заклинаньям. Венец любви, венец желаньям! Теперь, Наина, ты моя! Победа наша, думал я. Но в самом деле победитель Был рок, упорный мой гонитель. В мечтах надежды молодой, В восторге пылкого желанья, Творю поспешно заклинанья, Зову духов — и в тьме лесной Стрела промчалась громовая, Волшебный вихорь поднял вой, Земля вздрогнула под ногой… И вдруг сидит передо мной Старушка дряхлая, седая, Глазами впалыми сверкая, С горбом, с трясучей головой, Печальной ветхости картина. Ах, витязь, то была Наина!..
Я ужаснулся и молчал, Глазами страшный призрак мерил, В сомненье все еще не верил И вдруг заплакал, закричал: «Возможно ль! ах, Наина, ты ли! Наина, где твоя краса?
Скажи, ужели небеса Тебя так страшно изменили? Скажи, давно ль, оставя свет, Расстался я с душой и с милой? Давно ли?..» «Ровно сорок лет, — Был девы роковой ответ, — Сегодня семьдесят мне било.
Что делать, — мне пищит она, — Толпою годы пролетели. Прошла моя, твоя весна — Мы оба постареть успели. Но, друг, послушай: не беда Неверной младости утрата. Конечно, я теперь седа, Немножко, может быть, горбата; Не то, что в старину была, Не так жива, не так мила; Зато (прибавила болтунья) Открою тайну: я колдунья!» И было в самом деле так. Немой, недвижный перед нею, Я совершенный был дурак Со всей премудростью моею. Но вот ужасно: колдовство Вполне свершилось по несчастью.
Мое седое божество Ко мне пылало новой страстью. Скривив улыбкой страшный рот, Могильным голосом урод Бормочет мне любви признанье. Вообрази мое страданье! Я трепетал, потупя взор; Она сквозь кашель продолжала Тяжелый, страстный разговор: «Так, сердце я теперь узнала; Я вижу, верный друг, оно Для нежной страсти рождено; Проснулись чувства, я сгораю, Томлюсь желаньями любви… Приди в объятия мои… О милый, милый! умираю…» И между тем она, Руслан, Мигала томными глазами; И между тем за мой кафтан Держалась тощими руками; И между тем — я обмирал, От ужаса зажмуря очи; И вдруг терпеть не стало мочи; Я с криком вырвался, бежал. Она вослед: «О, недостойный! Ты возмутил мой век спокойный, Невинной девы ясны дни! Добился ты любви Наины, И презираешь — вот мужчины! Изменой дышат все они! Увы, сама себя вини; Он обольстил меня, несчастный! Я отдалась любови страстной…
Стихотворное сказочное произведение выдающегося русского классика русской литературы Александра Сергеевича Пушкина, поэма «Руслан и Людмила», была написана в период с 1818 по 1820 год. Автор, впечатленный красотой, многообразием и самобытностью русского фольклорного творчества (былин, сказаний, сказок и лубочных повестей) создает уникальное поэтическое произведение, ставшее классикой мировой и русской литературы, отличающееся гротескным, фантастическим сюжетом, использованием просторечной лексики и наличием некоторой доли авторской иронии.
По мнению некоторых литературоведов, поэма была создана как пародия на рыцарские романы и поэтические баллады в романтическом стиле модного в то время Жуковского (основой послужила его популярная баллада «Двенадцать дев»), который после выход в свет поэмы подарил Пушкину свой портрет со словами благодарности от побежденного учителя для ученика-победителя.
🗹
