Урок-учебное исследование по повести А.С. Пушкина «Барышня-крестьянка»

Анализ «Барышня-крестьянка» Пушкин

3.9

Средняя оценка: 3.9

Всего получено оценок: 905.

3.9

Средняя оценка: 3.9

Всего получено оценок: 905.

Первая ассоциация, которая возникает, когда мы слышим фамилию Пушкин – «поэт». Однако проза Александра Сергеевича не менее прекрасна. Повести писателя поражают колоритными образами, затейливыми сюжетами с интересными поворотами и конфликтами. Ярким образцом прозы А. С. Пушкина является повесть «Барышня-крестьянка». Школьники изучают её в 6 классе. Предлагаем ознакомиться с анализом произведения, который существенно облегчит подготовку к уроку. Для удобства в публикации представлены два разбора – краткий и полный.

Материал подготовлен совместно с учителем высшей категории Кучминой Надеждой Владимировной.

Опыт работы учителем русского языка и литературы — 27 лет.

Краткий анализ

Перед прочтением данного анализа рекомендуем ознакомиться с самим произведением Барышня-крестьянка.
Год написания – 1830.

История создания – Осень 1830 г. А. С. Пушкин провёл в Болдино из-за вспышки холеры. Этот период один из самых продуктивных в творчестве писателя. За три месяца был написан цикл прозаических произведений, опубликованный в 1831 г. отдельной книгой «Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А. П.»

Тема – Главные темы произведения – любовь и обман.

Композиция – Организацию повести нельзя назвать сложной. Сюжет развивается линейно от экспозиции к развязке. Экспозиция достаточно объёмная, так как в ней автор не просто знакомит с героями, но и рассказывает о причинах их неприязни.

Жанр – Повесть.

Направление – Сентиментализм.

Композиция

Характеристика композиции — обязательный пункт плана разбора художественного произведения. Организация анализируемой повести несложная, тем не менее, некоторые особенности композиции есть. Сюжет развивается линейно от экспозиции к развязке. Экспозиция достаточно объемная, так как автор детально описывает быт, привычки двух помещиков и их семейств. Развязки в обычном понимании нет. Автор намекает на то, как заканчивается история, но оставляет читателю право делать самостоятельные выводы.

История создания

История создания произведения связана с поездкой Александра Сергеевича в Болдино. Там писатель вынужден был задержаться из-за вспышки холеры. В Болдино он провёл 3 осенних месяца, на протяжении которых трудился на литературной ниве. Болдинский период оказался очень продуктивным. Из-под пера А. С. Пушкина вышли как поэтические, так и прозаические шедевры.

Особое внимание привлекает цикл произведений «Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А.П.». В него вошла и «Барышня-крестьянка». Год написания повести – 1830. Уже в 1831 она стала известной широкому кругу читателей.

Издавая произведение, Александр Сергеевич очень беспокоился, как его воспримут читатели и критика. Дело в том, что основа сюжета, а также художественный приём масок или переодеваний был заимствован Пушкиным у отечественных и зарубежных собратьев по перу.

Посмотрите, что еще у нас есть:

для самых рациональных —

Краткое содержание «Барышня-крестьянка»

для самых нетерпеливых —

Очень краткое содержание «Барышня-крестьянка»

для самых компанейских —

Главные герои «Барышня крестьянка»

для самых занятых —

Читательский дневник «Барышня-крестьянка»

для самых крутых —

Читать «Барышня-крестьянка» полностью

Чему учит повесть «Барышня-крестьянка»

Рассказывая о жизни Муромских и Берестовых, Пушкин доказывает, что только простота и искренность в отношениях могут сделать людей счастливыми.

Надевая ту или иную маску, человек лишает себя возможности открытого общения, не узнавая истинных намерений окружающих и не позволяя им узнать себя.

Лишь благодаря случайной встрече на охоте, Григорий Иванович и Иван Петрович, много лет прожившие по соседству, наконец преодолевают взаимную неприязнь и понимают, что на самом деле между ними много общего, и они могут быть большими друзьями. Их детям тоже мешают маски, сбросив которые, они становятся счастливыми.

Тот, кто написал «Барышню крестьянку», был гениальным человеком. Несмотря на скромный объем и минимальное число персонажей, пушкинская повесть представляет собой настоящий литературный шедевр.

Это лишний раз подтверждает истину о том, что совершенно неважно, сколько страниц занимает повествование – у больших писателей не бывает маленьких произведений.

Тема

Анализ «Барышни-крестьянки» следует начинать с характеристики основных мотивов. Разбор их также поможет понять суть повести.

В основе повести – традиционная для литературы тема любви. В контексте этого мотива формируется проблематика, в которой отобразились как моральные, так и социальные аспекты жизни. Можно выделить следующие проблемы: заимствование чужой культуры, обман, положение крестьян и представителей высшего сословия, дружба.

Начинается «Барышня-крестьянка» рассказом о семьях Ивана Петровича Берестова и Григория Ивановича Муромского. Помещики не ладят между собой из-за разницы во взглядах. В деревню к Берестову приезжает его сын Алексей. Молодой человек хорош собой, образован и воспитан. Слухи о его приезде быстро распространяются по деревне. Лиза, Дочь Муромского, изъявляет желание познакомиться с Алексеем. Девушка не знает, как это сделать. Настя, служанка молодой барышни, учит её, как сделать правильно. Так начинаются главные приключения повести.

