Отношение Максима Максимыча к Печорину
Штабс-капитан, который не помнит о своих родителях ничего, а женой не обзавелся, радушно принимает Печорина. Он сразу показывает ему все места, рассказывает о местной жизни. Он готов помогать ему во всем, давать советы, подсказывать. Максим Максимыч добр и открыт сам по себе. Его удивляет странность Печорина, но при этом он видит в нем друга. Одиночество штабс-капитана не сделало из него черствого и циничного человека, скорее наоборот – он рад новому знакомству, видит в Печорине не только плохое, но и хорошее.
После смерти Бэлы Максим Максимыч очень удивлен реакции Печорина. Он отмечает, что сам бы на его месте умер с горя. Но на лице Печорина он не видит никаких чувств, только истеричный смешок пробежался холодком по коже штабс-капитана. Несмотря на это, он не отвернулся от Григория, ждал его, хранил его записи, искренне считал его приятелем, а возможно даже настоящим другом.
Друзья поневоле. Печорин и Максим Максимыч
Что бы значило такое: «Герой нашего времени» открывается повестью «Бэла», где о Печорине рассказывает Максим Максимыч, а заканчивается новеллой или (для унификации обозначения пожертвуем терминологической точностью) повестью «Фаталист», где на последней страничке глазами Печорина представлен Максим Максимыч? Повтор художественной детали, в том числе контрастный, доступен и последовательному повествованию (припомнить хотя бы две знаменитые картины весеннего дуба в «Войне и мире» Толстого). А Лермонтов — поэт по преимуществу, кольцевая рифма и кольцевая лирическая композиция его перу привычна; подобным образом завершить книгу в прозе — просто красиво. Но еще лучше, когда художественный прием многослойный и с изяществом формы сочетает глубину содержания.
Прежде чем двинуться в путь, обозначим методологическую основу. Приходится считаться с тем, что филологические тезисы не могут быть доказаны, подобно математическим теоремам; там четко: «пифагоровы штаны во все стороны равны», и не имеет никакого значения, по моде они сшиты или «та» мода давно устарела; доказанную истину надо принимать независимо от того, нравится она или нет. Напротив, эстетическое восприятие по природе своей носит двойственный, объективно-субъективный характер, и оценочное отношение исключить невозможно. А люди разные, и единое миропонимание (хотя, казалось, почему бы не торжествовать приверженности к общечеловеческим ценностям) недосягаемо. На вкус, на цвет товарищей нет! Существует и ныне даже укрепляется мнение, что власть художника над своим творением кончается с момента его выпуска в свет; как произведение оно восстанавливается только в сознании прочитавшего и, следовательно, попадает под произвол читателя! Мы вступили в полосу двухсотлетних юбилеев наших писателей-классиков. Как теперь их читать? Мы другие, значит — по-другому? Общего решения, как ни старайся, не будет.
У исследователя есть выбор. Кто-то предпочтет скромную задачу: понять писателя, законы, «им самим над собою признанные» (Пушкин). Награда за такой выбор самая достойная: «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная» (Пушкин). Мудро рассудил М. Гаспаров:
Филология трудна не тем, что она требует изучать чужие системы ценностей, а тем, что она велит нам откладывать на время в сторону свою собственную систему ценностей. Прочитать все книги, которые читал или мог читать Пушкин, трудно, но возможно; забыть (хотя бы на время) все книги, которых Пушкин не читал, а мы читали, неизмеримо труднее [Гаспаров: 26-27].
Это великолепное условие, но, как идеал, оно недостижимо. «Непредвзятых» толкований не может быть в принципе. Взятое «пред» — это образование, квалификация, опыт, вкус, мировоззренческая позиция исследователя. Надо заметить, что в «чужой» (лучше сказать — иной) системе ценностей — не все чужое; в выбранном предмете изучения найдется немало созвучного воззрениям исследователя. Тем более важно не подменять «иное» своим.
И все-таки если филологические истины нельзя доказать, то можно стремиться к тому, чтобы утверждения были внутренне непротиворечивы и мотивированы. В конце концов, существуют художественные произведения. Если их фактография лучше, естественнее укладывается в какую-то из обозначенных концепций, если фактами не требуется манипулировать, выпячивая одни и уводя в тень другие, это основание признать такую трактовку более предпочтительной.
