- Краткие содержания
- Андреев
- Жизнь Василия Фивейского
Жизнь отца Василия шла полный ходом. Он получал всё, что хотел. Женился на замечательной женщине, получил духовный сан, через время стал отцом дочери и сына.
Но счастливая жизнь продлилась семь лет. Первой трагедией стала смерть сына, это стало настоящим ударом для семьи Василий. Его жена с горя начала спиваться, семью ждали тяжелые времена, так получилось, что даже люди стали от них отворачиваться.
Ищет отец Василий хоть какого-то утешения в службе.
Спустя некоторое время рождается у них еще один сын-Василий. Но из-за того, что мать ребенка была склонна к алкоголю, малыш получился больной. К батюшке очень много кто ходил исповедоваться, и тот от каждого требовал только правды. Тяжелая служба приводит к тому, что священник решает уйти из церкви и вообще уехать жить в другое место.
Но судьба распорядилась иначе, жена Василия сгорела вместе с домой. Он отправляет дочь в город, а сам остается с сыном. Поведением священника обеспокоены люди в селе, считают, что именно он виноват в том, что люди гибнут.
Когда погиб сельский работник на его отпевку пришел Василий. Обстановка действительно была жуткая и священник не выдержал, стал очень странно себя вести. Он приказывает мертвому встать, пытается открыть ему глаза, а потом вовсе трясет гроб. Все люди находящиеся в храме убегают в страхе, они думают что в священника вселился бес.
Сам Василий разъяренный выбегает с церкви в поле ,куда не раз приходил, чтобы оплакать свою несчастную судьбу. На следующий день нашли тело священника на дороге в странной позе, будто он бежал и после смерти.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Главный герой
Загадочный и суровый рок сопровождает жизнь Василия Фивейского. Краткое содержание идей, которые автор вложил в этой произведение, заключается в понимании истинной веры. Для главного героя Бог – это любовь, справедливость и мудрость. Примером великого смирения была жизнь Василия Фивейского. Краткое содержание рассказа говорит о том, что для его автора тема истинной и ложной веры была чрезвычайно близка.
Отец Василий – иерей, человек, который из года в год ничего не чувствует, кроме нелюбви и одиночества. Он несчастлив в браке. Первый сын его погиб. Второй родился больным, поскольку зачат был в безумии. Невыносимой была бы без истинного сверхчеловеческого смирения жизнь Василия Фивейского. Краткое содержание по главам даст представление о тяготах и испытаниях этого литературного персонажа, которые, казалось бы, невозможно вынести простому человеку.
Горе в семье отца Василия
Счастье в его жизни было. Но было оно совсем непродолжительным. Безоблачными и светлыми были лишь первые годы в браке. Но любимый сын Вася погиб, и попадья, которая был в то время еще молода, словно тоже умерла. Она стала рассеянной, как будто не видела ничего более вокруг себя: ни мужа, ни дочери, никого из людей. И чтобы окончательно погрузиться в свой мир, где ничему больше не было места, кроме тоски по погибшему ребенку, она стала горько пить. Автор говорит, что уже после первых капель, выпитых попадьей, отцу Василию стало ясно, что так будет всегда. Осознав это, он испугался, привез от доктора лекарства от тяжелого недуга и, смирившись, стал просто жить дальше.
Радость и свет навсегда покинули жизнь Василия Фивейского. Краткое содержание первой главы – это потеря сына и горе, которое главный герой не может больше ни с кем разделить. Он произносит фразу: «Я верю», — и как будто пытается этими словами убить в себе сомнения в божественной силе и справедливости.
Характеристика главного героя
Жизнь Василия – это цепь жестоких испытаний его веры: тонет сын, спивается попадья. Но священник повторяет: «Я верю». Он верит «торжественно и просто». Жизнь обнажает таинственные недра: время радости и ожидания второго сына сменяется жестокой правдой — сын болен, над всеми господствует страшный образ идиота. Тогда становится Василий безучастным и спокойным и думает «о Боге». И этого же требует от людей, приходивших на исповедь, но горе и сомнения в глубине души вопрошают: «Где же твой Бог?»
