КАРТИНЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОМАНЕ ШОЛОХОВА «ТИХИЙ ДОН»план-конспект урока по литературе (11 класс)
КАРТИНЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОМАНЕ ШОЛОХОВА «ТИХИЙ ДОН»
Цели: определить приемы изображения картин Гражданской войны в романе Шолохова, проследить, как переплетаются трагедия целого народа и судьба одного человека, как отражается проблема гуманизма в эпопее.
Ход урока
I. Вступительная беседа.
– Вы уже познакомились с романом М. А. Шолохова «Тихий Дон». О чем эта книга?
Вам уже известно, что в центре внимания автора романа «Тихий Дон» и его читателей – судьба русского народа, точнее донского казачества.
Уже в названии романа-эпопеи М. А. Шолохова заложен символический смысл. Дон – равнинная река, тихая, спокойная. В непогоду же буен он и опасен, как море, как океан. Накрывает он страшной волной Григория и Аксинью во время рыбалки, подобно стихии страсти, соединившей их судьбы. Зимой в полынью мгновенно проваливается лошадь с санями Пантелея Прокофьевича Мелехова, чудом спасается он сам…
В старинных казачьих песнях о батюшке «тихом Доне», который то «чистехонек», то «мутен» бежит, сосредоточено главное противоречие, присущее казачьему племени, соединившее в одних и тех же людях несоединимое: самую мирную созидательную профессию землепашца с воинской доблестью, с постоянной готовностью к войне, а значит, смерти, разрушению.
– Что вы знаете из истории казачества?
Исторически казаки – свободолюбивый народ; русские бунтари – Степан Разин, Емельян Пугачев из казаков. Но и самые верные, отборные царские войска, подавлявшие революции и чинившие погромы, – казачьи сотни. Отряды, первыми идущие по полю брани во время Первой мировой войны, – казачьи сотни.
Еще острее противоречия эти проявляются в горькое время, когда Дон становится местом братоубийственной войны и разделяет уже не берега, а людей, принося в курени казаков страшные вести. Так звучит тема войны. Об этом роман Шолохова.
В «военных» главах есть и батальные сцены, но они не интересны автору сами по себе. Писатель по-своему решает коллизию «человек на войне». В «Тихом Доне» мы не найдем описания подвигов, любования геройством, воинской отвагой, упоения боем, что было бы естественно в рассказе о казаках. Шолохова интересует другое – что делает с человеком война.
II. Лекция с опорой на текст.
«Тихий Дон» – это роман о судьбах народа в переломную эпоху. Знакомясь с героями произведения, мы заметим у каждого свою способность переживания и осмысления войны, но «чудовищную нелепицу войны» почувствуют все.
1. Сообщение ученика об изображении Первой мировой войны в романе.
Антитезой мирной жизни в «Тихом Доне» станет война, сначала Первая мировая, потом Гражданская. Эти войны пройдутся по хуторам и станицам, у каждой семьи будут жертвы. Начиная с третьей части романа трагическое определяет тональность повествования. Этот мотив звучит уже в эпиграфе и обозначается датой «В марте 1914…»
Сцепление коротких эпизодов, тревожная тональность, переданная словами: «сполох», «мобилизация», «война», – все это связано с датой – 1914. Писатель дважды ставит в отдельную строку слово «Война…» «Война!» Произнесенное с разной интонацией, оно заставляет читателя задуматься над страшным смыслом происходящего. Это слово перекликается с репликой старика-железнодорожника, заглянувшего в вагон, где «парился с остальными тридцатью казаками Петро Мелехов»:
« – Милая ты моя… говядинка! – И долго укоризненно качал головой».
Выраженная в этих словах эмоция содержит и обобщение. Более открыто оно высказано в конце седьмой главы: «Эшелоны…Эшелоны несчетно! По артериям страны, по железным путям к западной границе гонит взбаламученная Россия серошинельную кровь».