Лиза переодевается в крестьянку и устраивает «случайную» встречу с Алексеем, представляясь дочерью местного кузнеца. Кстати, крестьянское платье барышне очень даже к лицу. Постепенно молодые люди влюбляются друг в друга. Лиза боится, что молодой человек узнает правду и тогда их отношения оборвутся. После череды забавных ситуаций с переодеваниями правда всё-таки всплывает. Тем не менее заканчивается история счастливо, так как отцы Лизы и Алексея до того времени успевают помириться. Эти элементы сюжета служат более полному раскрытию основной идеи рассказа.: рано или поздно любой обман обнаруживается.

После прочтения произведения становится понятным смысл названия повести. Заглавие отражает переодевания главной героини.

Основная мысль – настоящая любовь сильнее обманов и ссор. Счастье и судьба человека не зависят от материального достатка. Положение в обществе, наличие денег — это не главное, главное – настоящие чувства.

Главная мысль произведения

Пушкин своей повестью доказывает, что человек не должен идти на поводу у предрассудков. Только переступив через них, он может отвоевать свое право на счастье.

Повесть завершается счастливым для влюбленных концом, благодаря не только стечению обстоятельств, но и их упорству и готовности идти на жертвы ради своих чувств.

Вечные высшие ценности, к которым относится и любовь, неизмеримо более значимы, чем какие бы то ни было условности и предрассудки общества. На пути к счастью люди способны подчинить себе любые обстоятельства, порой кажущиеся непреодолимыми.

Идея повести – показать читателю, что при таких обстоятельствах любовь может быть не только трагической, но и счастливой. Она представляет собой иллюстрацию того, что за чувство нужно бороться, а не оплакивать его – вот какова основная мысль новеллы.

Простота и доступность изложения, сочувствие автора героям, отсутствие традиционной выспренности в описании чувств, приближающее их к чувствам реальных людей, были новинкой не только в русской, но и в мировой литературе.

Образ рассказчика в прозе А.С.Пушкина

Вопрос о Белкине впервые был поднят в русской критике А. Григорьевым. Его концепция заключалась в том, что Белкин был представлен носителем здравого смысла русского общества и смиренного начала русской души. У некоторых критиков это вызвало противоположную реакцию. Наиболее четко проблему Белкина сформулировал в заголовке своей статьи Н.И.Черняев: «Есть ли что-нибудь белкинское в «Повестях Белкина»» (4)? Ответ автора был отрицательный. Вслед за ним отрицали значение образа Белкина для самих повестей такие ученые, как А. Искоз (Долинин), Ю.Г. Оксман, В.В. Гиппиус, Н.Л. Степанов и др. Основным аргументом для этих исследователей явилось предположение, что предисловие «От издателя» – единственное свидетельство белкинского авторства, было написано позднее самих повестей. Это предположение основывалось на пушкинском письме Плетневу от 9 декабря 1830 года, в котором Пушкин сообщает, что собирается публиковать «прозою 5 повестей», упоминания же о Белкине появляются только в письме от 3 июля 1831 года, то есть значительно позднее.

Сторонниками другой точки зрения, утверждающими «белкинское начало» в «Повестях Белкина», были Д.Н. Овсянико-Куликовский, Д.П. Якубович, М.М. Бахтин, В.В. Виноградов и др. Точка зрения этих исследователей состояла в том, что Белкин выступает как «тип» и как «характер»: все, о чем идет речь в «Повестях», рассказано так, как должен был рассказать Белкин, а не Пушкин. Все пропущено сквозь душу Белкина и рассматривается с его точки зрения. «Пушкин не только создал характер и тип Белкина, но и обернулся им. Когда это случилось, уже не было Пушкина, а был Белкин, который и написал эти повести «по простоте души своей»» (5).

В.В. Виноградов пишет: «Образ Белкина, был… причислен к повестям позднее, но получив имя и социальную характеристику, уже не мог не отразиться на значении целого» (6). По мнению исследователя, незримое присутствие Белкина в самих «Повестях» играет существенную роль в понимании их смысла.

Нам ближе точка зрения С.Г. Бочарова. По его мнению, «первые лица рассказчиков… говорят из глубины того мира, о котором рассказывают повести», а Белкин исполняет роль «посредника», с помощью которого «Пушкин отождествляется, роднится с прозаическим миром своих повестей» (7).

В художественной прозе А.С. Пушкина приемы построения характеров во многом связаны с формой повествования. Так, в повести «Пиковая дама» – произведении, знаменующем новый, зрелый, этап развития его прозы и поставившем важнейшие социальные проблемы своего времени характер повествования обусловлен личностью Германна, центрального ее героя.

Самый характер повести обусловлен личностью Германна, центрального ее героя, и потому она неоднократно вызывала споры и сомнения.

Творческая история «Пиковой дамы» прослеживается с 1828 года. Случайно услышанный анекдот летом 1828 года стал позднее завязкой повести. Первое свидетельство начавшейся работы над повестью об игроке (так, в отличие от окончательного текста «Пиковой дамы», мы будем называть первоначальную редакцию повести, ибо неизвестно, присутствовал ли в ней на этой стадии мотив «пиковой дамы») относится к 1832 году. Это два фрагмента черновой ее редакции.