Вынимает из петли жену и кричит в небо: «И Ты терпишь это!» Горит дом, умирает жена. Он произносит: «Да будет воля Твоя». И снова непоколебим. Его вера крепнет настолько, что он ощущает себя избранником и в религиозном экстазе подвергает себя серьезному испытанию – пытается воскресить мертвого. Три раза восклицает: «Тебе говорю, встань!» Но холодным дыханием смерти отвечает мертвец.
Василий потрясен: «Зачем я верил? Зачем Ты дал мне жалость и любовь к людям? Зачем Ты держал меня всю жизнь в рабстве и оковах?» Жуткая правда о пустоте, к которой он взывал, и бессмысленность его страданий убивают отца Василия. Его мир рушится, но даже мертвый он как будто продолжает бежать и искать ответа.
Болезнь попадьи
Всего за четыре года после смерти сына Василия, жена Фивейского сильно постарела. В приходе никто не любил и без того дьякона. Но когда в округе стало известно о страшных запоях попадьи, к отцу Василию стали относиться и вовсе с презрением. Следует сказать, что в жизни он был человеком, лишенным способности вызывать симпатию. Церковную службу он плохо правил. Был абсолютно бескорыстный, но его неловкие и резкие движения, с которыми он обычно принимал подношения, вызывали неприятное впечатление у людей. Прихожанам казалось, что он чрезвычайно алчен. Люди не любят неудачников. Василий Фивейский – яркий пример в литературе, который подтверждает, что презрение окружающих является следствием неудач в жизни.
В церкви он постоянно ощущает на себе насмешливые и недобрые взоры. Дома его ждет пьяная попадья, которая в своем безумии поверила, что воскресить утонувшего Васю можно с помощью рождения нового сына. Она просит, требует, умоляет: «Верни мне Васю, поп!» И в конце второй главы главный герой, почти отчаявшись, снова как будто убеждает себя в своей вере.
Мастером утонченного и яркого литературного стиля был Леонид Андреев. Жизнь Василия Фивейского, краткое содержание которой представляет собой историю о невыносимо тягостной судьбе человека, является почти поэтическим произведением. В нем используются различные художественные средства и рефреном повторяются символичные слова главного героя: «Я верю!»
Леонид Андреев — Жизнь Василия Фивейского
prose_rus_classic Леонид Николаевич Андреев Жизнь Василия Фивейского 1903 ru glassy FB Tools 2005-09-26 https://www.leonidandreev.ru/ 5E46922E-3A16-425D-AAFF-E0A9730C7CA3 1.0 Жизнь Василия Фивейского
I
Над всей жизнью Василия Фивейского тяготел суровый и загадочный рок. Точно проклятый неведомым проклятием, он с юности нес тяжелое бремя печали, болезней и горя, и никогда не заживали на сердце его кровоточащие раны. Среди людей он был одинок, словно планета среди планет, и особенный, казалось, воздух, губительный и тлетворный, окружал его, как невидимое прозрачное облако. Сын покорного и терпеливого отца, захолустного священника, он сам был терпелив и покорен и долго не замечал той зловещей и таинственной преднамеренности, с какою стекались бедствия на его некрасивую, вихрастую голову. Быстро падал и медленно поднимался; снова падал и снова медленно поднимался, – и хворостинка за хворостинкой, песчинка за песчинкой трудолюбиво восстановлял он свой непрочный муравейник при большой дороге жизни. И когда он сделался священником, женился на хорошей девушке и родил от нее сына и дочь, то подумал, что все у него стало хорошо и прочно, как у людей, и пребудет таким навсегда. И благословил Бога, так как верил в него торжественно и просто: как иерей и как человек с незлобивой душою.