Обращения к тексту бывают разными. К примеру, В. Влащенко в статье «Плач и смех в «истории души» Печорина» трактует плач героя после безуспешной погони за внезапно уехавшей Верой и смех после мучительной смерти Бэлы как «кульминационные моменты в «истории души» лермонтовского героя» [Влащенко. Плач… 295]. Исследователь произвольно выдвигает на первый план некоторые детали текста, приписывая им ведущую композиционную роль. Еще чувствительнее, что систему ценностей писателя исследователь подменяет собственной. Таковая система объявлена программно: «Необходима опора на Библию, ибо Лермонтов является глубоко религиозным художником, человеком с религиозным мировосприятием» [Влащенко. Странности… 169]. Характеристика религиозности Лермонтова в одну беглую фразу никак не укладывается, а утверждение, что писатель был «религиозным художником», вызывает возражение: он был светским художником. А дальше логика исследователя четкая: есть предмет (глубина души Печорина), берем универсальное средство (философско-религиозный уровень проникновения) — и полный порядок: все странности разъяснены, загадки разгаданы. Только возникает естественный (и скептический) вопрос: пригодна ли данная философско-религиозная система для понимания лермонтовской книги? У исследователя в том нет ни малейших сомнений: «религиозно-нравственный уровень человеческого бытия иерархически выше и значительнее философски-психологического уровня» [Влащенко 2013: 18]. Не ввязываясь в спор, что выше и значительнее, замечу, что сам подбор универсальных эффективных ключей непродуктивен.
Я попытаюсь показать, что «философски-психологический уровень» позволяет многое понять в лермонтовском изображении души человеческой.
В «Фаталисте» к уяснению заглавной сюжетной коллизии повести финальная страничка ничего существенного не добавляет, она фактически излишня. Но здесь напрямую выведен стыковочный узел для связи именно последней повести с повестью начальной. В рамках «Героя нашего времени» как книги сцена объясняет очень многое и тем самым выполняет исключительно важную композиционную роль. Здесь дано взаимное отражение персонажей друг в друге и, если угодно, объяснение некоторых странностей их последней личной встречи.
Нам предоставляется возможность оценить степень одиночества Печорина. История с Вуличем глубоко запала в его сознание, Максим Максимыч в крепости (на целый год!) его единственный собеседник: как не поинтересоваться мнением человека житейски опытного «насчет предопределения»? Первая неожиданность (впрочем, неожиданность ли?): в лексиконе Максима Максимыча такого слова нет. «Он сначала не понимал этого слова, но я объяснил его как мог…» Реакция Максима Максимыча примечательна, он говорит, «значительно покачав головою»: «Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!..» И не в том дело, что у него ума не хватает толковать о мудреных вещах: они ему просто неинтересны — и он сворачивает на предмет, ему хорошо знакомый: «Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький — того и гляди, нос обожжет… Зато уж шашки у них — просто мое почтение!»
Парадокс: у Максима Максимыча имеется прямой, но непроизвольный ответ на заданный ему вопрос; штабс-капитан по своей инициативе им пользуется в своем рассказе о Печорине («Бэла»): «Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!» (Здесь и далее, кроме оговоренного случая, выделено мною.) Так что Максима Максимыча можно считать стихийным фаталистом, и его позиция читателю известна заранее. А для самого Максима Максимыча, может быть, это застрявшее в памяти эхо его давней беседы с Печориным? Там высказывание по теме у него приходит как-то само собой, оно не предмет специальных раздумий. И его прямой ответ Печорину дается как будто между прочим: «…он примолвил, несколько подумав:
— Да, жаль беднягу… Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!..» Как будто ночью легко понять, что встретившийся казак пьян; но с чертом не поспоришь. «Впрочем, видно, уж так у него народу было написано!..» Даже и тут: примолвил — подумав. Но, вероятно, Максим Максимыч взял небольшую паузу просто потому, что невольно отвлекся: перед его мысленным взором, скорее всего, предстала страшная картина смерти Вулича, он и начинает с сочувствия погибшему; но то, что для Печорина — мировоззренчески важный ответ, для Максима Максимыча — проходное замечание.
Этот диалог привлекал внимание исследователей, причем симпатии оказались на стороне Максима Максимыча — за широту позиции, допускавшей как критическое, так и фаталистическое решение (см.: [Лотман: 288], [Поволоцкая: 223]), за «житейскую мудрость» (см.: [Михайлова: 339], [Удодов: 132], [Н. Тамарченко: 30-31], [Смирнов: 121]). Позиции героев нередко не противопоставлялись, а сближались. В. Коровин возвращает философский смысл бытовой и потому иронической фразе героя: «…отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги». Печорин похвалил себя не за то, что отбросил метафизику, а за то, что стал уделять внимание дороге, но, даже остерегаясь, споткнулся о зарубленную свинью. Вывод совершенно произвольный: «Так в завершающей роман фазе неожиданно сближены интеллектуальная натура Печорина и народная душа Максим Максимыча» [Коровин: 265].
