Введение
Роман Гончарова «Обломов» был издан в 1859 году в переломный для российского общества период. На момент написания произведения, в Российской Империи существовало два социальных слоя – сторонники новых, проевропейских, просветительских взглядов и носители устаревших, архаичных ценностей. Представителями последних в романе являются главный герой книги Илья Ильич Обломов и его слуга Захар. Несмотря на то, что слуга является второстепенным персонажем, только благодаря введению автором в произведение этого героя, читатель получает реалистичную, а не идеализированную Обломовым картину «обломовщины». Характеристика Захара в романе «Обломов» Гончарова полностью соответствует «обломовским» ценностям и образу жизни: мужчина неряшлив, ленив, медлителен, любит приукрасить свою речь и прочно держится за все старое, не желая меняться под новые условия жизни.
Различия личностей Обломова и Штольца
В романе Гончарова Обломов предстает как человек мечтательный, добрый, мягкий и нерешительный. Он привлекает своим спокойным, располагающим характером, но и отталкивает постоянной ленью, нежеланием стремиться вперед и постепенной деградацией. Он старается как можно меньше двигаться, все дни проводит на диване, строя всевозможные планы и переживая выдуманные ситуации более полно и эмоционально, чем реальные события своей жизни. Причины такого отношения Ильи Ильича к миру лежат в его «тепличном» воспитании и умиротворяющей атмосфере Обломовки – родном поместье героя, далеком уголке России. В деревне жили не по реальному календарю, а от обряда к обряду, здесь отрицались все новые ценности и лелеяли устаревшие, частично архаичные нормы. Обломов рос как «тепличное растение», которое оберегали от всего нового и с детства, прививая ему отвращение к труду и активности.
Как уже говорилось выше, у Обломова в романе есть антипод – это Андрей Иванович Штольц. В отличие от Ильи Ильича, Штольц ведет активную общественную жизнь, считает труд и активность основными действующими силами в мире. Андрей Иванович всегда находится в центре внимания, его знают во многих светских кругах, он ценный работник, стремительно поднимающийся по карьерной лестнице, с ним многие хотят дружить. Однако, как и Обломов, Штольц – личность не идеальная. Если у Ильи Ильича «слабым» местом являются активность и трудолюбие, стремление к всестороннему развитию, то для Андрея Ивановича «камнем преткновения» стала сфера чувств, не поддающихся рациональному, разумному пояснению. Причины непонимания героем сути любви также лежат в его детстве – воспитывая в сыне трудолюбие и умение в любой ситуации уверенно двигаться вперед, рациональный отец-немец не заботился о чувственной стороне его личности. Со смертью матери, ставшей для персонажа большим горем, Андрей Иванович еще сильнее отгородился от сферы чувств (в том числе мечтаний и иллюзий), руководствуясь в дальнейшем исключительно велениями разума, но продолжая искать в других то чувственное начало, которого был лишен сам.
Захар и Обломовка
По сюжету романа слуга Обломова Захар начал служить у Обломовых еще в ранней юности, где его приставили к маленькому Илье. Это и обусловило сильную привязанность героев друг к другу, которая со временем перешла скорее в шутливо-дружеские отношения, чем в отношения «барин-слуга». В Петербург Захар переехал уже в зрелом возрасте. Все его счастливые годы молодости прошли в Обломовке, а наиболее яркие воспоминания были связаны именно с деревней барина, поэтому мужчина даже в городе продолжает держаться за свое прошлое (как, впрочем, и Илья Ильич), видя в нем все лучшее, что с ним было.
Захаров в «Обломове» предстает пожилым человеком «в сером сюртуке, с прорехою подмышкой, откуда торчал клочок рубашки, в сером же жилете, с медными пуговицами, с голым, как колено, черепом и с необъятно широкими и густыми русыми с проседью бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды».
Хотя Захар и жил уже долгое время в Петербурге, он не пытался начать одеваться по новой моде, не желал менять свой внешний облик, даже одежду он заказывал по образцу, вывезенному из Обломовки. Мужчина любил свой старый, истертый серый сюртук и жилет, так как «в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ в церковь или в гости; а ливрея в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых». Сшитая по старой моде одежда становилась для Захара той ниточкой, которая связывала его в настоящем, обновленном, шумном и беспокойном мире с «райским» спокойствием и умиротворением Обломовки, ее устаревшими, но привычными ценностями.
Поместье барина было для мужчины не просто местом, где он родился, вырос и получил первые жизненные уроки. Обломовка стала для Захара примером того идеального воплощения помещичьих, домостроевских ценностей, которые ему прививались родителями, дедами и прадедами. Оказавшись в новом обществе, желающем полностью отбросить былой опыт и жить новой жизнью, мужчина чувствует себя одиноким и брошенным. Именно поэтому, даже если бы была возможность, герой не ушел бы от Ильи Ильича и не сменил своего облика, ведь так он предал бы идеалы и ценности своих родителей.