И случилась это на седьмой год его благополучия, в знойный июльский полдень: пошли деревенские ребята купаться, и с ними сын о. Василия, тоже Василий и такой же, как он, черненький и тихонький. И утонул Василий. Молодая попадья, прибежавшая на берег с народом, навсегда запомнила простую и страшную картину человеческой смерти: и тягучие, глухие стуки своего сердца, как будто каждый удар его был последним; и необыкновенную прозрачность воздуха, в котором двигались знакомые, простые, но теперь обособленные и точно отодранные от земли фигуры людей; и оборванность смутных речей, когда каждое сказанное слово круглится в воздухе и медленно тает среди новых нарождающихся слов. И на всю жизнь почувствовала она страх к ярким солнечным дням. Ей чудятся тогда широкие спины, залитые солнцем, босые ноги, твердо стоящие среди поломанных кочанов капусты, и равномерные взмахи чего-то белого, яркого, на дне которого округло перекатывается легонькое тельце, страшно близкое, страшно далекое и навеки чужое. И много времени спустя, когда Васю похоронили и трава выросла на его могиле, попадья все еще твердила молитву всех несчастных матерей: «Господи, возьми мою жизнь, но отдай мое дитя!»
Скоро и все в доме о. Василия стали бояться ярких летних дней, когда слишком светло горит солнце и нестерпимо блестит зажженная им обманчивая река. В такие дни, когда кругом радовались люди, животные и поля, все домочадцы о. Василия со страхом глядели на попадью, умышленно громко разговаривали и смеялись, а она вставала, ленивая и тусклая, смотрела в глаза пристально и странно, так что от взгляда ее отворачивались, и вяло бродила по дому, отыскивая какие-нибудь вещи: ключи, или ложку, или стакан. Все вещи, какие нужно, старались класть на виду, но она продолжала искать и искала все упорнее, все тревожнее, по мере того как все выше поднималось на небе веселое, яркое солнце. Она подходила к мужу, клала холодную руку на его плечо и вопросительно твердила:
– Вася! А Вася?
– Что, милая? – покорно и безнадежно отвечал о. Василий и дрожащими загорелыми пальцами с грязными от земли, нестрижеными ногтями оправлял ее сбившиеся волосы. Была она еще молода и красива, и на плохонькой домашней ряске мужа рука ее лежала как мраморная: белая и тяжелая. – Что, милая? Может быть, чайку бы выпила – ты еще не пила?
– Вася, а Вася? – повторяла она вопросительно, снимала с плеча словно лишнюю и ненужную руку и снова искала все нетерпеливее, все беспокойнее.
Из дома, обойдя все его неприбранные комнаты, она шла в сад, из сада во двор, потом опять в дом, а солнце поднималось все выше, и видно было сквозь деревья, как блестит тихая и теплая река. И шаг за шагом, цепко держась рукой за платье, угрюмо таскалась за попадьей дочь Настя, серьезная и мрачная, как будто и на ее шестилетнее сердце уже легла черная тень грядущего. Она старательно подгоняла свои маленькие шажки к крупным, рассеянным шагам матери, исподлобья, с тоскою оглядывала сад, знакомый, но вечно таинственный и манящий, – и свободная рука ее угрюмо тянулась к кислому крыжовнику и незаметно рвала, царапаясь об острые колючки. И от этих острых, как иглы, колючек и от кислого хрустящего крыжовника становилось еще скучнее и хотелось скулить, как заброшенному щенку.
Когда солнце поднималось к зениту, попадья наглухо закрывала ставни в своей комнате и в темноте напивалась пьяная, в каждой рюмке черпая острую тоску и жгучее воспоминание о погибшем сыне. Она плакала и рассказывала тягучим неловким голосом, каким читают трудную книгу неумелые чтецы, рассказывала все одно и то же, все одно и то же о тихоньком черненьком мальчике, который жил, смеялся и умер; и в певучих книжных словах ее воскресали глаза его, и улыбка, и старчески-разумная речь. «Вася, – говорю я ему, – Вася, зачем ты обижаешь киску? Не нужно обижать, родненький. Бог всех велел жалеть: и лошадок, и кошечек, и цыпляток». А он, миленький, поднял на меня свои ясные глазки и говорит: «А зачем кошка не жалеет птичек? Вот голубки разных там птенчиков выведут, а кошка голубков съела, а птенчики все ищут, ищут и ищут мамашу».
