Девятый эпизод первой части романа Ивана Александровича Гончарова – это глава «Сон Обломова». В ней молодой помещик, недавно перешагнувший тридцатилетний возраст, засыпает у себя в неухоженных съемных четырехкомнатных петербуржских апартаментах, и во сне к нему являются сцены из его же детства. Ничего фантастического или надуманного. Согласитесь, во сне бывает редко, когда мы видим документальность в чистом виде. Конечно же, это художественный прием автора. Сон Обломова – это своеобразное путешествие в ту пору, когда Илья Ильич был еще ребенком, окруженным слепой родительской любовью.
Зачем Гончаров выбрал такую необычную форму повествования? Необходимость ее присутствия в романе очевидна. Молодой человек, находящийся в расцвете сил, пребывающий в том возрасте, в котором сверстники достигли существенных жизненных успехов, целые дни проводит лежа на диване. Мало того, он не ощущает никакой внутренней потребности подниматься и что-то делать. К такому пустому внутреннему миру и искалеченной личности не случайно и не вдруг пришел Обломов. Сон Обломова – анализ тех первичных впечатлений и ощущений мальчика Илюши, которые позже сложились в убеждения, сформировали самую основу, фундамент его личности. Обращение Гончарова к детству своего героя неслучайно. Именно детские впечатления, как известно, привносят в жизнь человека или созидательное, или разрушительное начало.
Обломовка – крепостнический заповедник лени
Сон Обломова начинается с пребывания его семилетнего в родительской вотчине, деревне Обломовке. Этот маленький мирок находится на отшибе. Сюда не доходят новости, здесь практически не бывает приезжих с их хлопотами. Родители Обломова происходят из старинного дворянского рода. Поколение назад их дом был одним из лучших в округе. Жизнь била здесь ключом. Однако постепенно остыла кровь в жилах этих помещиков. Незачем трудиться, решили они, триста пятьдесят крепостных все равно принесут доход. К чему напрягаться, если жизнь все равно будет сытой и безбедной. Эта родовая лень, когда единственной заботой всего рода до обеда было его приготовление, а после него весь барский дом впадал в дрему, как болезнь, передалась и Илюше. Окруженный сонмом нянечек, спешащих выполнить любое пожелание ребенка, даже не давая ему подняться с дивана, живой и активный ребенок впитал отвращение к труду и даже забавам со сверстниками. Он постепенно стал вялым и апатичным.
Сон Обломова
Анализ романа И.А. Гончарова «Обломов»
«Сон Обломова». Истоки одной личности и всей страны. К концу первой части Обломов готов изменить прежнюю жизнь. Героя вынуждают внешние обстоятельства (необходимость переезда, снижение доходности имения). Однако важнее оказываются внутренние побуждения. Но прежде чем мы увидим результаты усилий Ильи Ильича подняться с дивана, Гончаров вводит особо озаглавленную новеллу о детстве героя – «Сон Обломова». Автор стремится найти ответ на терзающий Обломова вопрос, почему «тяжелый камень брошен на <?…> тропе его существования», кто «украл <?…> принесенные ему в дар миром и жизнью сокровища».
Литературные герои часто видят сны… Сон помогает нам понять характер персонажа, предсказать дальнейшую судьбу или раскрыть философские раздумья автора. Так и Обломов не просто дремлет. Сон рисует нам идеал героя. Но идеал не абстрактный: он когда-то был воплощен в родительском доме, в Обломовке. Поэтому сон есть в то же время воспоминание счастливого детства, оно видится сквозь призму взволнованного умиления (особенно образ покойной матушки). Однако и этот идеал, и это воспоминание более реальны для Обломова, чем настоящее. Заснув печальным сном, «тревожимый» жизненными заботами в чужом для него Петербурге, Илья Ильич проснулся семилетним мальчиком – «ему легко, весело». Герой Гончарова телесно присутствует в столице, но его душа здесь сворачивается, мертвеет. Духовно персонаж все еще живет в родной Обломовке.
