- Сочинения
- По литературе
- Толстой Лев
- Андрей Болконский на поле боя под Аустерлицем
Один из любимых героев Толстого – князь Андрей Болконский. Потомственный военный, красавец с гордым профилем. Я бы сказала – идеалист, в тайне мечтающий быть похожим на Наполеона. Ему так плохо и душно в светских салонах, и он отправляется на войну. Жену он оставляет со своим старым отцом.
Он хочет властвовать, как его кумир – Наполеон. А для этого надо обратить на себя внимание. Как лучше всего это сделать? Совершить подвиг на глазах тысяч людей. Идею подаёт Бонапарт, когда при битве при Тулоне он подхватывает знамя и увлекает солдат за собой.
Князь Андрей решает повторить этот эпизод в сражении под Аустерлицем. Он думает, что поведёт русских солдат за собой и победа будет за русской армией. Но, как известно, знаменосец – прекрасная мишень. И попасть в него опытному стрелку не составляет труда.
И вот он уже лежит раненый (слава Богу, не убитый. Не стал так быстро избавляться от него Толстой) лицом к высокому небу. И смотрит на плывущие по небу облака. И ему уже не до Наполеона и битвы, он размышляет о «бренности бытия».
А что его кумир? По роковому стечению обстоятельств он проходит мимо в компании военных начальников и принимает его за мёртвого. И произносит свою знаменитую фразу о прекрасной смерти. Но как теперь это мало волнует князя Андрея! И Наполеон показался ему маленьким толстяком.
Он ему теперь не интересен. Он разочаровался в нём. Не зря у русских есть пословица: «Не сотвори себе кумира». А князь Андрей сотворил себе своими собственными руками. Теперь его больше занимают облака, плывущие по высокому небу.
Цель жизни князя – прославиться рухнула. А другой пока нет. Когда лежишь на поле боя с пробитым пулею плечом и думаешь, в плен к французам или всё-таки свои подберут, волей- неволей мысли обращаются к Богу, к жене, сыну. И умирать как-то не хочется. Когда, наконец, пришло прозрение, что главное в жизни – тихое семейное счастье, так хочется жить!
Всё, военной службе конец, навоевался. В жизни и мировоззрении князя Андрея наступает перелом. Иногда надо испытать шок, чтобы понять правильно ты живёшь или нет. Жизнь так хрупка и даётся один раз. А слава приходит и уходит. Народ быстро забывает своих кумиров.
Лежа с пробитым плечом, князь со стороны увидел своего кумира, увидел не в лучшем свете – жестоким, тщеславным, ничтожным, получающим наслаждение от несчастий других. У него явно был комплекс неполноценности.
Монолог князя андрея с дубом. «Небо Аустерлица» – полная перемена взглядов князя Андрея
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для новой встречи с Наполеоном, и в высшем свете много говорили о важности этого события. В 1809 году близость двух «властелинов мира», как называли Александра и Наполеона, дошла до того, что когда Наполеон объявил войну Австрии, русский корпус выступил за границу, чтобы сражаться на стороне бывшего противника против бывшего союзника, австрийского императора.
Мы надеемся, что Господь сотворит новый порядок в мире, Он единственный, способный создать семью человечества и сохранить различия между народами, так что в великолепии каждого из них, ставящего на службу другого, светит единственный свет жизни, которая, приукрашивая земную родину, превращает ее в преддверие вечной Родины.
Возможно, все звучит как сон. Но, кроме того, что, если отношения между христианами взаимной любви, отношения между христианскими народами могут быть только взаимной любовью, по логике Евангелия, которая не меняется — есть связь, которая уже объединяет народы сильно и что голос народа, каждого народа, который так часто является голосом Бога, уже провозглашен. Эта связь, скрытая и находящаяся в сердце каждого народа, — это Мария.
Жизнь же обычных людей шла как обычно, со своими вопросами здоровья, любви, труда, надежды и т. д., независимо от отношений Наполеона с Александром. Князь Андрей два года прожил в деревне, никуда не выезжая. Все те меры, которые затеял у себя в имении Пьер и которые он не смог довести ни до какого результата, все эти меры, без особого труда, были успешно воплощены в жизнь князем Андреем. У него, в отличии от Безухова, была та практическая цепкость, благодаря которой дела без его особых усилий продвигались вперед. Некоторых крестьян он перечислил в вольные хлебопашцы, для других заменил барщину оброком. Крестьяне и дворовые обучались грамоте, специально для них была выписана ученая повивальная бабка. Одну часть своего времени Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, другую — в имении Богучарово. Вместе с тем он внимательно следил за внешними событиями, много читал и размышлял. Весной 1809 года князь Андрей поехал в рязанское имение своего сына, состоявшего под его опекой.