Один из фрагментов – зачин повести, начальные строки ее первой главы, которым уже здесь предпослан эпиграф, известный по печатному тексту «Пиковой дамы» и задающий повествованию тон легкой иронии. Содержание наброска – характеристика «молодых людей, связанных между собою обстоятельствами» среды, в которой должно было завязаться действие повести: последние слова отрывка вводят тему карточной игры. Главное, что характеризует стиль фрагмента в отличие от окончательного текста, – рассказ от первого лица, причем рассказчик выступает как член описываемого им сообщества молодых людей. Присутствие его в среде персонажей сообщает повествованию оттенок особой достоверности, с выражающей себя точностью реалий, которые говорят о времени действия и быте петербургской аристократической молодежи («Года четыре тому назад собралось нас в Петербурге…».

Впоследствии Пушкин отказался от бытоописательской точности раннего наброска в пользу повествования иного типа, где автор «погружен в мир своих героев» и одновременно дистанцирован от него.

«Пиковая дама» не переадресована определенному рассказчику, личность которого прямо отражалась бы в повествовании; тем не менее, в скрытой форме субъект повествования здесь представлен. Однако этот «образ автора» в «Пиковой даме» более сложен, и мотивированность им повествования, носящего объективный характер, прямо не обнаруживается. Повествование совмещает точки зрения «автора» и героев, сложно переплетающиеся, хотя и не сливающиеся воедино (8). Повествование настолько непринужденное, настолько сконцентрированное и динамичное, что описание дается с точки зрения человека, идущего через комнату, не задерживаясь в ней. Сложное решение «образа автора» предопределяет и усложненность композиции: переходы от одной сферы сознания к другой мотивируют передвижения повествования во времени; постоянное возвращение к хронологическим отрезкам, предшествующим уже достигнутым ранее, определяют особенности построения повести.

Вслед за начальной сценой, составляющей содержание первой главы, вводится сцена в уборной графини (начало главы второй), затем она сменяется характеристикой Лизаветы Ивановны. Переход на точку зрения последней сопровождается возвращением к более раннему времени («два дня после вечера, описанного вначале этой повести, и за неделю перед той сценой, над которой мы остановились», – завязыванию знакомства Лизаветы Ивановны с Германом, «молодым инженером», пока еще не названным по имени»). Этим обусловлено обращение к герою повести, характеристика которого переходит в описание – уже с его точки зрения – первой встречи его с Лизаветой Ивановной: в окне дома графини «увидел он черноволосую головку, наклоненную, вероятно, над книгой или над работой. Головка приподнялась. Германн увидел свежее личико и черные глаза. Эта минута решила его участь» (9).

Начало же третьей главы непосредственно продолжает сцену, прерванную ранее: «Только Лизавета Ивановна успела снять капот и шляпу, как уже графиня послала за нею и велела опять подавать карету» (10) и т.д.

«Пиковая дама», развивая принципы пушкинского реализма, намеченные в «Повестях Белкина», в то же время в большей мере, чем последние, «романтична». Образ героя повести, человека, наделенного «сильными страстями и огненным воображением», таинственная история о трех картах, безумие Германна — всё это как будто бы отмечено печатью романтизма. Однако и герои повести и события, в ней изображенные, взяты из самой жизни, основной конфликт повести отражает важнейшие черты современной Пушкину действительности, и даже фантастическое в ней остается в пределах реального.

Весь текст повести говорит об отрицательном отношении Пушкина к своему герою, однако он видит в нем необычного, сильного, волевого человека, одержимого своей идеей и твердо идущего по пути к определенной цели. Германн — не «маленький человек» в обычном смысле этого слова; правда, он небогат и скромен, но одновременно это и честолюбец, пробивающий дорогу к независимости. Эта черта его характера оказывается сильнее. Германн не восстает против общества и его условий, не протестует против них, как это делают Самсон Вырин в «Станционном смотрителе» и Евгений в «Медном всаднике»; напротив, он сам стремится занять место в этом обществе, обеспечить себе положение в нем. Он уверен в своем праве на это и хочет доказать его любыми средствами, но в столкновении со старым миром он терпит крушение.

Показывая гибель Германна, Пушкин задумывается и над судьбой того общества, которое в его повести представляет старая графиня – обладательница тайны трех карт, олицетворяющая в повести русскую сановную аристократию эпохи ее расцвета. Противопоставление Германну именно характернейшей представительницы блестящей знати того времени, его столкновение с нею еще более подчеркивало контраст между положением бедного инженера и его честолюбивыми мечтами, обусловливало неизбежность трагической развязки повести.

Заключительная глава «Пиковой дамы», вводящая читателя в один из великосветских игорных домов, логически завершает повесть. И Чекалинский с его неизменной ласковой улыбкой, и «общество богатых игроков», собирающихся у него в доме, проявляют огромный интерес к необычайной игре Германна; однако все они остаются совершенно равнодушными к его гибели. «Славно спонтировал! говорили игроки. — Чекалинский снова стасовал карты: игра пошла своим чередом» (11).