Глазами казаков мы увидим, как «вызревшие хлеба топтала конница», как сотня «железными подковами мнет хлеб», как «первая шрапнель покрыла ряды неубранной пшеницы». И каждый, глядя на «неубранные валы пшеницы, на полегший под копытами хлеб», вспоминал свои десятины и «черствел сердцем». Эти воспоминания-наплывы освещают как бы изнутри ту драматическую ситуацию, в которой оказались казаки на войне.
Перечитывается эпизод «Григорий убивает австрийца» (часть 3, глава 5).
После прочтения эпизода вспоминаются слова Л. Н. Толстого: «Война есть сумасшествие». Сумасшествие не только потому, что обесценивает жизнь, но и потому, что калечит душу и затмевает разум.
Именно «распаленный безумием, творившимся кругом», ринется Григорий Мелехов с шашкой на обеспамятевшего от страха австрийца «без винтовки, с кепи, зажатым в кулаке» (кн. 1, ч. 3, гл 5).
Ощущающий свою беззащитность, австриец в изображении Шолохова обречен на смерть: «Квадратное, удлиненное страхом лицо австрийца чугунно чернело. Он по швам держал руки, часто шевелил пепельными губами… Григорий встретился с австрийцем взглядом. На него мертво глядели залитые смертным ужасом глаза…»
Жуткая картина во всех подробностях долго будет стоять перед глазами Григория, мучительные воспоминания будут долго беспокоить его. При встрече с братом он признается: «Я, Петро, уморился душой. Я зараз недобитый какой… Будто под мельничными жерновами побывал, перемяли они и выплюнули… Меня совесть убивает…»
Григорий с интересом наблюдал за изменениями, происходившими с товарищами по сотне: «Перемены вершились на каждом лице, каждый по-своему вынашивал в себе и растил семена, посеянные войной». Автор останавливает наше внимание на тех, кого считает «нравственно искалеченными» войной.
Глазами Григория читатель увидит «боль и недоумение», таящиеся в уголках губ Прохора Зыкова, заметит, как «обуглился и почернел, нелепо похахивал» однохуторянин Григория Емельян Грошев, услышит, как наполнилась «тяжкими непристойными ругательствами» речь Егорки Жаркова.
Наиболее зловещей фигурой будет, конечно, Алексей Урюпин, по прозвищу Чубатый, преподающий Григорию не столько «сложную технику удара», сколько легкую технику убийства: «Человека руби смело. Мягкий он, человек, как тесто… Ты казак, твое дело – рубить, не спрашивая. В бою убить врага – святое дело… Поганый он, человек… нечисть, смердит на земле, живет вроде гриба-поганки» (кн.1, ч. 3, гл. 12).
Перемены и в самом Григории были разительны: его «гнула… война, высасывала с лица его румянец, красила его желчью». И внутренне он стал совершенно другим: «Огрубело сердце, зачерствело, будто солончак в засуху, и как солончак не впитывает воду, так и сердце Григория не впитывало жалости… знал, что больше не засмеяться ему, как прежде; знал, что трудно ему, целуя ребенка, открыто глянуть в ясные глаза; знал Григорий, какой ценой заплатил за полный бант крестов и производства» (часть 4, глава 4).
В эпическое повествование врывается голос автора: «Властно тянули к себе родимые курени, и не было такой силы, что могла бы удержать казаков от стихийного влечения домой». Каждому хотелось дома побывать, «хучь одним глазком глянуть». И, словно выполняя это желание, Шолохов рисует хутор, «по-вдовьему обескровленный», где «шла жизнь на сбыв – как полая вода в Дону». Авторский текст звучит в унисон со словами старинной казачьей песни, которая стала эпиграфом романа.
Так через батальные сцены, через острые переживания героев, через пейзажные зарисовки, описание-обобщение, лирические отступления Шолохов ведет нас к осмыслению «чудовищной нелепицы войны».
2. Изображение Шолоховым картин Гражданской войны.
Учитель. Свою оценку роману «Тихий Дон» дает писатель Б. Васильев, по-своему истолковывая суть гражданской войны: (можно записать на доске и в тетрадях): «Это эпопея в полном смысле слова, отразившая самое главное в нашей Гражданской войне – чудовищные колебания, метания нормального, спокойного семейного человека. И это сделано, с моей точки зрения, великолепно. На одной судьбе показан весь излом общества. Пусть он казак, все равно он в первую очередь крестьянин, земледелец. Он кормилец. И вот ломка этого кормильца и есть вся Гражданская война в моем понимании». Роман Шолохова конкретно-историчен по своей фабуле. Донщина – вот центр притяжения всех событий. Станицы, хутора по берегам Дона, Хопра, Медведицы. Казачьи курени. Полынные степи с затравевшим гнездоватым следом конского копыта. Курганы в мудром молчании, берегущие старинную казачью славу. Край, по которому так опустошительно прошла междоусобица Гражданской войны. В романе присутствует сама история Дона, выверенная, документированная, – действительные события, исторические имена, точная датировка, приказы, резолюции, телеграммы, письма, абсолютно точные маршруты военных походов. Судьбы героев соотнесены с этой исторической реальностью.
Некоторые исследователи романа, касаясь трагических событий на Дону, обвиняли казаков. В этом есть правда. Но далеко не полная. Горячо обсуждалась донская проблема уже в 20–30-е годы. В. А. Антонов-Овсеенко, например, в книге «Записки о гражданской войне», говоря о шатком поведении крестьянства на Дону, Украине и в других местах, отмечал в ряду причин не только экономическую основу средних слоев населения, но и то, что усиливало колебания, вызывало эксцессы: перегибы в проведении земельной политики, насильственное насаждение коммун, бестактность со стороны некоторых руководителей, не считавшихся с коренным населением, бандитское поведение «анархистского сброда», влившегося в красноармейские отряды.
Шолохов повествует о тяжелом моральном состоянии народа, который испытывает жестокость и со стороны «красных», и со стороны «белых». Автор никому не прощает жестокости. А она была всюду. Казак Федор Подтелков устроил самосуд над пленными офицерами, рубит есаула Чернецова, а затем, теряя всякое самообладание, отдает команду: «Руби их всех!». Не прощает этого Шолохов, как и не менее безрассудное и еще более кровавое судилище в хуторе Пономареве – казнь Подтелкова и всего отряда. Не прощает он садисту Митьке Коршунову расправы над пленными красноармейцами и старушкой, матерью Михаила Кошевого. Но многим поступкам и самого Кошевого нет оправдания: вспомните, как казнит он столетнего деда Гришаку, который пользовался всеобщим уважением в хуторе за бескорыстие и справедливость, поджигает курени казаков.
Многие в 1928 году удивились необычному в нашей литературе – концовке Второй книги романа. На Дону полыхает Гражданская война. Погибает красногвардеец Валет. Яблоновские казаки похоронили его. «Вскоре приехал с ближнего хутора какой-то старик, вырыл в головах могилы ямку, поставил на свежеоструганном дубовом устое часовню. Под треугольным навесом её в темноте теплился скорбный лик божьей матери, внизу на карнизе навеса мохнатилась черная вязь славянского письма:
В годину смуты и разврата
Не осудите, братья, брата.
Старик уехал, а в степи осталась часовня горюнить глаза прохожих и проезжих извечно унылым видом, будить в сердцах невнятную тоску».
– В чем суть такого финала?
Суть состояла в том, что Шолохов напоминает о стремлении народа утвердить нормы нравственности, которые складывались веками и часто связывались с образами религиозного происхождения. Скорбный лик божьей матери и надпись говорили о том, что пора прекратить раздор и кровопролитие, братоубийственную войну, остановиться, одуматься, обрести согласие, вспомнить о предназначении жизни, которое утверждает природа.
III. Итог. Творческая работа.
Каковы ваши впечатления от картин «чудовищной нелепицы войны»?
Напишите свои рассуждения, взяв эпиграфом слова
В годину смуты и разврата
Не осудите, братья, брата.
Домашнее задание.
Подготовиться (в группах) к семинару по образу Григория Мелехова, главного героя романа Шолохова «Тихий Дон».
II
Для ряда писателей предреволюционных лет характерно было моральное оправдание войны и ее эстетизация, способствующие созданию героических лжелегенд и идиллического мифа о ней. В этом явно сказалось продолжение старых лжеромантических традиций изображения войны как прекрасного зрелища, дискредитированных в свое время реалистической литературой XIX века, особенно Л. Н. Толстым. Жестокая правда о воине говорилась после Толстого каждый раз, когда вспыхивала новая война и снова возникала потребность разоблачить ее социальную суть: так Вс. Гаршин писал о русско-турецкой войне, В. Вересаев — о русско-японской и т. д.
В период первой мировой войны также происходит столкновение концепции эстетизации войны с концепцией художественной правды, хотя последняя могла выразиться лишь в ограниченной цензурой форме. Ярким примером эстетизации войны явилась книга Евг. Чирикова «Эхо войны». Заключительные строки книги звучат уже совершенно мистически: «…красиво вспыхивали над лесом огни разрывающейся шрапнели… в наступающей ночной тишине падали с небес сундуки с листовым железом… А в кротких бледно-синих небесах уже зажигались божьи лампады…»
Шолохов в своем описании военного пейзажа следует традиции Л. Н. Толстого. Влияние этой же традиции ощутимо и в некоторых очерках военного времени, например, Серафимовича. По существу, та же тенденция ярко выразилась в романе А. Барбюса «Огонь». «В тревожную паузу между героическими и раздирающими фанфарами, — писал критик журнала «Летопись» о французской литературе времен войны, — вливается жуткая тишина очень простых и верных страниц Барбюса»*. Многие шолоховские страницы можно охарактеризовать подобными словами. Но в них содержится и нечто большее, что связано с динамикой образа войны в романе, с объективной позицией автора, понимающего, что революция — единственно необходимый выход из создавшейся исторической ситуации.
* (Цит. по ст.: Андрей Левинсон. Из литературной жизни Франции («Огонь» Анри Барбюса). — «Летопись», 1917, № 5-6, с. 256.
)
Военный пейзаж у Шолохова всегда конфликтен, оп строится на контрастах мирного труда и войны (хлеба — конница), красоты природы и ужасов войны (деревья в рваных ранах) и т. д. Деталь в таком конфликтном описании становится многофункциональной, она соотносится и с близким, и с более отдаленным контекстом. В таком пейзаже сталкиваются три «начала» — человек, природа и война. В том, как обрисованы их взаимоотношения, ясно ощутим голос автора, его отвращение к войне, которая уничтожает плоды человеческого труда, красоту природы. Пейзаж у Шолохова лиричен и нередко отчетливее, чем прямые авторские суждения, выражает идейную позицию писателя. «Вызревшие хлеба топтала конница, на полях легли следы острошипых подков, будто град пробарабанил по всей Галиции… Там, где шли бои, хмурое лицо земли оспой взрыли снаряды: ржавели в ней, тоскуя по человеческой крови, осколки чугуна и стали. По ночам за горизонтом тянулись к небу рукастые алые зарева, зарницами полыхали деревни, местечки, городки. В августе — когда вызревают плоды и доспевают хлеба — небо неулыбчиво серело… В садах жирно желтел лист, от черенка наливался предсмертным багрянцем, и издали похоже было, что деревья — в рваных ранах и кровоточат рудой древесной кровью».
В этой пейзажной зарисовке сливаются в единое и художественно совершенное целое мотивы и детали трех пластов — природной стихии, природы, связанной с мирным трудом человека, и следов разрушающей деятельности человека. Все эти пласты можно отчетливо выделить, но вместе с тем мы их чувствуем как неразделимую картину горя человека и земли, как авторский плач над человеком и землей. Единство общей атмосферы описания и авторской оценки основывается прежде всего на нарушении однородности пейзажного описания при сохранении единства идей, единого пафоса.
Шолохов нигде не пользуется так часто, как в пейзаже, сравнением или метафорой, делающими пейзажную зарисовку динамически конфликтной. «От Балтики смертельным жгутом растягивался фронт». Даже в таком предельно обобщенном «пейзаже» на карте писатель найдет возможность дать свою оценку. «Великое разрушение и мерзостную пустоту являл город в этот предвечерний пышно расшитый красками час». Чаще всего Шолохов противопоставляет войне мирную жизнь, причем мирную жизнь представляют образы деревенской жизни, труда крестьянина, родной природы.
Иногда в описании военных действий достаточно одной-двух фраз, чтобы раскрыть конфликтность мирной жизни и войны: «Шагах в десяти от них волнилось неубранное, растерявшее зерно жито. Выхолощенные ветром колосья горбились и скорбно шуршали». Конфликтность содержится не только в самом включении «мирных» деталей в военный контекст, но и во внутреннем смысле этих деталей («неубранное жито» — люди, которым его убирать, заняты войной; «колосья… скорбно шуршали» — авторская оценка, потенциально совпадающая с чувствами героев).
Конфликтное сочетание мирных и военных деталей в пейзажном описании нередко приобретает символический характер. В таких случаях авторская оценка дается через изображение конкретной военной ситуации. Вот как рисует автор сцену атаки конницы, проносящейся через житное поле: «Высокое, выше пояса, жито, все перевитое цепкой повителью и травой, до крайности затрудняло бег лошадей. Впереди все так же зыбилась русая холка жита, позади лежало оно поваленное, растоптанное копытами». Жито, плод труда человеческого, будто сопротивляется войне, но стихия войны пока сильнее. Грустной иронией звучит в этой сцене старая метафора, давно перешедшая из крестьянской жизни в военную: «Убийственный огонь выкосил передние ряды».
Образы природной стихии перекликаются в романе с изображением тех перемен, которые происходят в солдатских построениях. Сравнения или метафоры не только ярко обрисовывают атмосферу войны, но и несут в себе четкую авторскую оценку: при Керенском «в армиях вызревший гнев плавился и вскипал, как вода в роднике, выметывая глубинными ключами…».
Сравнения, метафоры и символика, взятые из области природы, которые Шолохов использует для изображения войны, как правило, соотнесены с человеком, его настроениями, трагической судьбой.
Прием прямого сравнения или параллели между человеческим характером и явлением природы у Шолохова, как правило, подчеркивает исключительное значение персонажа, особое к нему внимание писателя. Именно так впервые вводится в роман образ большевика Бунчука, который «напоминал… обдонское дерево караич… весь он был скуп на краски, холодно-сдержан, — караич, крутое, железной твердости дерево, выросшее на серой супеси неприветливой об донской земли».
Военный пейзаж в романе «Тихий Дон» деэстетизирует войну, обнажая трагедийность событий и человеческих судеб, логику их движения к революции, авторскую оценку характеров и самого исторического процесса. Пейзажные зарисовки в романе в совокупности своей, даже если их рассматривать изолированно от тех конкретных эпизодов, с которыми они связаны, рисуют в обобщенном, порою символическом виде весь ход войны и страданий народа. Автор достигает огромного эффекта, одушевляя образ земли и природы. В этом образе нет сусальности, сентиментальности, а есть глубокая грусть, даже трагизм и вместе с тем утверждение бессмертия всего живого на земле. И в этом исторический оптимизм шолоховской эпопеи.
🗹