Кто сможет отговорить бразильцев от идеи, что «Богоматерь Апарецида», королева своей земли? Кто может отрицать португальцев, что Мария — «Богоматерь Фатима»? Или кто не признает, что она, для французов, является «Улыбающейся леди Лурда»? Для поляков, Девы Ченстоховой?
И кто может отрицать, что Мария — «кастелан Италии»? Но чего-то не хватает, и Мэри не может этого сделать; мы должны помочь ей. Наше сотрудничество не хватает, чтобы католический народ, как и многие братья, объединился, пошел к ней и одновременно признал ее, Мать и Королева.
Долгое время можно было подумать, что будущее общество будет принадлежать Олдосу Хаксли. Везде экраны телевизоров и громкоговорители повторяют лозунги режима. «Война — это мир». «Свобода — это рабство». «Невежество — это сила». Мы видим принцип фашистских диктатур, инверсию реальности.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам…
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично-растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Служение истины» — это пропаганда и ложь. «Министерство Любви» занимается пытками. И «Министерство изобилия» организует голод. Мир делится на три категории людей: очень небольшое число, из-за которого происходят события, более важная группа, которая наблюдает за ними и наблюдает за их исполнением, и, наконец, подавляющее большинство, которые никогда не знают, что что произошло в действительности. Николас Мюррей Батлер.
Служение истины — Минивер, на новинском языке, пораженное его разницей с окружающими объектами, это была гигантская пирамидальная конструкция из блестящего белого бетона, она поднимала свои террасы высотой до трехсот метров, С своего поста наблюдения Уинстон все еще мог расшифровать на фасаде художественную надпись трех лозунгов партии. Война — это мир Свобода — это рабство. Невежество — это сила.
«Весна, и любовь, и счастие!»- как будто говорил этот дуб,- «и как не надоест вам все один и тот же глупый и бессмысленный обман. Все одно и тоже, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они — из спины, из боков; как выросли — так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Сообщалось, что служение истины составило три тысячи единиц над уровнем земли и соответствовало подземным последствиям. Распространяясь по всему Лондону, было только три других сооружения с похожим внешним видом и размерами. Они настолько полностью ошеломили окружающую архитектуру, что с крыши блока Победы они могли видеть все четыре одновременно. Это были помещения четырех министерств, между которыми был разделен весь механизм правления.
Министерство правды, которое занималось развлечениями, информацией, образованием и изобразительным искусством. Министерство мира, которое принимало участие в войне. Служение любви, которое наблюдало за соблюдением законности и порядка. Министерство изобилия, которое отвечало за экономические вопросы.
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он все так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, — думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь,- наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно-приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
Уинстон резко обернулся. Он фиксировал на своих чертах выражение спокойного оптимизма, которое было разумно показать, когда мы смотрим на телеграф. Мы не стремимся к власти ради наших целей, но ради большинства, как мы ее определяем, люди, эти причудливые создания и грехи, не могут терпеть свободу или смотреть правде в глаза. быть направленными теми, кто сильнее себя. Человеческий вид имеет выбор между свободой и счастьем, а счастье — лучше.
Благо других не интересует нас, мы ищем только силу, чистую силу. Нацисты и коммунисты пришли очень близко к нам своими методами, но у них не было смелости признать свои собственные мотивы, заявив, что они захватили власть на ограниченный период; мимо критической точки, был бы рай, где мужчины были бы свободными и равными. Мы не такие, мы знаем, что никто никогда не захватывает власть с намерением отречься от нее. Мы не устанавливаем диктатуру для защиты революции. Революция делается для установления диктатуры.
По опекунским делам князю Андрею необходимо было увидеться с уездным предводителем, графом Ильей Андреевичем Ростовым. Болконский отправился к нему в Отрадное, где граф жил, как прежде, принимая у себя всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Подъезжая к дому Ростовых, Андрей услышал женский крик и увидел бегущую наперерез его коляски толпу девушек. Впереди других, ближе всех к коляске, пробегала черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, которая что-то кричала. Но узнав чужого, она, не взглянув на него, побежала назад. Девушка, на которую обратил внимание князь Андрей, была Наташа Ростова. При взгляде на нее Болконскому вдруг стало больно.