Последняя фраза из журнала Печорина равнозначна приговору: «Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений». Максим Максимыч не любит таких прений — Печорин весь в этих прениях: тут между ними не просто разница во мнениях, еще одна в числе других; тут разница в принципах, в характере мышления, делающая этих людей несовместимыми. Печорин понял, что ничего более не добьется от штабс-капитана; уровень мышления его начальника стал ему предметно ясен, и этот уровень его не обрадовал.
Между тем Печорин, когда ему понадобилось объяснить свое охлаждение к Бэле, удостаивает Максима Максимыча исповеди. Реакция? «…В первый раз я слышал такие вещи от двадцатипятилетнего человека, и, бог даст, в последний…»
Ну и получи, что просил: это бог дал; при новой (и последней) встрече Печорин сдержан, к исповедям совершенно не расположен, и Максиму Максимычу никак не удается его разговорить, как бедолага ни старается.
— …Да подождите, дражайший!.. Неужто сейчас расстанемся?.. Столько времени не видались…
— Мне пора, Максим Максимыч, — был ответ.
— Боже мой, боже мой! да куда это так спешите?.. Мне столько бы хотелось вам сказать… столько расспросить… Ну что? в отставке?.. как?.. что поделывали?..
— Скучал! — отвечал Печорин, улыбаясь…
И ведь не лукавит Печорин! Он мастер рассказывать, но умеет в одно слово вместить содержание существенного отрезка своей жизни.
Максим Максимыч шокирован ходом краткой встречи, но, если разобраться, — что тут неожиданного в поведении Печорина? К числу известных штабс-капитану странностей сослуживца относится и такая: «…бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвешь со смеха…» Припомним такую сцену. Узнав о похищении Бэлы, Максим Максимыч — при эполетах и шпаге — явился к Печорину. Вот фрагмент разговора, начинающегося репликой Печорина:
— …Если б вы знали, какая мучит меня забота!
— Я все знаю, — отвечал я, подошед к кровати.
— Тем лучше: я не в духе рассказывать.
Сейчас Печорин всего лишь тоже «не в духе рассказывать», и главное — к дружеской болтовне с Максимом Максимычем он не склонен, а серьезные разговоры с ним изредка бывали, но никогда не приводили к пониманию. По той же причине встречей Печорин не дорожит; о возможности таковой ему доложили еще вечером, но он тут же и забыл о том, а вспомнил, когда рассказчик попросил его ради встречи немного подождать с отъездом. «…Но где же он?» Он тут и подбежал… Прикажете из вежливости уважить пожилого человека? Печорин позволяет себе единственное — при расставании он теплее, чем при встрече: «Ну полно, полно! — сказал Печорин, обняв его дружески, — неужели я не тот же?.. Что делать?.. всякому своя дорога!..»
Обняв — дружески… А ведь Печорин по своей инициативе исполнил то, что намеревался сделать Максим Максимыч в самом начале! Но жест дружелюбия Максимом Максимычем (да и исследователями) не замечен, не оценен.
Еще одну деталь надо взять на заметку. Максим Максимыч был готов не только броситься Печорину на шею, но и сменить форму общения. На вопрос Печорина: «Ну, как вы поживаете?» — следует встречный вопрос: » — А… ты?.. а вы?.. — пробормотал со слезами на глазах старик…»
А как раньше общались сослуживцы? Для Печорина, светского человека, обращение на «вы» к старшему по возрасту (по служебной иерархии — и по чину) вполне естественно. Максим Максимыч не педант в соблюдении формальностей, с самого начала он предлагает Печорину обращаться к нему по имени-отчеству, не по воинскому ритуалу. Но есть в повести сцена особенная. Прознав про похищение Бэлы, Максим Максимыч является к Печорину одетым по форме и обращается к провинившемуся официально и «как можно строже»: «Господин прапорщик!» Отбирает его шпагу, то есть наказывает Печорина домашним арестом. И тут же меняет тон!
Исполнив долг свой, сел я к нему на кровать и сказал:
— Послушай, Григорий Александрович, признайся, что не хорошо.
— Что не хорошо?
— Да то, что ты увез Бэлу…
Это прецедент, означающий, что Максим Максимыч мог переходить с отчужденно-вежливой на опрощенно-дружескую форму общения в зависимости от характера диалога. Вряд ли такую акцию поддерживал Печорин: его обращение к Максиму Максимычу неизменно вежливое, уважительное, но не более того. Так что при новой встрече Печорин своим традиционным обращением упреждает Максима Максимыча, и тот растерян («А… ты?.. а вы?..»), но вынужден принять обращение собеседника.
«Так вы в Персию?.. а когда вернетесь?» — уже вслед отъезжающему кричит Максим Максимыч. Печорин в ответ кричать не стал (повторяя то, что уже высказал прямым словом: «Удастся ли еще встретиться, — бог знает!..»), а «сделал знак рукой, который можно было перевести следующим образом: вряд ли! да и зачем?..».