В Обломовке, как и в Грачах, живут люди с патриархальным сознанием. «Норма жизни была готовой преподана им родителями, а те приняли ее, тоже готовую, от дедушки, а дедушка от прадедушки… Как что делалось при отцах и дедах, так делалось при отце Ильи Ильича, так, может быть, делается еще и теперь в Обломовке». Оттого-то всякое проявление личной воли и интересов, даже самое невинное, вроде письма, наполняет ужасом души обломовцев.
Даже время по-иному течет в Обломовке. «Они вели счет времени по праздникам, по временам года <…>, не ссылаясь никогда ни на месяцы, ни на числа. Может быть, это происходило оттого, что <?…> все путали и названия месяцев, и порядок чисел». Линейному течению событий – от числа к числу, от события к событию – они предпочитали круговое, или циклическое, время по сезонам года, по повторяющимся церковным праздникам. И в этом залог всеобщей стабильности.
Сама природа, кажется, поддерживает их: «Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю», <?…> не водится там ядовитых гадов, саранча не залетает туда; нет ни львов рыкающих ни тигров ревущих…» Сравнительно мягкий климат делает излишним противостояние природе, готовность отразить ее атаки, (как бы мы сказали, «катаклизмы»). Природа помогает жить в Покое, «на авось»: «Как одна изба попала на обрыв оврага, так и висит там с незапамятных времен, стоя одной ногой в воздухе и подпираясь тремя жердями. Три-четыре поколения тихо и счастливо прожили в ней. Кажется, курице страшно было войти в нее, а там живет с женой Онисим Суслов, мужчина солидный, который не уставится во весь рост в своем жилище». Но может быть, у крестьянина Онисима просто нет денег, чтобы починить свое жилище? Автор вводит парный эпизод: то же самое происходит на барском дворе, где ветхая галерея «вдруг обрушилась и погребла под развалинами своими наседку с цыплятами…». «Все дались диву, что галерея обрушилась, а накануне дивились, как это она так долго держится!» И здесь проявляет себя эта психология «авося»: «Старик Обломов < …> озаботится мыслью о поправке: призовет плотника», да тем и кончится.
К историческим истокам «обломовщины» Гончаров относит также сказки, былины, страшные рассказы о мертвецах, оборотнях и т.п. Писатель видит в русском фольклоре не просто «преданья старины глубокой». Это свидетельства определенного этапа развития человеческого общества: «Страшна и неверна была жизнь тогдашнего человека; опасно было ему выйти за порог дома: его того гляди запорет зверь, зарежет разбойник, отнимет у него все злой татарин, или пропадет человек без вести, без всяких следов». Перед человеком стояла первостепенная задача: выжить физически, пропитаться. Оттого в Обломовке царит культ Еды, идеал сытого, полненького дитяти – «стоит только взглянуть, каких розовых и увесистых купидонов носят и водят за собой тамошние матери». Первостепенную важность для людей приобретают не индивидуальные события (любовь, карьера), а те, которые способствуют продолжению Семьи – рождения, похороны, свадьбы. При этом имелось в виду не личное счастье новобрачных, а возможность через извечный ритуал подтвердить вечность Рода: «Они (обломовцы) с бьющимся от волнения сердцем ожидали обряда, церемонии, а потом, <…> женив <…> человека, забывали самого человека и его судьбу…»
Непонимание законов окружающего мира ведет к расцвету фантазии: «Ощупью жили бедные предки наши; не окрыляли и не сдерживали они своей воли, а потом наивно дивились или ужасались неудобству, злу и допрашивались причин у немых, неясных иероглифов природы». Запугивая самих себя действительными и мнимыми опасностями, люди воспринимали далекий мир как изначально враждебный, и всячески старались укрыться от него в своем Доме. Гончаров был уверен, что «обломовский» период прошли все страны мира. Признаки обломовской пугливой замкнутости писатель обнаружил на Японских островах. Но каким же образом Обломовка сохранила прежний уклад сквозь века и десятилетия? По-своему она тоже располагалась на далеких островах – «крестьяне <…> возили хлеб на ближайшую пристань к Волге, которая была их Колхидой и Геркулесовыми Столпами <?…> и более никаких сношений ни с кем не имели». «Сон Обломова» рассказывает о непроглядной российской глуши. Всего два века назад поволжские, заволжские земли были последним форпостом цивилизации (почти как фронтира в Америке). Далее простирались уже пространства, населенные полудикими нецивилизованными племенами – казахами, киргизами.