Преследование за преследование. Пытки — это пытка. Мощность для питания. Но если он свободен, человек всегда побежден, но если он отказывается от своей идентичности, если он подчиняется полностью и полностью, он сливается в коллективную власть, тогда он всемогущ и бессмертен.
Эта сила также является властью над другими людьми, над телами, но особенно над духами. Власть над материей не важна, наше владение материей абсолютно, главное — командовать умом, реальной силой, силой, за которую мы должны бороться день и ночь, — это не над вещами, а над людьми.
«Чему она так рада? О чем она думает? И чем она счастлива?» — невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
В течение дня, во время которого Андрея занимали старшие хозяева и гости, прибывшие в имение Ростова по случаю его именин, он не раз останавливал свой взгляд на чему-то веселившейся Наташе, пытаясь понять, что она думает и чему так радуется.
Сила состоит в том, чтобы причинить страдания и унижения. Сила состоит в том, чтобы оторвать человеческий дух на куски, которые затем собраны в новых формах, которые были выбраны. Вы начинаете видеть, какой мир мы создаем? Мир страха, предательства, муки. Мир дробления и сокрушения, мир, который, как он уточняет, станет более беспощадным. Наша цивилизация основана на ненависти; не будет никаких других эмоций, кроме страха, ярости, триумфа и унижения, и мы уничтожим все остальное. Мы отрезали связи между ребенком и родителями, между мужчиной и мужчиной, между мужчиной и женщиной.
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее…
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
Только еще один раз, — сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
Да когда же ты спать будешь? — отвечал другой голос.
Но позже не будет ни жены, ни друга, и дети будут отняты у матери при рождении, так же как их яйца будут взяты у цыплят, а деторождение будет ежегодной формализацией, например, возобновлением карты еды. Не будет лояльности, кроме власти. Все удовольствия от эмуляции будут уничтожены, заменены все возрастающим опьянением власти, которые будут совершенствоваться все больше и больше. Мы закажем жизнь на всех уровнях.
Вы представляете, что есть что-то, называемое человеческой природой, которое будет возмущено тем, что мы делаем, и повернемся против нас. Но мы создаем человеческую природу. Человек бесконечно податливый. Таков мир, который мы готовим. Мир, в котором победы победят и победят в триумфах, мир вечного давления, всегда обновляющийся, на уровне власти, вы начинаете понимать, что будет с этим миром. поймите, вы примете это, вы встретите его с радостью, вы попросите свою долю в боготворе ваших собственных палачей.
Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
Ты спи, а я не могу, — отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Все затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
Война и мир — это работа Прудона, важная его потомками, особенно в революционном синдикализме, и сложным тезисом. Прудон утверждал, по сути, против доминирующей философской традиции, существования права силы и войны как принципа справедливости. Этот тезис находится в работе среди философов новой школы и теоретиков-практиков революционного синдикализма.
Ставки заключаются в следующем. Утверждение права на силу состоит в том, чтобы подтвердить, что прямое действие профсоюза может быть законным производителем. Следует также утверждать, что социальная война, осуществляемая пролетариатом, содержит имманентный принцип справедливости. Действительно, война — это моральный факт, который связан с требованием достоинства. Первую причину любой войны в соответствии с Прудоном нужно искать в пауперизме: последнее является выражением экономического дисбаланса в обществе и, следовательно, несправедливости.
Соня неохотно что-то отвечала.
Нет, ты посмотри, что за луна!.. Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, — туже, как можно туже — натужиться надо, — и полетела бы.. Вот так!
Полно, ты упадешь.
Ведь второй час.
Ах, ты только все портишь мне. Ну, иди, иди.
Понятие божественного факта в Прудоне не относится к божественной трансцендентности, а к факту, который избегает всякого разумного объяснения. Это относится к идее о том, что было бы создание в природе, то есть факты, которые нельзя объяснить, или которые не могут быть объяснены с помощью первой причины.
Для Прудона война — это моральный и социальный факт. Животные не воюют. Нет возможности войны, если человек живет один. Война — это моральный факт, потому что через войну выражается желание быть признанным другими: желание славы является одним из выражений этого стремления к признанию.