На главную
Все авторы
Главная -> И. А. Гончаров -> Обломов
VI
Он не заметил, что Захар подал ему совсем холодный обед, не заметил, как после того очутился в постели и заснул крепким, как камень, сном.
На другой день он содрогнулся при мысли ехать к Ольге: как можно! Он живо представил себе, как на него все станут смотреть значительно.
Швейцар и без того встречает его как-то особенно ласково. Семен так и бросается сломя голову, когда он спросит стакан воды. Катя, няня провожают его дружелюбной улыбкой.
«Жених, жених!» — написано у всех на лбу, а он еще не просил согласия тетки, у него ни гроша денег нет, и он не знает, когда будут, не знает даже, сколько он получит дохода с деревни в нынешнем году; дома в деревне нет — хорош жених!
Он решил, что до получения положительных известий из деревни он будет видеться с Ольгой только в воскресенье, при свидетелях. Поэтому, когда пришло завтра, он не подумал с утра начать готовиться ехать к Ольге.
Он не брился, не одевался, лениво перелистывал французские газеты, взятые на той неделе у Ильинских, не смотрел беспрестанно на часы и не хмурился, что стрелка долго не подвигается вперед.
Захар и Анисья, думали, что он, по обыкновению, не будет обедать дома, и не спрашивали его, что готовить.
Он их разбранил, объявив, что он совсем не всякую среду обедал у Ильинских, что это «клевета», что обедал он у Ивана Герасимовича и что вперед, кроме разве воскресенья, и то не каждого, будет обедать дома.
Анисья опрометью побежала на рынок за потрохами для любимого супа Обломова.
Приходили хозяйские дети к нему: он проверил сложение и вычитание у Вани и нашел две ошибки. Маше налиновал тетрадь и написал большие азы, потом слушал, как трещат канарейки, и смотрел в полуотворенную дверь, как мелькали и двигались локти хозяйки.
Часу во втором хозяйка из-за двери спросила, не хочет ли он закусить: у них пекли ватрушки. Подали ватрушки и рюмку смородиновой водки.
Волнение Ильи Ильича немного успокоилось, и на него нашла только тупая задумчивость, в которой он пробыл почти до обеда.
После обеда, лишь только было он, лежа на диване, начал кивать головой, одолеваемый дремотой, — дверь из хозяйской половины отворилась, и оттуда появилась Агафья Матвеевна с двумя пирамидами чулок в обеих руках.
Она положила их на два стула, а Обломов вскочил и предложил ей самой третий, но она не села; это было не в ее привычках: она вечно на ногах, вечно в заботе и в движении.
— Вот я разобрала сегодня ваши чулки, — сказала она, — пятьдесят пять пар, да почти все худые…
— Какие же вы добрые! — говорил Обломов, подходя к ней и взяв ее шутливо слегка за локти.
Она усмехнулась.
— Что вы беспокоитесь? Мне, право, совестно.
— Ничего, наше дело хозяйское: у вас некому разбирать, а мне в охоту, — продолжала она. — Вот тут двадцать пар совсем не годятся: их уж и штопать не стоит.
— Не надо, бросьте все, пожалуйста! что вы занимаетесь этой дрянью. Можно новые купить…
— Как бросить, зачем? Вот эти можно все надвязать. — И она начала живо отсчитывать чулки.
— Да сядьте, пожалуйста; что вы стоите? — предлагал он ей.
— Нет, покорнейше благодарю, некогда покладываться, — отвечала она, уклоняясь опять от стула. — Сегодня стирка у нас; надо все белье приготовить.
— Вы чудо, а не хозяйка! — говорил он, останавливая глаза на ее горле и на груди.
Она усмехнулась.
— Так как же, — спросила она, — надвязать чулки-то? Я бумаги и ниток закажу. Нам старуха из деревни носит, а здесь не стоит покупать: все гниль.
— Если вы так добры, сделайте одолжение, — говорил Обломов, — только мне, право совестно, что вы хлопочете.
— Ничего; что нам делать-то? Вот это я сама надвяжу, эти бабушке дам; завтра золовка придет гостить: по вечерам нечего будет делать, и надвяжем. У меня Маша уж начинает вязать, только спицы все выдергивает: большие, не по рукам.
— Ужель и Маша привыкает? — спросил Обломов.
— Ей-богу, правда.
— Не знаю, как и благодарить вас, — говорил Обломов, глядя на нее с таким же удовольствием, с каким утром смотрел на горячую ватрушку. — Очень, очень благодарен вам и в долгу не останусь, особенно у Маши: шелковых платьев накуплю ей, как куколку одену.
— Что вы? Что за благодарность? Куда ей шелковые платья? Ей и ситцевых не напасешься; так вот на ней все и горит, особенно башмаки: не успеваем на рынке покупать.