Описывая светское общество, Пушкин не прибегает к средствам сатиры или морализации и сохраняет тон трезвой объективности, свойственной его прозе. Но его критическое отношение к свету проявляется и в этой заключительной главе повести, и во внимании к судьбе бедной воспитанницы старой графини (именно в ее отношении к Лизавете Ивановне и раскрывается непосредственно образ графини), и в изображении легкомысленного, хотя и не глупого молодого повесы Томского, и, наконец, в отмеченной исследователями сцене отпевания старой графини

Сложное содержание «Пиковой дамы» не сводимо к однозначным определениям. Впервые в завершенной прозе Пушкина мы встречаем столь глубокую разработку характера главного героя. Пушкин избирает исключительный характер, решает его средствами реалистической типизации, исключающей традиционное истолкование романтического героя. В «Пиковой даме» Пушкин стремился изнутри взглянуть на человека нового склада, тип которого был подмечен им в современной действительности: герой повести надеется путем обогащения занять прочное положение на вершине общественной иерархии. Личность Германна стоит в центре повести, и сложность его образа предопределяет поэтому ее понимание (12).

Повесть написана от третьего лица. Повествователь не обозначен ни именем, ни местоимением, но он ведет рассказ изнутри общества, к которому принадлежит. С. Бочаров, развивая наблюдения В.В. Виноградова, дает такое определение: «Речь в третьем лице не только повествует о мире, но как будто звучит из мира, о котором она повествует; эта пушкинская повествовательная речь одновременно – чья-то, некоего рассказчика, она поставлена на некоторую дистанцию, как отчасти чужая речь» (13). Но повествователь не всегда ведет речь от себя – часто он представляет слово действующим лицам. Повествователь оказывается в определенных отношениях с автором «Пиковой дамы», который не равнодушен к тому, о чем сообщает повествователь. Повествователь как бы сближается с автором – он не просто рассказчик, а пишущий человек, умеющий отбирать факты, рассчитывать время в повести, а главное, передавать не только факты, но и разговоры персонажей.Таким же пробующим перо литератором выглядит рассказчик в «Повестях Белкина».

Но в «Пиковой даме» для Пушкина важно, чтобы автор все время присутствовал при описываемых событиях. И повествователь, близкий автору, нужен Пушкину для документализации своего взгляда. В 1830-е годы Пушкин твердо встает на позицию документального подтверждения своих произведений. Оттого ему нужен рассказчик-мемуарист, повествователь-свидетель. Именно такой рассказчик и появится в его «Капитанской дочке».

Таким образом, в прозе Пушкина повествователь («Пиковая дама»), как и рассказчик («Повести Белкина»), выступает посредником между автором и миром всего произведения. Но и в том, и в другом случае его фигура отражает многосложность, неоднозначность авторского отношения к изображаемому. Действительность в прозе Пушкин предстает в ее реальных, жизненных масштабах, не осложненных романтическими представлениями.

ГЛАВА II. ОСОБЕННОСТИ ПОВЕСТВОВАНИЯ В «ПОВЕСТЯХ БЕЛКИНА» А.С. ПУШКИНА

2.1 Своеобразие повествования в «Повестях Белкина»

Болдинской осенью 1830 года на последней странице черновой рукописи «Гробовщика» Пушкин набросал перечень из пяти названий: «Гробовщик. Барышня крестьянка. Станционный смотритель. Самоубийца. Записки пожилого». Б.В. Томашевский считал возможным, что за «Записками пожилого» скрываются «Записки молодого человека», другими словами, что в момент составления перечня Пушкин предполагал осуществить замысел «Записок» в рамках задуманного сборника (1).

Наметив состав сборника, Пушкин остановился на теме «Смотрителя» как очередной, набросал левее списка план этой повести и, по-видимому, тогда же о и «Самоубийца» вертикальными штрихами, которые означают, можно полагать, что после «Смотрителя» эти замыслы были на очереди. Когда же повесть о смотрителе была окончена, поэт еще раз вернулся к перечню, прямой чертой зачеркнул названия двух готовых повестей, а штрих перед пунктом «Самоубийца» перечеркнул горизонтальной черточкой.

О замысле повести «Самоубийца» других сведений нет. Ю.Г. Оксман считал вероятным, что это название соответствует замыслу «Выстрела». Все же думается, что приведенные выше соображения позволяют высказать гипотезу относительно характера связи, существовавшей между созданием «Смотрителя» и отказом Пушкина от намерения включить в сборник повесть о самоубийце.

К тому же времени Б.В. Томашевский отнес первый набросок биографии Петра Ивановича Д. (прообраз будущего И.П. Белкина), автора «достойной некоторого внимания» рукописи (2). Жизнеописание его уже здесь облеклось в форму письма друга покойного. На этом основании Томашевский полагал, что замысел «Повестей Белкина» может быть предположительно датирован осенью 1829 года (3).

Эти пушкинские повести впервые воссоздавали облик России в ее сложной социальной пестроте, в разнообразных ракурсах, показанных не в свете привычных моральных и эстетических критериев дворянской культуры, а в раскрытии тех процессов, которые происходили за фасадом этой культуры, подтачивали незыблемость всего общественного порядка крепостнического государства. Как отмечает Н Берковский, «Повести Белкина», «хоть не прямо и издалека, но вводят в мир провинциальной, невидной массовой России и массового человека в ней, озабоченного, своими элементарными человеческими правами – ему их не дано, и он их добивается» (4). Главное, что было новым в повестях – это изображение характеров. За судьбами отдельных героев пушкинских повестей стоит тогдашняя Россия с ее застойным бытом и острыми противоречиями и контрастами между различными слоями.