Опять все замолкло, но князь Андрей знал, что она все еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! — вдруг вскрикнула она.
Спать так спать! — и захлопнула окно.
«Им дела нет до моего существования!» — подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему-то ожидая и боясь, что она скажет что-нибудь про него. — «И опять она! И как нарочно!» — думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
Именно через нее человек, едва ли из грязи, который служит его матрицей, положен в его величии и доблести, а на теле врага сбит, он делает свой первый мечта о славе и безнравственности. Война, Откровение справедливости. Прудон стремится показать в своей работе, что война является имманентным производителем права и, следовательно, справедливости. Но для этого нужно вернуться, даже к понятию войны, к силе.
Прудон связывает людей и закон силы, через понятие силы чисел. Первая легитимность людей заключается в численности чисел. Эта настойчивость среди философов отказаться от существования права на силу также является настоятельной необходимостью отрицать силу числа и, следовательно, народ, основу его легитимности. Прудон напоминает нам, что эта сила чисел, принцип голосования большинства, соответствует принципу любой демократической системы.
На следующий день, попрощавшись только с графом, не дождавшись выхода дам, Андрей поехал домой. На обратном пути он въехал в ту же березовую рощу, в которой его поразил корявый дуб. Но теперь Андрей смотрел на него совершенно по-иному.
Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя — ничего не было видно. Сквозь жесткую столетнюю кору пробились из сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», — подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна — и все это вдруг вспомнилось ему.
«Право народа — это право силы». Из общедоступного, всеобщего или ограниченного избирательного права, прямого или косвенного, выведен парламентский принцип большинства: разве это еще не является и по-прежнему является причиной сила? Разумеется, сила важна по своей природе, и это важно упомянуть; но в чем причина силы?
Закон силы не только присутствует на войне. Действительно, силу нельзя путать с насилием. Но несправедливость возникает, когда социальные силы больше не находятся в равновесии, и особенно когда класс сокрушает другого, отрицая его его достоинство. Поэтому речь идет о восстановлении равенства в экономических терминах.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, — вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю все то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Война как Откровение Идеального. Жизнь, действие и борьба: Прудон делает действие характерным для жизни: живое существо по отношению к инертному характеризуется тем, что оно действует. Ибо нравственное существо, действие, практика также характеризуют его.
Но можно пойти еще дальше, утверждая, что моральное существо является результатом этого действия. Какова должна быть характеристика действия для создания морального существа? Это переменность, с которой она может конкурировать. Таким образом, фундамент антрополизации человека и его внешности как морального существа находится в работе. Действие, с помощью которого человек противостоит своей природной среде, чтобы преобразовать ее, — это труд. Работа Прудона реализует феномены солидарности, посредством разделения труда и соперничества, благодаря стремлению быть признанным в его достоинстве своей работой.
Возвратившись из поездки по имениям, Андрей неожиданно для самого себя решил осенью ехать в Петербург. В августе 1809 года он осуществил свое намерение. «Это время было апогеем славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов».
Л.Н.Толстой «Война и мир» Встреча князя Андрея Болконского с дубом
«…На краю дороги стоял дуб. Он был, вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными суками и корой, заросшей старыми болячками. С огромными, неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиниться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца. Этот дуб как будто говорил: «Весна, и любовь, и счастье! И как не надоест вам все один и тот же глупый, бессмысленный обман! Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинокие, и вон я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, выросшие из спины, из боков — где попало. Как выросли — так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам». Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу. Цветы и трава были и под дубом, но он все так же, хмурый, неподвижный, уродливый и упорный, стоял посреди них. «Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, — думал князь Андрей. — Пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем: наша жизнь кончена!» Целый ряд мыслей, безнадежных, но грустно-приятных, в связи с этим дубом возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь и пришел к тому же успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая… Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. «Здесь, в этом лесу, был этот дуб, с которым мы были согласны. Да где он?» — подумал князь Андрей, глядя на левую сторону дороги. Сам того не зная, он любовался тем дубом, которого искал, но теперь не узнавал его. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия — ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробивались без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что это старик произвел их. «Да это тот самый дуб», — подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна — все это вдруг вспомнилось ему. «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, — вдруг окончательно и бесповоротно решил князь Андрей. — Мало того, что я знаю все то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо. Надо, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мной вместе»
деть в себе полубогов.