Она встала и взяла чулки.
— Куда же вы торопитесь? — говорил он. — Посидите, я не занят.
— В другое время когда-нибудь, в праздник; и вы к нам, милости просим, кофе кушать. А теперь стирка: я пойду, посмотрю, что Акулина, начала ли?..
— Ну, бог с вами, не смею задерживать, — сказал Обломов, глядя ей в след в спину и на локти.
— Еще я халат ваш достала из чулана, — продолжала она, — его можно починить и вымыть: материя такая славная! Он долго прослужит.
— Напрасно! Я его не ношу больше, я отстал, он мне не нужен.
— Ну, все равно, пусть вымоют: может быть, наденете когда-нибудь… к свадьбе! — досказала она, усмехаясь и захлопывая дверь.
У него вдруг и сон отлетел, и уши навострились, и глаза он вытаращил.
— И она знает — все! — сказал он, опускаясь на приготовленный ей стул. — О Захар, Захар!
Опять полились на Захара «жалкие» слова, опять Анисья заговорила носом, что «она в первый раз от хозяйки слышит о свадьбе, что в разговорах с ней даже помину не было, да и свадьбы нет, и статочное ли дело? Это выдумал, должно быть, враг рода человеческого, хоть сейчас сквозь землю провалиться, и что хозяйка тоже готова снять образ со стены, что она про Ильинскую барышню и не слыхивала, и разумела какую-нибудь другую невесту…»
И много говорила Анисья, так что Илья Ильич замахал рукой. Захар попробовал было на другой день попроситься в старый дом, в Гороховую, в гости сходить, так Обломов таких гостей задал ему, что он насилу ноги унес.
— Там еще не знают, так надо распустить клевету. Дома сиди! — прибавил Обломов грозно.
Прошла среда. В четверг Обломов получил опять по городской почте письмо от Ольги, с вопросом, что значит, что такое случилось, что его не было. Она писала, что проплакала целый вечер и почти не спала ночь.
— Плачет, не спит этот ангел! — восклицал Обломов. — Господи! Зачем она любит меня? Зачем я люблю ее? Зачем мы встретились? Это все Андрей: он привил любовь, как оспу, нам обоим. И что это за жизнь, все волнения да тревоги! Когда же будет мирное счастье, покой?
Он с громкими вздохами ложился, вставал, даже выходил на улицу и все доискивался нормы жизни, такого существования, которое было бы и исполнено содержания и текло бы тихо, день за день, капля по капле, в немом созерцании природы и тихих, едва ползущих явлениях семейной, мирно-хлопотливой жизни. Ему не хотелось воображать ее широкой, шумно несущейся рекой, с кипучими волнами, как воображал ее Штольц.
— Это болезнь, — говорил Обломов, — горячка, скаканье с порогами, с прорывами плотин, с наводнениями.
Он написал Ольге, что в Летнем саду простудился немного, должен был напиться горячей травы и просидеть дня два дома, что теперь все прошло и он надеется видеть ее в воскресенье.
Она написала ему ответ и похвалила, что он поберегся, советовала остаться дома и в воскресенье, если нужно будет, и прибавила, что она лучше проскучает с неделю, чтоб только он берегся.
Ответ принес Никита, тот самый, который, по словам Анисьи, был главным виновником болтовни. Он принес от барышни новые книги, с поручением от Ольги прочитать и сказать, при свидании, стоит ли их читать ей самой.
Она требовала ответа о здоровье. Обломов, написав ответ, сам отдал его Никите и прямо из передней выпроводил его на двор и провожал глазами до калитки, чтоб он не вздумал зайти на кухню и повторить там «клевету» и чтоб Захар не пошел провожать его на улицу.
Он обрадовался предложению Ольги поберечься и не приходить в воскресенье и написал ей, что, действительно, для совершенного выздоровления нужно просидеть еще несколько дней дома.
В воскресенье он был с визитом у хозяйки, пил кофе, ел горячий пирог и к обеду посылал Захара на ту сторону за мороженым и конфетами для детей.
Захара насилу перевезли через реку назад; мосты уже сняли, и Нева собралась замерзнуть. Обломову нельзя было думать и в среду ехать к Ольге.
Конечно, можно было бы броситься сейчас же на ту сторону, поселиться на несколько дней у Ивана Герасимовича и бывать, даже обедать каждый день у Ольги.
Предлог был законный: Нева захватила на той стороне, не успел переправиться.
У Обломова первым движением была эта мысль, и он быстро спустил ноги на пол, но, подумав немного, с заботливым лицом и со вздохом медленно опять улегся на своем месте.
«Нет, пусть замолкнут толки, пусть посторонние лица, посещающие дом Ольги, забудут немного его и увидят уж опять каждый день там тогда, когда они объявлены будут женихом и невестой».