«Повести Белкина» – это не случайное собрание «анекдотов», а книга повестей, связанных между собой внутренним единством. Это единство не только в том, что все они объединены образом их собирателя – провинциального помещика Белкина, но и в том, что они в совокупности рисуют картину России, рождение нового уклада, нарушающего сложившиеся устои, косную неподвижность жизни.

В «Повестях Белкина» Пушкин отказался от «исключительного», интеллектуального героя и связанных с ним приемов повествования, а взамен открыл для себя и до конца исчерпал возможности простой и бесконечно сложной формы рассказа о «средних» людях и о событиях частной их жизни.

В.В. Гиппиус писал: «В «Повестях Белкина» человеческая жизнь обрела художественную самостоятельность, а мир «вещей» засверкал «собственным светом» (а не «отраженным» светом жанра, свойственным сентиментальной и романтической прозе 1800-1820-х гг.). И в основе этой новой художественной организации – «полное снятие всякой морализации», освобождение «повествовательной прозы от дидактического балласта» (5).

Большим новшеством было введение в «Повестях Белкина» образа простого, незадачливого рассказчика, который, хотя и не чужд тщеславного желания прослыть литератором, ограничивается, однако, записью на бумаге неких «житейских сюжетов». Он их сочинил не сам, а слышал от других лиц. Получилось довольно сложное переплетение стилистических манер. Каждый из рассказчиков сильно отличается от других, по-своему сливается с героями рассказываемых сюжетов. Над всеми ними встает образ простодушного Ивана Петровича Белкина.

В «Повестях Белкина» композиционная функция Белкина проявляется в его «самоустранении» из повестей (образ автора включен только в предисловие).

Роль Ивана Петровича Белкина, автора пяти пушкинских повестей, давно уже является предметом полемики между пушкинистами. Как уже говорилось, в свое время А. Григорьев поставил Белкина в центр пушкинского прозаического цикла, ему вторил Достоевский, считавший, что «в повестях Белкина важнее всего сам Белкин». Противники этой точки зрения, напротив, считали Белкина лицом чисто композиционным, не находят в повестях «ничего белкинского», а само объединение повестей под его именем называют случайным.

Известна причина, по которой Пушкин решил издать повести под чужим именем, она названа им самим в письме к Плетневу от 9 декабря 1830 года, когда еще предполагалось издать повести анонимно. Он не хотел издавать повести под своим именем, так как этим мог вызвать недовольство Булгарина. Литературную ситуацию 1830 года прокомментировал в свое время В. Гиппиус: «Булгарин, с его злобным и мелким самолюбием, конечно, воспринял бы дебюты Пушкина в прозе как личное покушение на его – булгаринские – лавры «первого русского прозаика» (6). В напряженной атмосфере, создавшейся в 1830 году вокруг «Литературной газеты» и Пушкина лично, это могло быть и опасно. Мистификация была, впрочем, непродолжительна: через три года (в 1834 г.) «Повести Белкина» вошли уже в состав «Повестей», изданных Александром Пушкиным» (7).

Жизненный материал, легший в основу повестей, – истории, случаи, происшествия провинциального быта. События, которые происходили в провинции, привлекали Пушкина и раньше. Но обычно их повествовал сам автор. Самостоятельных «голосов» мелких помещиков, офицеров, простого люда не было слышно. Теперь же Пушкин дает слово Белкину, выходцу из поместных глубин России. В «Повестях Белкина» нет народа как собирательного образа, но повсюду присутствуют персонажи из разных социальных слоев. Степень постижения действительности у каждого персонажа ограничена его кругозором: Самсон Вырин воспринимает жизнь иначе, чем Сильвио, а Муромский или Берестов – на иной лад, нежели Минский.

В.И. Коровин пишет: «Пушкин стремился уверить, что все рассказанное в «Повестях Белкина» – это истинные истории, вовсе не выдуманные, а взятые из реальной жизни. Перед ним встала задача мотивировать вымысел. На этом этапе русской прозы мотивировка повествования была едва ли не обязательной. Если бы Пушкин стал объяснять, как он узнал обо всех историях, рассказанных в повестях, то была бы очевидна нарочитость такого приема. Но зато как естественно выглядит то, что все повести рассказаны Белкиным, который долго жил в провинции, завел знакомства с соседями – помещиками, близко соприкасался с простым людом, изредка выезжал в город по каким-либо делам, вел тихое размеренное существование. Именно провинциальный помещик на досуге или от скуки пробующий перо, мог слышать о происшествиях и записать их. Ведь в условиях провинции такие случаи особенно ценятся, пересказываются из уст в уста и становятся легендами. Тип Белкина как бы выдвинут самой поместной жизнью»(8).

Ивана Петровича привлекают острые сюжеты, истории и случаи. Они словно яркие, быстро промелькнувшие огоньки в тусклой, однообразной череде дней провинциальной жизни. В судьбе рассказчиков, поделившихся с Белкиным известными им событиями, не было ничего примечательного, кроме этих историй.

Есть еще одна важная особенность этих рассказов. Все они принадлежат людям одного миропонимания. У них разные профессии, но относятся они к одной провинциальной среде – деревенской или городской. Различия в их взглядах незначительны и могут не приниматься во внимание. А вот общность их интересов, духовного развития существенна. Она как раз и позволяет Пушкину объединить повести одним рассказчиком – Иваном Петровичем Белкиным, который им духовно близок.