Нежелание выглядывать за переделы Обломовки было своего рода заповедью: «Счастливые люди жили, думая, что иначе не должно и не может быть, уверенные, что <?…> жить иначе – грех». Но обломовцы не только не желали, они не испытывали потребности выходить за грань самодостаточного мирка. «Они знали, что в восьмидесяти верстах от них был «губерния», то есть губернский город <?…>, потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут французы или немцы, а далее уже начинался <?…> темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами…» Враждебно может быть чужое, незнакомое, а всякому родившемуся в пределах маленького мира Обломовки обеспечены любовь и ласка. Здесь нет внутренних конфликтов и трагедий. Даже смерть, окруженная множеством старинных обрядов, предстает как печальный, но не драматический эпизод в бесконечном течении поколений. Здесь сохраняются черты земного рая, сказки наяву. Согласно законам сказки все важные философские вопросы о смысле бытия или не ставятся, или решены удовлетворительно отцами и дедами (в Обломовке царит неоспоримый культ Дома, Семьи, Покоя). Зато все обычные предметы и явления приобретают поистине сказочные, грандиозные размеры: «невозмутимое спокойствие», исполинские трапезы, богатырский сон, ужасные кражи («однажды вдруг исчезли два поросенка и курица»). И вот что интересно: другой современный исследователь В.А. Недзвецкий предположил, что мысль описать быт и нравы патриархального народа хоббитов пришла Толкиену после прочтения книги русского писателя. Пока это гипотеза и, следовательно, не претендует на абсолютную достоверность. Но и сбрасывать со счетов то, что любимые всеми зарубежные писатели брали уроки у русской литературы, тоже нельзя.
К тому времени, когда Гончаров писал эти строки, Обломовка далеко еще не исчезла с карты России. Исчезала плоть, а дух оставался. Слишком уж правила бытия Обломовки приспособлены к укладу русской жизни, мировоззрению русского человека. Дружинин полагал, что «Сон Обломова» <?…> тысячью невидимых скреп связал его с сердцем каждого русского читателя». Старый мир был хранителем вечных ценностей, заботливо отделяя добро от зла. Здесь царствует любовь, здесь каждому обеспечены тепло и ласка. Кроме того, «обломовский» мир – неиссякаемый источник поэзии, из которого Гончаров щедро черпал краски на протяжении всего творческого пути. Писатель часто прибегает к сказочным сравнениям, противопоставлениям, формулам (чтобы войти в избу к Онисиму, необходимо попросить стать к лесу задом, а к нему передом; испуганный Илюша «ни жив ни мертв мчится» к нянюшке; когда галерея рухнула «начали упрекать друг друга в том, как это давно в голову не пришло: одному – напомнить, другому – велеть поправить, третьему – поправить»). Исследователь Ю. Лощиц назвал творческий метод писателя сказочным реализмом.
Одно лишь тревожит русского писателя в этом исконном нравственном укладе Обломовки. Это – отвращение, органическое неприятие всякого рода труда; всего того, что требует мало-мальских усилий. «Они сносили труд как наказание, наложенное еще на праотцев наших, но любить не могли, и где был случай, всегда от него избавлялись, находя это возможным и должным». Может показаться, что писатель имел в виду барскую Россию. Действительно, если старики Обломовы могут сосредоточить заботы на обдумывании и поглощении обеда, крестьянам приходится работать, и пахарь «гомозится на черной ниве, обливаясь потом». Но идеал счастья как лени и ничегонеделания – у них общий. Об этом свидетельствуют символические образы грозящего обрушиться жилища, всеобщего сна или «исполинского» праздничного пирога. Пирог поглощали все как свидетельство сопричастности барскому укладу. Оттого так популярны у всех жителей уголка сказки про героев, подобных Емеле, сумевших «по щучьему веленью всего добиться не трудясь».