Один только Кутузов понимает весь трагизм предстоящего сражения и знает, что оно будет
проиграно, и просит передать это государю. Но кто будет слушать старого главнокомандующего, по-
вторяющего неприятные речи? Кому интересен этот старик, когда во главе своих войск стоит сам обо-
жаемый молодой император? Одни мечтают «умереть за него», другие хотят отличиться, третьи — вы-
двинуться и получить награду, четвертые надеются на победу русских войск просто потому, что надо же
на что-то надеяться, а час Аустерлица приближается, он неминуем.
16. НЕБО АУСТЕРЛИЦА
На военный совет перед Аустерлицким сражением собрались все начальники колонн, «за ис-
ключением князя Багратиона, который отказался приехать». Толстой не объясняет причин, побудив-
33
ших Багратиона не явиться на совет, они и так ясны. Понимая неизбежность поражения, Багратион
не хотел участвовать в бессмысленном военном совете.
Но остальные русские и австрийские генералы полны той же беспричинной надежды на побе-
ду, какая охватила всю армию. Только Кутузов сидит на совете недовольный, не разделяя общего на-
строения.
Австрийский генерал Вейротер, в чьи руки отдано полное распоряжение будущим сражением,
составил длинную и сложную диспозицию — план предстоящего боя. Вейротер взволнован, ожив-
лен. «Он был как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез или его гнало,
он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему пове-
дет это движение».
Позднее, во время боя, когда начнется паника, русские солдаты станут проклинать австрий-
цев, считая их трусами и изменниками, но это будет несправедливо.
Вейротер не трус и не изменник: он ждал этого дня, как князь Андрей — своего Тулона. Он не
думает ни о чем, кроме боя, верит в победу, убежден в своей правоте и не жалеет сил, чтобы дока-
зать ее.
На военном совете каждый из генералов убежден в своей правоте. Все они так же озабочены
самоутверждением, как юнкер Ростов в квартире Друбецкого. Вейротер читает свою диспозицию,
французский эмигрант Ланжерон возражает ему — возражает справедливо, но «цель этих возра-
жений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру… что он имел
дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле».
На совете происходит столкновение не мнений, а самолюбий. Генералы, каждый из которых
убежден в своей правоте, не могут ни сговориться между собой, ни уступить один другому. Казалось
бы, естественная человеческая слабость, но принесет она большую беду, потому что никто не хочет
видеть и слышать правду.
Поэтому бессмысленна попытка князя Андрея выразить свои сомнения. Поэтому Кутузов на
совете не притворялся — «он действительно спал», с усилием открывая свой единственный глаз «на
звук голоса Вейротера». Поэтому в конце совета он коротко сказал, что диспозиция уже не может быть
отменена, и отослал всех.
Понятно недоумение князя Андрея. Его ум и уже накопленный военный опыт подсказывают:
быть беде. Но почему Кутузов не высказал своего мнения царю? «Неужели из-за придворных и лич-
ных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей
жизнью?» (курсив Толстого) — ду-
мает князь Андрей.
В нем говорит сейчас то же чувство, с которым Николай Ростов в Шенграбенской битве бежал
к кустам: «Убить меня? Меня,
кого так любят все!» (Курсив Толстого.)
Но разрешаются эти мысли и чувства князя Андрея иначе, чем у Ростова: он не только не
бежит от опасности, но идет к ней навстречу: «Завтра, может быть, все будет кончено для
меня… Завтра же, может быть, — даже наверное завтра, я это предчувствую, в первый раз мне при-
дется, наконец, показать все то, что я смогу сделать».
А в самом деле, разве молодой, полный сил, талантливый человек должен рисковать своей
жизнью потому, что генерал союзной армии составил неудачный план сражения или потому, что рус-
ский царь молод, самолюбив и плохо понимает военную науку? Может, на самом-то деле вовсе не
нужно князю Андрею идти в бой, обреченность которого ему уже ясна, а нужно поберечь себя,
свою жизнь, свою личность?
Мы уже говорили о том, что князь Андрей не мог бы жить, если бы перестал уважать себя,
если бы унизил свое достоинство. Но, кроме того, в нем есть тщеславие, в нем живет еще мальчик,
юноша, который перед сражением заносится мечтами далеко: «И вот та счастливая минута, тот Ту-
🗹