Пушкин накладывает определенную нивелировку на пестроту повествований Белкина, отводит себе скромную роль «издателя». Он отстоит далеко от рассказчиков и от самого Белкина, сохраняя к нему несколько ироническое отношение, что видно из взятого эпиграфа из Д.И. Фонвизина при заглавии цикла: «Митрофан по мне». В то же время подчеркивается участливая забота «издателя» о выпуске «повестей покойного» и о желании кратко поведать о самой личности Белкина. Этому служит приложенное «издателем» письмо от ненарадовского помещика, соседа Белкина по имению, охотно поделившегося сведениями о Белкине, но заявившего, что сам он решительно отказывается вступить в звание сочинителя, «в мои лета неприличное».

Читателю приходится в этих повестях иметь дело сразу со всеми ликами рассказчиков. Ни одного из них он не может выкинуть из своего сознания.

Пушкин стремился к максимальной объективности, реалистической глубине изображения, чем и объясняется сложная стилевая система «Повестей Белкина».

В.В. Виноградов в своем исследовании о стиле Пушкина писал: «В самом изложении и освещении событий, составляющих сюжеты разных повестей, ощутимо наличие промежуточной призмы между Пушкиным и изображаемой действительностью. Эта призма изменчива и сложна. Она противоречива. Но, не увидев ее, нельзя понять стиля повестей, нельзя воспринять всю глубину их культурно-исторического и поэтического содержания» (9).

В «Выстреле» и «Станционном смотрителе» автор изображает события с точки зрения разных рассказчиков, которые носят яркие черты бытового реализма. Колебания в воспроизведении и отражении быта, наблюдающиеся в стиле других повестей, например, в «Метели» и «Гробовщике», также ведут к предположению о социальных различиях в образах их повествователей. Вместе с тем наличие во всем цикле повестей общего стилистического и идейно-характеристического ядра, которое не всегда может быть рассматриваемо как прямое и непосредственное выражение мировоззрения самого Пушкина, также несомненно. Наряду с различиями в языке и стиле намечена тенденция к нивелировке стиля, реалистически мотивированная образом Белкина как «посредника» между «издателем» и отдельными рассказчиками. История текста повестей и наблюдения над эволюцией их стиля придают этой гипотезе полную достоверность. Ведь и эпиграфы к повестям были оформлены позднее. В сохранившейся рукописи они помещены не перед текстом каждой повести, а собраны все вместе – позади всех повестей. Конечно, в процессе переработки повестей образ подставного автора эволюционировал. До закрепления этого образа именем он лишь предчувствовался как «литературная личность» и воспринимался больше как своеобразная точка зрения, как «полумаска» самого Пушкина.

Все это говорит о том, что стиль и композицию повестей необходимо изучать и понимать так, как они есть, то есть с образами издателя, Белкина и рассказчиков. Пушкину нужны рассказчики, весьма далекие по своему культурному уровню от автора, чтобы упростить, сделать более близким народному его восприятие мира и его мысли. И эти рассказчики часто примитивнее тех, о ком они рассказывают, не проникают в их сферу размышлений и чувств, не сознают того, о чем читатель догадывается по характеру описанных происшествий.

В.В. Виноградов пишет, что «множественность субъектов» повествования создает многопланность сюжета, многообразие смыслов. Эти субъекты, образующие особую сферу сюжета, сферу литературно-бытовых «сочинителей» – издателя, автора, и рассказчиков, – не обособлены друг от друга как типические характеры с твердо очерченным кругом свойств и функций. В ходе повествования они то сливаются, то контрастно противостоят друг другу. Благодаря этой подвижности и смене субъектных ликов, благодаря их стилистическим трансформациям, происходит постоянное переосмысление действительности, преломление ее в разных сознаниях» (10).

Русская жизнь должна была явиться в изображении самих рассказчиков, то есть изнутри. Пушкину было очень важно, чтобы осмысление истории шло не от автора, уже знакомого читателям, не с позиции высокого критического сознания, оценивающего жизнь значительно глубже, чем персонаж повестей, а с точки зрения обыкновенного человека. Поэтому для Белкина все рассказы, с одной стороны, выходят за пределы его интересов, ощущаются необыкновенными, а с другой – оттеняют духовную неподвижность его существования. События, о которых повествует Белкин, в его глазах выглядят «романтическими», в них есть все: любовь, страсти, смерть, дуэли и т.д. Белкин ищет и находит в окружающем поэтическое, резко выделяющееся из повседневности, в которую он погружен. Он хочет приобщиться к яркой, неоднообразной жизни. В нем чувствуется тяга к сильным чувствам. В пересказанных им сюжетах он видит только из ряда вон выходящие случаи, превосходящие силу его разумения. Он лишь добросовестно излагает истории. Ненарадовский помещик сообщает Пушкину-издателю: «Вышеупомянутые повести были, кажется, первым его опытом. Они, как сказывал Иван Петрович, большею частью справедливы и слышаны им от разных особ. Однако же имена в них почти все вымышлены им самим, а названия сел и деревень заимствованы из нашего околотка, отчего и моя деревня где-то упомянута. Сие произошло не от злого какого-либо намерения, но единственно от недостатка воображения» (11).