Вот такая зеркальная симметрия добавлена: Максиму Максимычу претят философские размышления, Печорину не нужен бытовой застольный разговор, обо всем и ни о чем. Печорин только принципиально заключает: «Что делать?.. всякому своя дорога…» Финальная сцена в «Фаталисте» помогает нам понять сдержанность Печорина при последней встрече с Максимом Максимычем: сказалось мировоззренческое различие героев. «Дело в разделенности «простого человека» и «дворянского интеллигента», в той трагической пропасти, которую Лермонтов признает как одну из «едких истин»» [Маранцман: 28].
В советские времена к оценке этой ситуации добавлялся идеологический акцент: «Функция образа Максима Максимыча — подчеркнуть еще раз невозможность для Печорина примирения с действительностью и органическую чуждость для него всякого человека, с этой действительностью примиряющегося, каким бы высоким нравственным уровнем последний ни обладал» [Андреев-Кривич: 12].
В наблюдениях В. Виноградова над стилем прозы Лермонтова есть утверждение, выходящее далеко за языковые рамки; оно заслуживает уточнений и развертывания:
Авторское «я» и Максим Максимыч располагаются в одной плоскости по отношению к центральному герою — именно в плоскости внешнего наблюдателя. Уже этим обстоятельством в корне нарушались старые законы романтической перспективы. Там образ автора был вечным спутником романтического героя, его двойником. Там стиль авторского повествования и стиль монологов самого героя не разнился заметно. В них отражались два лика одного существа. В стиле Лермонтова авторское «я» ставится в параллель с образом «низкого», т. е. бытового, персонажа [В. Виноградов: 220].
Необходима поправка: недопустимо отождествлять автора и рассказчика; именно так было на каком-то начальном этапе работы, но затем рассказчик от автора решительно отделен. Еще одно уточнение-дополнение относительно Максима Максимыча делает сам исследователь: «Автор? > утрачивает тон почтительного уважения к его спокойной опытности и впадает в тон иронического сочувствия и даже фамильярной жалости к смешному старику <?…> Автор <?…> иронически разоблачает борьбу чувств и комическое самообольщение Максима Максимыча» [В. Виноградов: 235]. Это так: отношение рассказчика к Максиму Максимычу не стабильно однозначное, а динамичное; он занимает позицию внешнего наблюдателя не только по отношению к Печорину, но и по отношению к Максиму Максимычу.
К слову, читателям дана возможность не только слышать рассказы о Печорине, но и наблюдать героя непосредственно. Исследователи иногда пользуются этим, чтобы пророчески усмотреть в чертах героя признаки распада. Вот один из примеров: «А детали «зевнул» и «ленивая походка» говорят о том, что деятельный Печорин… значительно изменился: им овладела душевная усталость от жизни и проявляется уже не живой интерес, а холодное равнодушие к окружающему» [Влащенко 2013: 16]. Еще резче:
…мы с особой остротой замечаем… признаки неизбежности конца Печорина, отчетливые симптомы «ухода». Бурная энергия, полнота жизни, эксперимент, риск, игра, азарт самопознания, наполняющие «Тамань», «Княжну Мери» и «Фаталиста», дадут первый и необратимый срыв в «Бэле». В исповеди Печорина <?…> прозвучит безнадежное и как бы даже невыразительное в своей безысходности: «Авось где-нибудь умру на дороге». Встреча с Печориным в главе «Максим Максимыч» утвердит и усилит это впечатление. В холодном, отчужденном и погруженном в себя человеке с ленивой походкой и «нервической слабостью» в осанке трудно узнать Печорина, бросающегося в романтическую авантюру с Бэлой, загоняющего коня в погоне за ускользающим призраком счастья, рыдающего, как ребенок, на мокрой траве… На дворе владикавказской гостиницы мы видим человека, которому осталось только одно: практическое осуществление программы «отъезд — смерть в пути» [Владимирская: 52].
Это образчик субъективизма. Для убедительности взяты некоторые детали из текста, но дополнены так, чтобы получилось подобие решения математической задачи с подгонкой под заданный ответ. «Нервической слабостью», равно как погружением в себя Печорин, надо полагать, не сейчас обзавелся; ленивая походка — это домысел рассказчика. Ему хочется, чтобы читатели воспринимали описание срисованным с натуры. Но печоринский портрет срастается с психологической характеристикой. Рассказчик уверяет, что «это мои собственные замечания, основанные на моих же наблюдениях»; прибавим: только ли на них? Некоторые подробности не могли быть наблюдаемы. «Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками — верный признак некоторой скрытности характера». Но как рассказчик может судить о походке? Печорин сидит на скамейке у ворот. Допустим, встает, возле скамейки в раздумье, неторопливо прохаживается; это не повод для обобщений о походке. Рассказчик видел Печорина пересекающим площадь в сопровождении полковника Н.? Но и тут — идут двое, явно не торопясь, вероятно разговаривая: совсем не повод размахивать руками…
Весьма развернуто дается описание глаз Печорина:
Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся! Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей?.. Это признак — или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его — непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен.