Среди этого «благословенного» покоя растет маленький человек. Хлопоты матушки, «деловые» разговоры отца с дворней, ежедневный распорядок барского дома, будни и праздники, лето и зима – все как кадры фильма проносится перед глазами ребенка. Бытовые эпизоды перемежаются ремаркой: «А ребенок слушал», «ребенок видит…», «а ребенок все наблюдал да наблюдал». Вновь, как в «Обыкновенной истории», Гончаров предстает в обличье педагога. Он приходит к смелому для своего времени выводу. Воспитание ребенка начинается не с целенаправленных усилий, а с раннего, почти бессознательного усвоения впечатлений окружающего. Гончаров рисует своего героя живым, подвижным ребенком, стремящимся исследовать галерею, овраг, рощу, заслужившим от няньки прозвище «юла». Но влияние страшных сказок, любящий деспотизм родителей привели к тому, что жизненные силы мальчика «никли, увядая». В свете такого печального вывода эпизоды прерванных проказ Илюши звучат буквально «смехом сквозь слезы»: «Дома отчаялись уже видеть его, считая погибшим; <?…> радость родителей была неописанная <?…>. Напоили его мятой, там бузиной, к вечеру еще малиною <?…>, а ему одно могло быть полезно: опять играть в снежки». И, конечно, не забудем о знаменитых чулочках, которые Обломову-младшему натягивают сначала няня, затем Захар. Вновь старшие внушают ему норму безделья; как только мальчик забудется до того, чтобы сделать что-то сам, раздается родительский напоминающий голос: «А Ванька, а Васька, а Захарка на что?»
В категорию ненавистного труда попадает и ученье, которое тоже требует умственных усилий и ограничений. Какому современному школьнику не понятны такие, например, строки: «Как только он (Илюша) проснется в понедельник, на него уж нападает тоска. Он слышит резкий голос Васьки, который кричит с крыльца:
– Антипка! Закладывай пегую: барчонка к немцу везти!
Сердце дрогнет у него. <?…> А не то как мать посмотрит утром в понедельник пристально на него да скажет:
– Что-то у тебя глаза не свежи сегодня. Здоров ли ты? – и покачает головой.
Лукавый мальчишка здоровехонек, но молчит.
– Посиди-ка ты эту недельку дома, – скажет она, – а там – что Бог даст.
Со времен Митрофанушки просвещение сделало шаг вперед: «Старики понимали выгоду просвещения, но только внешнюю его выгоду…» Необходимость трудиться хотя бы для того, чтобы сделать карьеру, споткнулась о поистине сказочную мечту добиться всего «по щучьему веленью». Приходит «обломовское» решение попробовать ловко обойти положенные правила, «разбросанные по пути просвещения и честей камни и преграды, не трудясь перескакивать через них <?…>. Учиться слегка <?…>, чтоб только соблюсти предписанную форму и добыть как-нибудь аттестат, в котором бы сказано было, что Илюша прошел все науки и искусства». В сказочной Обломовке даже эта мечта отчасти сбылась. «Сын Штольца (учителя) баловал Обломова, то подсказывая ему уроки, то делая за него переводы». Немецкого мальчика не минуло обаяние Обломовки, пленило «чистое, светлое и доброе начало» характера Ильи. Чего еще желать? Но такие отношения дают преимущества и Андрею. Это «роль сильного», которую Штольц занимал при Обломове «и в физическом и в нравственном отношении». Барство и рабство, по наблюдению Добролюбова, две стороны одной медали. Не умея трудиться, приходится отдать свою самостоятельность на волю другого (как позднее Захару). Сам Штольц знаменитой формулировкой подведет суровый итог воспитательным методам Обломовки: «Началось с неумения одевать чулки, а кончилось неумением жить».
?
Бессмысленный полет на крыльях фантазий
Затем сон Обломова перенес его в тот момент, когда няня читала ему сказки. Заложенный глубоко внутри творческий потенциал ребенка находил здесь выход. Однако этот выход был своеобразным: от восприятия сказочных пушкинских образов до дальнейшего переноса их в свои мечты. Сон Обломова указывает нам на то обстоятельство, что Илюша воспринимал повествования по-другому, чем иные дети, которые, услышав сказку, начинают активно обыгрывать со сверстниками. Он играл по-другому: услышав сказку, погружал ее героев в свою мечту, чтобы вместе с ними виртуально вершить подвиги и благородные поступки. Ему не нужны были сверстники, не требовалось в чем-либо участвовать. Постепенно мир мечты вытеснил реальные желания и стремления мальчика. Он ослаб, любая работа стала казаться ему скучной, недостойной его внимания. Работа, считал Обломов, — это для крепостных Ванек да Захарок.
