Облака (Аристофан)
«Облака» направлены против философии софистов, её развращающего влияния на общество и в особенности юношей[33]. Кроме основной фабулы, сочинение содержит описание многих особенностей жизни древних греков.
Критика софистов
Будучи верующим человеком, Аристофан критиковал софистику за подмену традиционных верований предков новыми божествами[9]. Драматург обвинял софистов в безбожии. Но лишь сказать это было недостаточно. Драматург вывел систему новых божеств софистов. «Облака» — символ неясности и расплывчатости их мысли. В качестве нового божества также был упомянут «Язык». Риторика стала неотъемлемой частью обучения у софистов. Её изучение имело сугубо практическую цель — умение убедительно говорить на суде и в Народном собрании. Аристофан критиковал и одновременно высмеивал утверждение Протагора «Человек есть мера всех вещей». От принятия мысли, что истина и ложь относительны и зависят лишь от восприятия конкретного индивида, один шаг к признанию аморальности и беспринципности в политике и частной жизни[33][9].
В комедии высмеиваются пустые речи новых «мудрецов», их уверенность, что лишь им одним ведома истина. Согласно Аристофану, среди них может быть и есть несколько искренне помешанных, но в основном они плуты и мошенники. В пародийном духе представлены «научные» задачи, методы их решения. Ничтожность новой науки проявляется в репликах Стрепсиада, который представлен в роли шута-бомолоха[en][34]. Он во время обучения отпускает скабрезные шутки. На вопрос Сократа: «Ну что поймал?», — подразумевающий высокие мысли, Стрепсиад отвечает, что смог поймать «вот этот хвостик в руку правую»[35].
Антиковеды отмечают неверное изображение Сократа в «Облаках». У этого философа не было отдельного помещения, где он обучал афинян; он был беден, но платы за свои беседы не брал. Однако именно его в народе считали наиболее искусным софистом. Ему вменяли в вину безбожие, в том числе потому, что он пытался проникуть в то, что по мнению афинян, боги намеренно скрыли от человека. Так смотрели в народе на Сократа, и это представление о нём Аристофан взял за основу. По современным оценкам, созданный Аристофаном в «Облаках» образ Сократа отражал непонимание его деятельности демосом. Народ беспокоило всё, что не вписывалось в рамки афинской демократии, осознание своего умственного и идеологического поражения. Жители Афин привыкли ощущать себя господами Эллады, победителями громадной армии Ксеркса. Сократ, как, впрочем, и другие философы, вызывал у них ощущение беспокойства, как человек, способный уничтожить их идеологию[36]. По всей видимости, внешний облик и манеры философа поспособствовали тому, что именно его выбрал Аристофан для своей комедии. Для многих горожан Сократ был чудаком, помешанным. Аристофан довёл до гротеска внешний облик философа: «Бродит босой, озираясь направо, налево, ходит чванно и важно, в лохмотьях, дрожа
»[37][38]. Сократа при жизни высмеивали и обвиняли в разных грехах и другие комедиографы, как Амипсий, Кратин и Телеклид[en]. Их сочинения не сохранились[4]. Клавдий Элиан писал, что комедиографы невзлюбили философа, так как Сократ привселюдно показывал своё презрение к их творчеству[15].
Немецкий поэт и драматург Г. Э. Лессинг так просуммировал образ Сократа в «Облаках»: «Под именем Сократа Аристофан хотел выставить смешным и подозрительным не одного Сократа, а всех софистов, занимавшихся воспитанием молодых людей. Его героем был вообще опасный софист, и он назвал его Сократом только потому, что таким провозгласила Сократа молва»[9].
В качестве примера «успешных» учеников софистов приведены политик Гипербол и философ Херефонт. Согласно Аристофану, Гипербол вначале за сто мин обучился искусству говорить, а затем ложью и обманом добыл «талантов сто и больше»[39][40]. На вопрос Стрепсиада о том, на кого он станет похож если будет прилежным учеником, Сократ отвечает: «На Херефонта». «Беда, беда мне! Полутрупом сделаюсь!» — восклицает Стрепсиад. В данном случае Аристофан высмеивает внешний вид «типичного» ученика Сократа[41][42].