И эта картина умозрительная, а не наблюдаемая. Во-первых, в период наблюдения за ним у Печорина не было повода смеяться! Во-вторых, описанные подробности взгляда (в общем-то, слишком литературные — и какими им быть еще?) можно было бы наблюдать только при пристальном разглядывании с близкого расстояния, что было бы не только нескромным, но и дерзким и вряд ли оставило бы Печорина равнодушно-спокойным. Рассказчик сам признается: «Все эти замечания пришли мне на ум, может быть, только потому, что я знал некоторые подробности его жизни…»
А из того, что мы сами видим и слышим, ничуть не следует, что Печорин холоден и отчужден. Максим Максимыч подбивает его на рассказ о петербургской жизни, он отвечает: «скучал» — «улыбаясь». А это что за оксюморон? Да ничего странного: всего-то Печорин ничуть не утратил чувства юмора. Скука с улыбкой не дружит, так ведь скука оставлена в прошлом, потому больше и не томит, а сейчас у него настроение хорошее — в предвкушении давно задуманного эксперимента.
- Бывает, что исследователь, пытаясь утвердить свое мнение, позволяет себе «поправлять» текст. Хочется В. Влащенко поддержать «христианское смирение» и мудрость «простого человека», выразителя «народной правды», и он утверждает, что последними словами Максима Максимыча «заканчивается «Фаталист» и весь роман…» [Влащенко 2013: 18]. Нет, книга кончается приговором Максиму Максимычу.[]
- »Печорин — человек, готовый проницательно и бесстрашно размышлять о глубинных нравственно-философских основаниях как мира в целом, так и отдельного человека в мире» [Есин: 67]. []
- «Другой на месте Максима Максимыча, обладающий большей чуткостью, мог бы легко догадаться, что Печорину по каким-то неизвестным причинам не до сердечных излияний. Максим Максимыч, вовсе не считаясь с состоянием своего «закадычного друга», все жаждет задушевной беседы» [Григорьян 1975: 260].[]
- «Печорин не осуждает штабс-капитана за то, что тот не в силах его понять, не винит никого в своем одиночестве, но с горечью признает, что у них разные дороги» [Маранцман: 28].[]
- Сцена наглядно свидетельствует, что Лермонтов исключает саму возможность «синтеза» «аристократической» позиции Печорина с «народной» Максима Максимыча, на который делает ставку А. Панарин [Панарин: 34]. []
- Типологическое различие героев подчеркивалось часто. Вот еще пример: «Выдвинутые на первый план повествования два основных героя романа — представители двух сфер русской жизни — России народной и России образованной» [Усок: 4].[]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Получить доступ
Уже подписаны? Авторизуйтесь для доступа к полному тексту.
Отношение Печорина к Максиму Максимычу
Печорин же с самого начала не проявлял к штабс-капитану никаких чувств. Он принимал его хорошее отношение, извлекая для себя выгоду, и не более того. Советов старшего товарища он не слушал. Немного сближает героев лишь общее горе – им приходится вместе ухаживать за раненой девушкой. Печорин лишь однажды приоткрывает Максиму Максимычу свои чувства. Он говорит о том, что его душа испорчена светом, что он не способен любить, а разные женщины для него одинаковы, их любовь неотличима одна от другой. Эта откровенность уже необычна для Печорина, ведь он привык хранить свои чувства под замком. Так или иначе, отношение Печорина к Максиму Максимычу говорит о том, что герой не способен на настоящие чувства и дружбу.
Вторая встреча персонажей
Однажды штабс-капитан узнал, что Григорий находится где-то недалеко от него, и стал ждать, когда приятель его навестит. Он начал дежурить на улице с самого утра, пропустив прием пищи. Максим Максимыч не дождался визита коменданта, потому что боялся пропустить встречу с Печориным. Но когда он увидел своего младшего товарища, сразу наткнулся на холодность и серьезность.
Штабс-капитан попробовал обнять друга, но ему лишь протянули руку для рукопожатия. Старик годами хранил письма товарища, но оказалось, что в этих отношениях только он испытывал теплые чувства. В преклонном возрасте такие огорчения переживаются особенно болезненно, только Печорину все равно, он не умеет ценить доброго человеческого отношения.