— Скучно ждать, да нечего делать, — прибавил он со вздохом, принимаясь за присланные от Ольги книги.
Он прочел страниц пятнадцать. Маша пришла звать его, не хочет ли пойти на Неву: все идут посмотреть, как становится река. Он пошел и воротился к чаю.
Так проходили дни. Илья Ильич скучал, читал, ходил по улице, а дома заглядывал в дверь к хозяйке, чтоб от скуки перемолвить слова два. Он даже смолол ей однажды фунта три кофе с таким усердием, что у него лоб стал мокрый.
Он хотел было дать ей книгу прочесть. Она, медленно шевеля губами, прочла про себя заглавие и возвратила книгу, сказав, что когда придут святки, так она возьмет ее у него и заставит Ваню прочесть вслух, тогда и бабушка послушает, а теперь некогда.
Между тем на Неву настлали мостки, и однажды скаканье собаки на цепи и отчаянный лай возвестили вторичный приход Никиты с запиской, с вопросом о здоровье и с книгой.
Обломов боялся, чтоб и ему не пришлось идти по мосткам на ту сторону, спрятался от Никиты, написав в ответ, что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он не решается еще выходить со двора и что «жестокая судьба лишает его счастья еще несколько дней видеть ненаглядную Ольгу».
Он накрепко наказал Захару не сметь болтать с Никитой и опять глазами проводил последнего до калитки, а Анисье погрозил пальцем, когда она показала было нос из кухни и что-то хотела спросить Никиту.
Следующая страница ->
<- 28 стр. Обломов
30 стр. -> Страницы:
29
Всего 46 страниц
© «Онлайн-Читать.РФ» Обратная связь
Захар и Ильи Ильич Обломов
Захар знал Обломова с самых малых лет, поэтому прекрасно видел его достоинства и недостатки, понимал, когда с барином можно поспорить, а когда лучше смолчать. Илья Ильич был для слуги связующим звеном между Обломовкой и большим городом: «в кое-каких признаках, сохранившихся в лице и манерах барина, напоминавших его родителей, и в его капризах, на которые хотя он и ворчал, и про себя, и вслух, но которые между тем уважал внутренне, как проявление барской воли, господского права, видел он слабые намеки на отжившее величие». Воспитанный как преданный слуга своего барина, а не самостоятельная личность, как часть большого дома и рода «без этих капризов он как-то не чувствовал над собой барина; без них ничто не воскрешало молодости его, деревни, которую они покинули давно».
Захар не воспринимал своей жизни в другой ипостаси, не как слуги Обломова, а, например, свободного ремесленника. Его образ не менее трагичен, чем образ Ильи Ильича, ведь в отличие от барина, он не может изменить свою жизнь – переступить через «обломовщину» и двигаться дальше. Вся жизнь Захара сосредоточена вокруг Обломова и его благополучие, комфорт и важность для слуги являются основным смыслом жизни. Показательным доказательством является эпизод спора между слугой и Ильей Ильичем, когда Захар уподобил барина другим людям и сам почувствовал, что сказал что-то действительно обидное для Обломова.
Как и в детстве Ильи Ильича, в его зрелые годы слуга продолжает заботиться о своем барине, хотя эта забота иногда и выглядит несколько странно: например, Захар может подать обед на побитой либо немытой посуде, уронить еду и, подняв с пола, предложить Обломову. С другой стороны, весь быт Ильи Ильича держится именно на Захаре – он знает все хозяйское добро наперечет (даже запрещает Тарантьеву брать вещи Обломова, когда тот не против), всегда готов оправдать своего барина и показать его лучшим (в беседах с другими слугами). Илья Ильич и Захар дополняют друг друга, так как представляют два основных проявления «обломовских» ценностей – барских и его преданного слуги. И даже после смерти Обломова мужчина не соглашается уехать к Штольцу, желая остаться рядом с могилой Ильи Ильича.
Образ героя, его роль в книге
В книге наблюдается своеобразный тандем крепостного и барина. Их взаимоотношения и описание раскрывают важные проблемы, которые попытался описать автор.
Женитьба персонажа
Захар женился в 55 лет на Анисье.
Она была полной противоположностью своему мужу, оттеняла его негативные черты. Женщина оказалась гораздо умнее супруга, чего Захар не смог ей простить. Он пытался постоянно ее обидеть и унизить.
Несмотря на это Анисья — спасительница для него, так как все время сглаживала конфликтные ситуации Захара с барином.
Женщине были характерны следующие черты:
- живость;
- проворность;
- ум;
- легкость;
- гибкость.
После смерти барина слуга перешел на попечение своей жены. Без него он был беспомощным. Образ Анисьи, а также семейные отношения Захара противоположны семейной жизни Обломова.
🗹Жена барина не хотела принимать своего супруга таким, какой он есть. Она не желала быть ему нянькой.