Изменение системы образования
В «Облаках» нашло отображение изменение системы обучения молодого афинянина. Обучение чтению, письму, музыке и гимнастике, которые некогда составляли основу воспитания, уже не удовлетворяло молодых людей. Странствующие учителя мудрости софисты учили буквально всему — искусству мыслить и говорить, физике, астрономии, математике, красноречию, поэтике и др. Они дополнили программу традиционного обучения юношества и положили начало высшему образованию. Сцена разговора Правды и Кривды содержит изложение принципов старого и нового воспитания[43]. Фидиппид декламирует на пиру Еврипида, а не Эсхила или Симонида, которые по его мнению устарели. Сократ запрещает своим ученикам заниматься гимнастикой, что свидетельствует об уменьшении её роли в новой системе образования[44]. Аристофан выступает ретроградом, давая устами Правды ответ на утверждение, что прежняя система устарела[45]:
Да, конечно. Но это та сила, Из которой растила наука моя поколенья бойцов марафонских.
В обосновании того, что не так в новом воспитании, автор описывает культуру поведения за столом[46][47]:
За обедом без спроса не смели они положить себе редьки кусочек, Сельдерея до старших стянуть со стола не решались, ни лука головку. В кулачок не смеялись, не крали сластей, ногу за ногу накрест не клали…
Автор включает в пьесу «кулинарно-педагогические метафоры». Учение Сократа он сравнивает с непереносимой для желудка пищей. Восприятие сократовской мудрости кажется ему подозрительным. Более того, оно свидетельствует об испорченности учеников философа[47].
Конные скачки. Панафинейские игры
Увлечение Фидиппида конными состязаниями стало причиной долгов Стрепсиада. Отец жалуется на дорогостоящие развлечения сына. Молодой человек видит во сне себя колесничим на гипподроме. Самым престижным было состязание колесниц, запряжённых четырьмя лошадьми. Стрепсиад вспоминает, как мать Фидиппида обещала малютке сыну, что тот станет править именно такими колесницами[48]. Аристофан не обошёл вниманием традицию приносить в жертву гекатомбу (сто быков) на Панафинейских играх, чьё мясо затем отдавали афинянам[49]:
До отвала наевшись рубцов отварных на гулянии панафинейском, Ты не чувствовал шума и гуда в кишках и бурчанья в стесненном желудке?
В «Облаках» также имеется информация об изменении танца пиррихий, который выполняли юноши во время Панафиней[50].
Похожей по типажу и поведению на лошадь выведена мать Фидиппида. Стрепсиад уже в брачную ночь «унюхал» расточительность и обжорство жены. Он обвиняет «породу» супруги в том, что сын стал таким как есть, впитал её пороки и любовь к скачкам. Даже имя ему пришлось выбирать связанное с лошадьми (от др.-греч. ??????? — лошади). Да и какой «приплод» можно ожидать от матери-«лошади»? Этот риторический вопрос заложен уже в самом начале комедии[51]. Эти шутки переплетаются с политической сатирой. Жена Стрепсиада названа «племянницей Мегакла, сына Мегакла». Аристофан показывает, что супруга Стрепсиада происходила из знатного рода Алкмеонидов, чей представитель Мегакл, сын Гиппократа, был известным распутником, корыстолюбцем и любителем скачек. Сын Мегакла, также Мегакл, унаследовал увлечение отца. Его квадрига одержала победу в Олимпийских играх 436 года до н. э. Когда у Стрепсиада рождается сын, то мать требует дать ребёнку имя с корнем ???-, как например Ксантипп, Харипп или Каллиппид. Стрепсиад, следуя отеческой традиции называть сына по деду, отстаивал имя Фидонид. В результате ребёнок получил «гибридное» имя Фидиппид. Мать с детства внушала сыну, что повзрослев, он, как победитель в Олимпийских играх дядя Мегакл, въедет в город с почётом на колеснице[52].
🗹