Главный герой выразил благодарность старику за то, что он его помнит, но эти слова были совершенно формальны. Трогательные чувства штабс-капитана, годы ожидания — все это разбилось об айсберг в душе Печорина.
Отношения двух персонажей романа «Герой нашего времени» — наглядный пример того, как контактируют друг с другом представители разных поколений, и отличная тема для сочинения. Пожилым людям всегда трудно наблюдать отчужденность молодежи. Дружба, забота и привязанность — это то, что был готов предложить Григорию штабс-капитан, и то, что он хотел бы получить в ответ. Главный герой остался безучастным. Не было предлога, почему между героями могло возникнуть отчуждение. Причиной послужило холодное сердце Печорина.
Знакомство
Максим Максимыч проходил службу в одной из кавказских крепостей. Ему оставалось немного до ухода на заслуженный отдых. Жизнь старого вояки текла своим чередом, тихо и размеренно. Серые будни были развеяны приездом в их места Григория Александровича Печорина.
Молодой офицер вызвал в нем симпатию, пробудив в душе отцовские чувства. Ему хотелось опекать и оберегать Печорина от всех бед. С первой минуты знакомства штабс-капитан предложил в разговоре избегать формальностей, называя друг друга по имени. Печорин придерживался другого мнения на этот счет.
Он не позволял вольностей в обращении к своему наставнику и был с ним предельно вежлив и тактичен. Максим Максимыч увидел в Печорине человека неординарного и сумасбродного. Даже не поддающиеся объяснению и логике поступки Печорина добрый старик оправдывал, ссылаясь на молодость и беспечность нового постояльца.
Рассуждение
В 1836 году М.Ю. Лермонтов начал создавать роман «Герой нашего времени». В это время он был молод, но читателю интересно наблюдать над тем, как талантливо автор показывает характеры персонажей, их качества, истории.
На страницах произведения два героя романа, Григорий Печорин и Максим Максимович встречаются на Кавказе, где они вместе прослужили около года. Как Печорин оказался на Кавказе? Этого привлекательного и удивительного человека привела сюда дуэль и поиски приключений.
Максим Максимович давно служит в регулярных войсках. По сравнению с Печориным он беден и добивался чина при помощи трудолюбия и способностей. Они одинокие люди, но хорошо воспитанный Печорин не смог установить контакт с любимой женщиной.
Максим Максимович был скромным человеком, который не общался с женщинами, так как боялся показать им свой быт и бедность. В нём отмечают доверие и доброжелательность. Он замечательно относится к Печорину, прощая ему плохие дела, заботясь о Беле, пытаясь утешить её в тяжёлой ситуации. Максим Максимович спокоен и рассудителен. Он дружелюбен с Печориным, умеет разговаривать с жителями гор, помнит их традиции. Он честно исполняет свой служебный долг, но доволен жизнью.
Максим Максимович считает Печорина странным человеком, который не может найти призвание в жизни. Печорина воспитывали образованные люди, но его не научили контролировать эмоции и ценить дружбу, любовь. Стоит отметить, что мужчина о себе говорит такие вещи: «У меня плохой характер; определяет ли уровень жизни воспитание человека; знаю то, что если я причиняю несчастья другим, то я несчастный человек; для других людей – плохое утешение, но в это так». Мужчина прав: сломанная жизнь Белы, разрешенная любовь княжны Мэри, утратившая возможность любить Вера, к ним присоединяется добродушный Максим Максимыч. Нельзя однозначно назвать его плохим персонажем.
Он честный и храбрый человек, который отлично понимать людей. У него острый ум и наблюдательность помогают ему увидеть недостатки людей того времени, и он стремится исправить все недостатки общества. Это сложно, поэтому-то считает его автор героем своего времени.
Рекомендую прочитать роман «Герой нашего времени», чтобы понять чувства героев. По воле автора на страницах романа встречаются два абсолютно разных человека, чтобы ярче отметить характер героя, отметить происходящую в обществе трагедию.
Прошло пять лет
С момента последней встречи прошло пять лет. Максим Максимыч ничуть не изменился. Он обрадовался Печорину искренне, по-детски. Григорий остался холоден, не проявляя эмоций. Максим Максимыч расстроился до слез. Ему было обидно. В этот момент он понял, что дружбы не было. Он ее придумал, выдавая желаемое за действительное. Слишком они разные люди.
Снова Печорин показал себя не с лучшей стороны по отношению к близким людям. Растоптал и забыл. В его жизни нет места ни любви, ни дружбе. Для него люди просто прохожие. Один из них Максим Максимыч.