И о. Василий покорно и безнадежно слушал ее, а снаружи, под закрытой ставней, среди лопуха, репейника и глухой крапивы, сидела на земле Настя и угрюмо играла в куклы. И всегда игра ее состояла в том, что кукла нарочно не слушалась, а она наказывала: больно вывертывала ей руки и ноги и секла крапивой.
Когда о. Василий в первый раз увидел пьяную жену и по мятежно-взволнованному, горько-радостному лицу ее понял, что это навсегда, – он весь сжался и захохотал тихим, бессмысленным хохотком, потирая сухие, горячие руки. Он долго смеялся и долго потирал руки; крепился, пытался удержать неуместный смех и, отвернувшись в сторону от горько плачущей жены, фыркал исподтишка, как школьник. Но потом он сразу стал серьезен, и челюсти его замкнулись, как железные: ни слова утешения не мог он сказать метавшейся попадье, ни слова ласки не мог сказать ей. Когда попадья заснула, поп трижды перекрестил ее, отыскал в саду Настю, холодно погладил ее по голове и пошел в поле.
Он долго шел тропинкою среди высоко поднявшейся ржи и смотрел вниз, на мягкую белую пыль, сохранившую кое-где глубокие следы каблуков и округлые, живые очертания чьих-то босых ног. Ближайшие к дорожке колосья были согнуты и поломаны, некоторые лежали поперек тропинки, и колос их был раздавленный, темный и плоский.
На повороте тропинки о. Василий остановился. Впереди и кругом, далеко во все стороны зыбились на тонких стеблях тяжелые колосья, над головой было безбрежное, пламенное июльское небо, побелевшее от жары, – и ничего больше: ни деревца, ни строения, ни человека. Один он был, затерянный среди частых колосьев, перед лицом высокого пламенного неба. О. Василий поднял глаза кверху, – они были маленькие, ввалившиеся, черные, как уголь, и ярким светом горел в них отразившийся небесный пламень, – приложил руки к груди и хотел что-то сказать. Дрогнули, но не подались сомкнутые железные челюсти: скрипнув зубами, поп с силою развел их, – и с этим движением уст его, похожим на судорожную зевоту, прозвучали громкие, отчетливые слова:
– Я – верю.
Без отзвука потерялся в пустыне неба и частых колосьев этот молитвенный вопль, так безумно похожий на вызов. И точно кому-то возражая, кого-то страстно убеждая и предостерегая, он снова повторил:
– Я – верю.
А вернувшись домой, снова, хворостинка за хворостинкой, принялся восстановлять свой разрушенный муравейник: наблюдал, как доили коров, сам расчесал угрюмой Насте длинные жесткие волосы и, несмотря на поздний час, поехал за десять верст к земскому врачу посоветоваться о болезни жены. И доктор дал ему пузырек с каплями.
II
О. Василия не любил никто – ни прихожане, ни причт. Церковную службу отправлял он плохо, не благолепно: был сух голосом, мямлил, то торопился так, что дьякон едва успевал за ним, то непонятно медлил. Корыстолюбив он не был, но так неловко принимал деньги и приношения, что все считали его очень жадным и за глаза насмехались. И все окрест знали, что он очень несчастлив в своей жизни, и брезгливо сторонились от него, считая за дурную примету всякую с ним встречу и разговор. На свои именины, праздновавшиеся 28 ноября, он пригласил к обеду многих гостей, и на его низкие поклоны все отвечали согласием, но приходил только причт, а из почетных прихожан не являлся никто. И было совестно перед причтом, и обиднее всего было попадье, у которой даром пропадали привезенные из города закуски и вина.
Вася
Третья глава повествует о недолгом счастье в доме Василия Фивейского. Попадья забеременела и в ожидании сына вела жизнь правильную и размеренную. Она перестала пить, не выполняла тяжелой работы по дому, делала все для того, чтобы роды прошли благополучно. На Крещенье попадья разрешилась от бремени. У ребенка была слишком большая голова и чересчур тонкие конечности. Отец Василий с женой провели в надеждах и страхе несколько лет. А через три года родителям стало ясно, что сын Вася родился идиотом.
Идиот
В своем произведении использовал различные символы Андреев. Жизнь Василия Фивейского, краткое содержание которой не ограничивается трагической гибелью сына и болезнью жены, наполнена символами. Рождение второго Василия – еще одно испытание, выпавшее на долю главного персонажа повести. Во второй главе появляется образ идиота, господствующего над всей семьей. Обитатели дома страдают от клопов. Повсюду грязная и рваная одежда. А сам «полуребенок-полузверь» символизирует незаслуженное горе и мучения, от которых страдает семья отца Василия.
Призыв к разумному существованию
Сюжет повести часто сравнивают с библейской Книгой Иова. Но, как показывает анализ «Жизни Василия Фивейского», повесть имеет только внешнее сходство с библейской историей. Иов претерпел несчастья и убедился, что не в его власти постичь Бога и Его пути. Он смирился. А Василий же гневно восклицает: «Зачем я верил?» Повесть Андреева – это дерзкая попытка поколебать основы религии – веру в чудо. И он создает полную драматизма историю, в которой измученный несчастьями поп вырастает в богоборца.
Он пытается силой своей иступленной веры воскресить мертвого. Но чуда не происходит. Растоптана вера, которая пытается привести небо на землю. В повести Андреева явно ощущается дух возмущения и протеста, чувство недоумения и неудовлетворенности. Над всеми символическими наслоениями повести звучит реалистичная нота, рассеивающая призраки и иллюзии. Анализ «Жизни Василия Фивейского» позволяет увидеть сквозь символы произведения, что автор зовет к разумной и осмысленной борьбе.
Настя
У Василия Фивейского кроме сына-идиота была еще и дочь Настя. О ней в произведении упоминается в первых главах вскользь как о девочке с угрюмым и злым взглядом. Отец Василий так сильно был поглощен собственным горем, что не только не уделял внимания своей дочери, но даже как будто забыл о существовании других людей на земле.
Но однажды на исповеди, беседуя с одной старухой, он вдруг осознал, что помимо его горя у каждого из прихожан есть свои печали. О них поп, оглушенный собственными страданиями, не думал. А на свете, оказалось, так много чужого людского горя. И после этого осознания он впервые посмотрел в глаза своей дочери – грустной, озлобленной и никому не нужной девочки.
Краткое содержание «Жизнь Василия Фивейского» Андреева напоминает притчу о праведнике Иове. Однако главный герой этого рассказа, в отличие от библейского персонажа, не раз пытается восстать против судьбы. В заключение он пытается что-то изменить. Он хочет уехать, планирует сдать сына Васю в приют. Но жена гибнет в пожаре. Сам отец Василий тоже умирает. Последнее, что он видит, – это небо, охваченное огнем. Смерть Фивейского – символ идеи, которую Андреев высказывал не раз в своем творчестве. По мнению русского классика, человеку нет смысла противостоять всесильному року. Смысл есть лишь в вере и любви.
Право на чудо
Отправил Василий дочь к своей сестре, построил новый дом, читает сыну Евангелие, ежедневно служит в церкви и держит строгий пост. Новая жизнь Василия настораживает прихожан, и когда погибает мужик Мосягин, все сошлись на том, что виноват в этом поп. Староста приходит к Василию и говорит, чтобы он убирался, так как от него все несчастья. И Василий, всегда боявшийся старосту, изгоняет того из церкви.
Во время отпевания погибшего мужика Василий вдруг прерывает чтение молитв, беззвучно хохочет, подходит к гробу и восклицает: «Тебе говорю – встань!» Не восстает мертвец из гроба. Тогда Василий выталкивает из него покойника. Люди в страхе разбегаются, а Василий продолжает взывать к мертвому. Но скорее стены рухнут, чем он восстанет из гроба.
Не с покойником ведет он поединок, а с Тем, в Кого верил беспредельно и вправе просить чуда. Но нет ответа. Охваченный яростью, выбегает Василий из церкви и бежит в чисто поле, где не раз молился да оплакивал свою горемычную судьбу. Там, посреди поля, найдут назавтра Василия мужики – распластанного. «Как будто и мертвый он продолжал свой бег», — такими словами заканчивает Л. Н. Андреев свое произведение.
🗹