Доверяя роль основного рассказчика Белкину, Пушкин, однако, не устраняется из повествования. То, что кажется Белкину необыкновенным, Пушкин сводит к самой обыкновенной прозе жизни. Тем самым узкие границы белкинского взгляда неизмеримо расширяются. Например, бедность белкинского воображения приобретает особую смысловую наполненность. Вымышленный повествователь ничего не может придумать и измыслить, разве что поменять фамилии людей. Он даже оставляет в неприкосновенности названия сел и деревень. Хотя фантазия Ивана Петровича не вырывается за пределы деревень – Горюхино, Ненарадово. Для Пушкина в подобном вроде бы недостатке заключена мысль: везде происходит или могут происходить те же самые случаи, описанные Белкиным: исключительные случаи становятся типичными, благодаря вмешательству в повествование Пушкина. Переход от белкинской точки зрения к пушкинской совершается незаметно, но именно в сопоставлениях разных писательских манер – от чрезвычайно скупой, наивной, до лукавой, смешной, иногда лирической. В этом и заключается художественное своеобразие «Повестей Белкина»(12).

Белкин надевает обобщенную маску бытописателя, повествователя, чтобы выделить его манеру речи и отличить ее от других рассказчиков, которые введены в произведение. Это сделать трудно, так как стиль Белкина сливается с общим мнением, на которое он часто ссылается («Сказывают…», «Вообще, его любили…»).

Личность Белкина как бы растворена в других рассказчиках, в стиле, в словах, принадлежащих им. Например, из пушкинского повествования неясно, кому принадлежат слова о смотрителях: то ли титулярному советнику А.Г.Н., поведавшему историю о станционном смотрителе, то ли самому Белкину, пересказавшему ее. Пушкин пишет: «Легко можно догадаться, что есть у меня приятели из почтенного сословия смотрителей» (13). Лицо, от имени которого пишет повествователь, легко можно принять и за Белкина. И в то же время: «В течение 20 лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям»(14). Это к Белкину не относится, так как он служил 8 лет. В то же время фраза: «Любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени»(15) – как бы намекает на Белкина.

Пушкин настойчиво приписывал повести Белкину и хотел, чтобы читатели узнали о его собственном авторстве. Повести построены на совмещении двух разных художественных воззрений. Одно принадлежит человеку невысокого художественного духовного развития, другой же – национальному поэту, поднявшемуся до вершин общественного сознания и высот мировой культуры. Белкин, например, рассказывает об Иване Петровиче Берестове. Из описания исключены личные эмоции повествователя: «В будни он ходил в плисовой куртке, по праздникам одевал сюртук из сукна домашней работы» (16). Но вот повествование касается ссоры помещиков, и тут в рассказ явно вмешивается Пушкин: «Англоман выносил критику столь же нетерпеливо, как и наши журналисты. Он бесился и прозвал своего зоила медведем и провинциалом»(17). Белкин же, конечно, никакого отношения к журналистам не имел, вероятно, он не употреблял в своей речи таких слов, как «англоман», «зоил».

Пушкин, принимая формально, открыто роль издателя и отказываясь от авторства, выполняет одновременно скрытую функцию в повествовании. Он, во-первых, творит биографию автора – Белкина, рисует его человеческий облик, то есть явно отделяет его от себя, а, во-вторых, дает понять, что Белкин – человек не равен, не тождествен Белкину-автору. С этой целью он воспроизводит в самом стиле изложения авторский облик Белкина – писателя, его кругозор, восприятие и понимание жизни. «Пушкин вымышляет Белкина и, следовательно, также рассказчика, но рассказчика особого: Белкин нужен Пушкину как рассказчик – тип, как характер, наделенный устойчивым кругозором, но совсем не в качестве рассказчика, обладающего своеобразной индивидуализированной речью» (18). Поэтому собственно белкинского голоса не слышно.

Вместе с тем при всей схожести Белкина с его знакомыми-провинциалами он все же отличается и от помещиков, и от рассказчиков. Основное его отличие – он писатель. Повествовательный стиль Белкина близок устной речи, рассказыванию. В его речи много отсылок к слухам, преданиям, молве. Это создает иллюзию непричастности самого Пушкина ко всем событиям. Она лишает его возможности выразить писательскую пристрастность и в то же время не дает вмешаться в повествование самому Белкину, поскольку его голос уже отдан рассказчику. Пушкин «снимает» специфически белкинское и придает стилю общий, типичный характер. Точка зрения Белкина совпадает с точкой зрения других лиц.

Многочисленные эпитеты, часто взаимно исключающие друг друга, прикрепляемые критиками к Белкину, вызывают вопрос: воплощены ли в Иване Петровиче Белкине конкретные черты человека определенной страны, определенной исторической поры, определенного социального круга? Ясного ответа на этот вопрос мы не находим. Находим лишь оценки общего морально-психологического порядка, при этом оценки резко противоположные. Эти толкования приводят к двум взаимоисключающим положениям:

а) Пушкин жалеет, любит Белкина, сочувствует ему;

б) Пушкин смеется (иронизирует или издевается) над Белкиным.