Печорин
Персонаж молод и богат, но его нельзя назвать ветренным. Он четко знает, чего хочет и уверен в своих действиях. Вот только чувственности ему не хватает – он циничен и эгоистичен. Но Печорин не скрывает этого и даже гордится такими качествами. При редких откровениях с людьми, он заявляет, что его тоже можно было бы пожалеть, что он превратился в «нравственного калеку» и отдает себе в этом отчет. Лермонтов воплотил в этом образе многие черты реальных молодых людей того времени, а значит речь идет о трагедии поколения. Сравнение Печорина с Максимом Максимычем показывает, насколько два поколения отличаются друг от друга.
Последняя глава
В главе «Фаталист» Печорин раскрывается еще с одной стороны. Главный герой не ценит свою жизнь. Печорина не останавливает даже возможность смерти, он воспринимает ее как игру, которая помогает справиться со скукой. Григорий в поисках себя рискует жизнью. Он отважен и храбр, у него крепкие нервы, а в тяжелой ситуации он способен на героизм. Можно подумать, что этот персонаж способен на великие поступки, имея такую волю и такие способности, но на самом деле все сводилось к «острым ощущениям», к игре между жизнью и смертью. Как итог — сильная, беспокойная, мятежная натура главного героя приносит людям только несчастья. Эта мысль постепенно зарождается и развивается в разуме самого Печорина.
Печорин — герой нашего времени, герой своего, да и любого времени. Это человек, который знает повадки, слабости и В какой-то мере он эгоист, ведь думает лишь о себе и не проявляет заботу о других. Но в любом случае этот герой романтический, он противопоставлен окружающему миру. На этом свете ему нет места, жизнь растрачена впустую, а выход из этой ситуации — смерть, которая настигла нашего героя по пути в Персию.
Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» сочетает в себе черты реализма и романтизма. Наиболее яркий пример столкновения реалистического и романтического в произведении – противоположность образов Максима Максимыча и Печорина.
Максим Максимыч – закаленный в боях, на вид суровый и грубый штабс-капитан, однако, какое теплое сердце и какая нежная душа скрывается за его серьезностью! «Спокойный и сердечный Максим Максимыч не только противоположен Печорину, но и выше его…он принадлежит к тем скромным героям жизни, которые на первый же зов ее откликаются подвигом, и не требуют награды» – писал русский литературный критик Айхенвальд. В свою очередь, Печорин так же военный человек, но его сердце, подчиненное рассудку образованной личности, покрыто льдом; его душа, несмотря на острую жажду новых впечатлений и удовольствий, почти разучилась испытывать настоящие чувства – будь то страх или любовь. Даже речь Максима Максимыча, от лица которого ведется главное повествование в повести «Бэла», богата как разговорной лексикой, простонародными и порой грубыми выражениями, так и поэтизмами (например, при описании женской красоты).
В то же время речь Печорина статична и единообразна, как и характер этого героя: в ней все время сочетаются критичность, уверенность и надменность.
Максим Максимыч одинок, но все же весьма доволен своей скромной жизнью, Печорин же, без труда покоряющий женские сердца и занимающий высокое положение в обществе, лишь страдает и видит жизнь «пустой и глупой шуткой». В чем же тут дело? Многие сочтут, что исключительно в невероятном уме и глубине мысли Печорина, но я твердо убеждена – дело в его эгоизме. Ни один его поступок не был бескорыстной помощью другому человеку, все его деяния – погоня за собственным удовольствием. Но разве сочувствие, помощь и любовь, обращенные к ближнему (которым поражает и восхищает Максим Максимыч) – не самое важное в настоящем человеке, дарующее ему истинное счастье и умиротворение? Да, Печорин понимал психологию людей и был способен на глубокий самоанализ, в то время как Максим Максимыч лишь слушал свое сердце, отличающееся неподдельной добротой. Так какой же прок от высокого ума и осознания собственных пороков, если эти качества нисколько не ослабляют жестокости, самолюбия и равнодушия к чужим чувствам?
Максим Максимыч – совершенно реалистичный герой именно русского типажа, ведь зачастую для наших людей характерно скрывать самые лучшие чувства и добрые намерения, боясь показаться мягкосердечным. В нем отражены наилучшие качества нашего общества, в то время как Печорин – «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения», но так же исключительная и загадочная личность, почему его и можно считать героем романтическим. К сожалению, мы часто тянемся к чему-то таинственному, недоступному и нередко губительному, и не замечаем, не оцениваем по заслугам простой доброты и сочувствия, как будто бы слишком банальных, чтобы обращать на них внимание – так поступила и Бэла, грезящая о Печорине и слепая к бескорыстной заботе Максима Максимыча. Для меня лично истинным героем нашего времени стал «спокойный и сердечный Максим Максимыч», ведь искренняя простота, отзывчивость и скромная нежность куда больше достойны восхищения, чем осознание подлецом своих грехов.
Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) —
/ / / Сравнительная характеристика Печорина и Максима Максимыча
В произведении Лермонтова «Герой нашего времени» у всех персонажей совершенно разная не только внешность, но и само отношение к жизни.
Конечно, общего между ними мало, хотя они и стали хорошими приятелями. Большая разница в возрасте, происхождение и несхожие взгляды на одну и ту же ситуацию. А объединила их совместная служба. Оба мужчины много раз учавствовали в военных действиях на Кавказе, но теперь вынуждены нести службу в крепости, которая стояла у самой границы.
Был штабс-капитаном. Он был уже не молод, но имел армейскую выправку. Вся кожа на его лице была загоревшей, а на усах пробивалась проседь.
В произведении мужчина постоянно проявляет свое дружелюбие. Он прекрасно общается с местными горцами, знает их обычаи и даже преодолел языковой барьер.
Даже когда идет на преступление и ворует Бэлу из дома, штабс-капитан с пониманием относится к товарищу. Если нужно, то он готов идти на конфликт с горцами, только бы Григорий и Бэла были счастливы. Поселившуюся в крепости девушку он полюбил как собственную дочь, видимо потому, что своими детьми мужчина так и не обзавелся. Уже десять лет он прожил на Кавказе, и не думал о том, чтобы жениться или хотя бы начать ухаживать за какой-нибудь дамой. Ведь горцы, крепость и боевые товарищи и были его семьей.
После того, как Бэлу убили, мужчина долго горевал. Именно для него это стало настоящей трагедией. Максим Максимыч не понимал равнодушия Печорина, и осуждал «вдовца» за поспешный отъезд из крепости.
Что касается самого Печорина, то он не разделял с приятелем трагедии, а даже наоборот, мужчина рассмеялся у нее на похоронах. Он любил Бэлу как женщину, но ему было скучно и с ней. Он, как и Максим Максимыч, был холостяком. Только штабс капитан в силу возраста уже не хотел заводить отношений, а Печорин из-за того, что был слишком избалован женским вниманием. Мужчину, в его двадцать пять лет уже мало что радовало и интересовало. Он всегда шел наперекор судьбе и не искал легких путей.
Образ Печорина в главе «Бэла»
В главе «Бэла» открывается читателю со слов еще одного героя романа — Максима Максимыча. В данной главе описаны жизненные обстоятельства Печорина, его воспитание и образование. Здесь также впервые раскрывается портрет главного героя.
Читая первую главу, можно сделать вывод, что Григорий Александрович является молодым офицером, имеет привлекательную внешность, на первый взгляд приятный в любом отношении, у него хороший вкус и блестящий ум, прекрасное образование. Он аристократ, эстет, можно сказать, звезда светского общества.
Встречи с Печориным
Впервые Печорин и Максим Максимыч встретились в крепости N за Тереком. Сюда на службу Печорин был отправлен после дуэли с Грушницким. В течение года его непосредственным начальником был Максим Максимыч.
В это время и произошла история с Бэлой.
Вторая встреча героев была через 5 лет во Владикавказе — Печорин ехал в Персию и сделал здесь остановку. Здесь же он случайно встретил Максима Максимыча, который был очень рад этой встрече и надеялся на взаимность. Простодушный штабс-капитан считал, что их дружба памятна не только ему, но и Печорину. Но напрасно он надеялся, что Печорин тут же прибежит, узнав, что Максим Максимыч находится здесь в гостинице. До полночи прождал он его и, раздосадованный, вернулся в комнату.
Утром состоялась их встреча: Максим Максимыч хотел броситься на шею Печорину, но тот холодно протянул ему руку и стал прощаться, не желая более задерживаться. Старый вояка был очень обескуражен такой встречей, но тут же стал оправдывать Печорина: «… конечно, мы были приятели, — ну, да что приятели в нынешнем веке!.. Что ему во мне? Я не богат, не чиновен, да и по летам совсем ему не пара…»
А глаза его наполнялись слезами…
Упоминание о Максиме Максимыче появляется ещё в повести «Фаталист», но очень бегло.
Печорин в главе «Княжна Мери»
Характеристика Печорина в главе «Бэла» и в главе «Княжна Мери» поражает своей контрастностью, так как во второй упомянутой главе появляется Вера, которая стала единственной женщиной, сумевшей понять Печорина по-настоящему. Именно ее Печорин полюбил. Его чувство к ней было необыкновенно трепетным и нежным. Но в конечном итоге Григорий теряет и эту женщину.
Именно в момент, когда он осознает потерю избранницы, перед читателем открывается новый Печорин. Характеристика героя на данном этапе заключается в отчаянии, он уже не строит планы, готов к глупым и Не сумев спасти потерянное счастье, Григорий Александрович плачет, словно дитя.
🗹