Идеальный мир детства
Согласно плану Гончарова, композиция романа состоит из четырёх частей, первая из которых является прологом, вторая и третья — «поэмой любви», а четвертая подводит итог жизни героя. Необычность структуры заключается в том, что уже в первой части читателям преподносят «Сон Обломова», художественно-смысловой и философский центр произведения.
Анализ сна Обломова следует начинать с определения хронотопа. Место действия — родная деревня героя, а воспоминания соответствуют действительности, однако само пространство Обломовки носит не реальный, а идиллический характер. Сон лишён сюрреалистических моментов и мистического подтекста. Перед читателем идеальный мир счастливого детства, но мир не придуманный, а действительно существовавший в прошлом, поэтому перед читателем не утопия, а идиллия. Черты её проступают в описании картин природы, образе жизни поселян и их традициях:
- Замкнутый мир: в деревне всегда тихо, природа спит, никто из других деревень и сёл сюда почти не приезжает, никто не покидает пространства Обломовки.
- Соблюдение годового цикла, «космическое время» в эпизоде, жизнь в деревне словно идёт по кругу: каждый год похож на предыдущий, люди не болеют и не умирают, продолжительность жизни очень высокая.
- Мир добрый, благостный: жители отличаются спокойным и добродушным нравом, отношения между соседями хорошие, никакие «сильные страсти» людям несвойственны, главной заботой является приготовление вкусных блюд.
- Мир Обломовки полон традиций и ритуалов: здесь соблюдаются обычаи и традиции (главный герой назван по имени своего отца), отмечаются праздники, жители очень суеверны (если погасла свеча, нужно ждать гостей).
Повзрослевший Обломов — человек, который вырос в рамках идиллии и теперь мучительно пытается освоить реальный мир, полный забот. Настоящая Обломовка за эти годы потеряла свой процветающий облик: дома там наполовину разрушены, деревня разорена управляющим.
Однако Илья Ильич не замечает текущего состояния дел, он повсюду ищет возможности устроить свою жизнь, как в детстве.
Повторением Обломовки для героя становится Выборгская сторона, в доме Агафьи Матвеевны он может снова окунуться в идиллический мир, где всегда пахнет вкусной едой и ничего не требуется решать.
Школа, не изменившая жизненную позицию
Сон Обломова погрузил его в школьные годы, где ему вместе со сверстником Андрюшей Штольцем отец последнего преподавал курс начальной школы. Учеба проходила в соседнем селе, Верхлеве. Илюша Обломов в ту пору был мальчиком лет четырнадцати, полноватым и пассивным. Казалось бы, рядом с собой он видел отца и сына Штольцев, деятельных, активных. Это был шанс для Обломова изменить свои взгляды на жизнь. Однако этого не случилось, к сожалению. Задавленная крепостничеством одна деревня оказалась похожей на другую. Точно так же, как и в Обломовке, тут процветала лень. Люди пребывали в пассивном, дремотном состоянии. «Мир живет не так, как Штольцы», — решил Ильюша и остался во власти лени.
Место эпизода
В книге Гончарова есть несколько ключевых эпизодов:
- Парад гостей.
- Сон Обломова.
- Отношения с Ольгой.
- Письмо Обломова.
- Жизнь с Пшеницыной.
Роман писателя затрагивал как социальные, так и философские проблемы. Термин «обломовщина» относился к личностной деградации, косности мышления, нежелании отойти от устаревших устоев. Главный герой Илья Обломов не стремится развиваться и трудиться. Гончаров осуждает его за лень, апатию, «растительный» образ жизни — Илья круглыми сутками лежит на диване. В то же время, писатель не разделяет взглядов нового поколения в лице Штольца или Ольги. Первый был лишен душевного спокойствия и внутренней поэтичности, а вторая, будучи замужем, боялась мечтать о будущем и грустила по прошлому.
В романе нет однозначного ответа о том, кто был прав — Обломов или Штольц. Каждый читатель должен сам найти ответ на этот вопрос. Для лучшего понимания произведения его нужно прочитать полностью.
🗹