2.2 Образы рассказчиков в «Повестях Белкина»

В «Повестях Белкина» рассказчик назван по фамилии, имени, отчеству, рассказана его биография, обозначены черты характера и т.д. Но «Повести Белкина», предлагаемые публике издателем, не выдуманы Иваном Петровичем Белкиным, а «слышаны им от разных особ». Каждая из повестей рассказывается специальным персонажем(в «Выстреле» и «Станционном смотрителе» это выступает обнажено: рассказ ведется от первого лица); рассуждения и вставки могут характеризовать рассказчика или, на худой конец, передатчика и фиксатора рассказа, Белкина. Так, «Смотритель» был рассказан ему титулярным советником А.Г.Н., «Выстрел» – подполковником И.Л.П., «Гробовщик» – приказчиком Б.В., «Метель» и «Барышня крестьянка» девицею К.И.Т. Выстраивается иерархия образов: А.Г.Н., И.Л.П., Б.В., К.И.Т. – Белкин – издатель – автор. Каждому рассказчику и персонажам повестей свойственны определенные черты языка. Это обусловливает сложность языковой композиции «Повестей Белкина». Ее объединяющим началом выступает образ автора. Он не дает повестям «рассыпаться» на разнородные по языку куски. Особенности языка рассказчиков и персонажей обозначены, но не господствуют в повествовании. Основное пространство текста принадлежит «авторскому» языку. На фоне общей точности и ясности, благородной простоты авторского повествования стилизация языка рассказчика или персонажа может достигаться немногими и не очень выделяющимися средствами. Это позволяет Пушкину, кроме стилей языка, соответствующих образам автора и, отражать в своей художественной прозе и стили языка, соответствующие образам персонажей (19).

Область «литературных» образов, намеков и цитат в стиле повестей Белкина не образует отдельного смыслового и композиционного плана. Она слита с той «действительностью», которая изображается рассказчиком. Стиль Белкина теперь становится посредствующим звеном между стилями отдельных рассказчиков и стилем «издателя», положившего на все эти рассказы отпечаток своей литературной манеры, своей писательской индивидуальности. Он воплощает ряд переходных оттенков между ними. Здесь прежде всего возникает вопрос о культурно-бытовых различиях среды, воспроизводимой разными рассказчиками, о социальной разнице между самими рассказчиками, о различиях в их мировоззрении, в манере и стиле их рассказов.

С этой точки зрения «Повести Белкина» должны распасться на четыре круга: 1) рассказ девицы К.И.Т. («Метель» и «Барышня крестьянка»); 2) рассказ приказчика Б.В. («Гробовщик»); 3) рассказ титулярного советника А.Г.Н. («Станционный смотритель»); 4) рассказ подполковника И.Л.П. («Выстрел»). Самим Белкиным подчеркнута социальная и культурная граница между разными рассказчиками: в то время как инициалы трех рассказчиков указывают на имя, отчество, фамилию, приказчик обозначается лишь инициалами имени и фамилии. Вместе с тем бросается в глаза и то, что повести расположены не по рассказчикам (рассказ девицы К.И.Т. «Метель» и «Барышня-крестьянка» разъединены). Видно, что порядок повестей определялся не образами рассказчиков.

«Выстрел», кроме самохарактеристики рассказчика (подполковника И.Л.П.), резко выделяется из ряда других повестей однородностью всех трех манер рассказа, которые слиты в композиции этой повести. Язык рассказчика, Сильвио и графа – при всех экспрессивных индивидуально-характеристических отличиях их речи, – относится к одной и той же социальной категории. Правда, граф однажды употребляет английское выражение (the honey moon — «первый месяц»), но ведь и рассказчик владеет французским языком («Сильвио встал и вынул из картона красную шапку с золотой кистью с галуном»). Рассказчик не только знает обычаи и нравы офицерской среды, но усвоил ее понятия о чести, о храбрости. Весь словесный строй его рассказа основан на сжатой и точной фразе, характерной для военного человека, лишенной эмоционального оттенка, кратко, даже суховато передающей лишь самую суть, внешнюю сторону событий, свидетелем которых являлся «подполковник И.Л.П.». Пушкин не «оснащает» рассказ подполковника какой-либо специфической, «офицерской» лексикой. Профессиональный словарь вкраплен очень редко, незаметно, не выпячиваясь на фоне всей языковой системы (манеж, «сажать в туза»). Эти жаргонизмы выступают в одном ряду с карточными терминами («понтер», «обсчитаться»). Но самый строй краткой, несколько отрывистой фразы, энергичная интонация рисуют человека, привыкшего командовать, не любящего долго распространяться, ясно, четко формулирующего мысль. Уже первые энергичные фразы как бы задают тон всему повествованию: «Мы стояли в местечке***. Жизнь армейского офицера известна. Утром ученье, манеж; обед у полкового командира или в ж

2

Рекомендуемые страницы:

Воспользуйтесь поиском по сайту:

Жанр

Жанр произведения – повесть, так как оно среднего объема, система образов, проблематика достаточно разветвленные. В произведении развивается несколько сюжетных линий. Повесть А. С. Пушкина «Барышня-крестьянка» написано в духе реализма.

Предыдущая

Сочинения«Котлован» анализ произведения Платонова – тема, смысл названия, проблематика, критика рассказа

Следующая

Сочинения«Солнечный удар» анализ произведения Бунина – смысл названия, идея, история создания, проблематика рассказа

🗹

Рейтинг
( 1 оценка, среднее 4 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями: