Анализ стихотворения Баратынского Разуверение 8, 9 класс

• Анализ стихов
• Баратынский
• Разуверение

Стихотворение «Разуверение» относится к любовной лирике Евгения Баратынского. Сам поэт был довольно талантливой и загадочной фигурой литературы своего времени.

В этом произведении звучат слова поэта, отвергающие женщину, с которой когда-то связывали его чувства. Делает он это довольно хладнокровно, объясняя причины прекращения отношений и, не теряя при этом чувства собственного достоинства.

Поэт просит бывшую свою возлюбленную не искушать его зря. Ведь он полностью разочарован. Причем, не только именно в ней, но и вообще в любви. Хотя, возможно, что именно эта особа и была причиной разуверения поэта.

Из строк, посвященных ей, следует, что молодой человек, скорее всего, был задет женщиной за живое. Между ними произошла, по- видимому, довольно серьезная ссора. Какая именно – остается не ясным. Но, исходя из того, что автор теперь уже не верит в любовь, вполне возможно, что он был обманут своей возлюбленной. Может и другой была причина.

Не столь важно, что произошло между молодыми людьми, сколько важны в этом стихотворении последствия этих событий и вызванные ими чувства в душе поэта.

Он разочарован, и возврат к прежнему уже невозможен. Налаживание отношений между ними могут привести лишь к душевным волнениям и мучениям молодого человека. Он не из тех людей, которые верят тому, чем были уже однажды обмануты. Об этом и говорит поэт в своем стихотворении.

Он просит девушку не заводить и слова о былом, дабы не тревожить его. Он ставит точку в неудавшихся отношениях довольно решительно. А это, скорее всего, связано с тем, что чувства, которые он имел когда-то к этой особе, были не такими уж и глубокими. Ведь как часто сильно любящие люди прощают очень многое своим избранникам, хотя порой это и не легко.

Но любви в душе поэта к этой девушке уже нет, пробудить того, что было она уже не сможет. А ему самому, как звучит в стихотворении, сладко усыпление, то, за которым можно спрятать все душевные переживания, не углубляясь в них. В таком состоянии и находился поэт, когда ложились на бумагу эти строки.

И, это состояние свойственно довольно многим людям, испытавшим на себе горечь разочарований. И это может указывать и на то, что истинная причина, скорее всего, кроется не только именно в той девушке, которой посвящены эти строки. Ведь истинное разуверение во всем приходит лишь в результате нескольких неудач.

А если же посмотреть на это произведение немного с другой стороны, то можно увидеть несколько другую картину. И, в центре ее будет вовсе не влюбленный и обманутый юноша, а, напротив, человек, любящий завоевывать женские сердца и, затем, охладевать к ним. А после этого он объясняет причину своего охлаждения неверием в любовь и разочарованием в мечтах. Но это, в свою очередь, тоже может иметь несколько причин.

Душа человека многогранна и, порой, непонятна и противоречива. А чувства и вовсе сложны и глубоки. И, зачастую проще забыться в сладком усыплении, чем разобраться в них.

8, 9 класс

Жанр, размер, направление

Е. Баратынский является представителем раннего романтизма в русской литературе. Это направление начало развиваться в Европе, заимствуя свою чувственность у сентиментализма. Традиция элегии развивалась в этот период весьма активно. В русской литературе Баратынский был одним из первых, кто работал в этом жанре. Его собратьями по перу были Пушкин, Жуковский, Давыдов, Лермонтов. Всех их привлекала, в том числе и элегия, с её лирическим, возвышенным содержанием. Наиболее близким сочинению Баратынского можно считать стихотворение Д. Давыдова «Романс (1834). Произведения сходны по многим мотивам и по форме, но всё же являются независимыми друг от друга.

Баратынский выбирает для «Разуверения» четырёхстопный ямб, размер, приближающий стих к естественной разговорной речи. Может быть, это и стало поводом для М. Глинки написать музыку романса, названного по первой строке произведения.

«Признание» (1823; 1832–1833)

Притворной нежности не требуй от меня: Я сердца моего не скрою хлад печальной. Ты права, в нем уж нет прекрасного огня Моей любви первоначальной. Напрасно я себе на память приводил И милый образ твой, и прежние мечтанья: Безжизненны мои воспоминанья, Я клятвы дал, но дал их выше сил.

Я не пленен красавицей другою, Мечты ревнивые от сердца удали; Но годы долгие в разлуке протекли, Но в бурях жизненных развлекся я душою. Уж ты жила неверной тенью в ней; Уже к тебе взывал я редко, принужденно, И пламень мой, слабея постепенно, Собою сам погас в душе моей. Верь, жалок я один. Душа любви желает, Но я любить не буду вновь; Вновь не забудусь я: вполне упоевает Нас только первая любовь.

Грущу я; но и грусть минует, знаменуя Судьбины полную победу надо мной: Кто знает? мнением сольюся я с толпой; Подругу, без любви, кто знает? изберу я. На брак обдуманный я руку ей подам И в храме стану рядом с нею Невинной, преданной, быть может, лучшим снам, И назову ее моею, И весть к тебе придет; но не завидуй нам: Обмена тайных дум не будет между нами, Душевным прихотям мы воли не дадим: Мы не сердца под брачными венцами, Мы жребии свои соединим.

Прощай. Мы долго шли дорогою одною: Путь новый я избрал, путь новый избери; Печаль бесплодную рассудком усмири И не вступай, молю, в напрасный суд со мною. Невластны мы в самих себе И, в молодые наши леты, Даем поспешные обеты, Смешные может быть всевидящей судьбе.

«„Признание“ — совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий», — с досадой писал Пушкин Александру Бестужеву, прочитав в «Полярной звезде» за 1824 год новую элегию Баратынского.

В «Признании» Баратынский делал еще более уверенный — по сравнению с «Разуве­рением» — шаг от поэтической условности к психологи­ческой рефлексии, как в днев­нике или романе. Эффект особой достовер­ности придавал стихотворению настоящий антипоэтизм — упоминание о браке без любви, на который лирический герой решается сознательно:

Подругу, без любви, кто знает? изберу я. На брак обдуманный я руку ей подам И в храме стану рядом с нею Невинной, преданной, быть может, лучшим снам, И назову ее моею…

На фоне мелодраматических ожиданий жанра сильным ходом выглядит признание в равноду­шии, неспособности к чувству — и принятие этого как неизбежного, даже естественного (хотя за двадцать лет до того «русские шиллеристы», например Андрей Тургенев, не могли ни смирить­ся с этим равнодушием, ни найти язык для его внутренне убедительного описания).

Без «Признания» были бы невозможны поздней­шие парадоксальные пушкинские стихи о люб­ви — «Под небом голубым страны своей родной…», в котором запечатлено очень похожее впечатление от того, что былое страстное чувство обернулось равнодушием, и «На холмах Грузии…», в котором, наоборот, декларируется сила любовного чувства самого по себе.
Отрывок из фильма «Доживем до понедельника». Режиссер ?Станислав Ростоцкий. 1968 год

Анализ стихотворения «Разуверение»

«Разуверение» – вторая после «Признания» по популярности в исследованиях литературоведов. Она – яркий пример раскрытия темы «разочарованности» лирического героя в чувстве. Если в предыдущих элегиях герой пытался воскресить себя на пиру или новым увлечением, то здесь он уже разочаровался и в этих попытках. С самых первых строк прямо говорится о неспособности героя любить:

Не искушай меня без нужды Возвратом нежности твоей: Разочарованному чужды Все обольщенья прежних дней! Уж я не верю увереньям, Уж я не верую в любовь, И не могу предаться вновь Раз изменившим сновиденьям! Слепой тоски моей не множь, Не заводи о прежнем слова, И, друг заботливый, больного В его дремоте не тревожь! Я сплю, мне сладко усыпленье; Забудь бывалые мечты: В душе моей одно волненье, А не любовь пробудишь ты.1

В композиции данного стихотворения даже отсутствует экспозиция. По рассматриваемой Гаспаровым схеме здесь сразу идет отказ, «а далее следует истинный ход, характеристика действительного состояния души. Здесь мы уже стоим на грани нашей схемы, на грани элегии и романса»2. Недаром композитор М. Глинка написал чудесный романс на стихи «Разуверения».

Элегия начинается с просьбы лирического героя не «искушать» его «без нужды». «Искушать» — очень красочное слово. В словаре Даля мы можем найти его значения:

«соблазнять, прельщать, смущать соблазном, завлекать лукавством; стараться совратить кого с пути блага и истины»3.

Герой способен соблазниться новой нежностью «заботливого друга», в нем способны пробудиться чувства стремления к ней, смущения, «волнения», как мы узнаем в конце. Но правильно ли будет заставлять его испытывать это волнение? Не будет ли это обманом, который совратит героя с пути истинного – пути покоя и сна? Герой уверен, что это и есть обман и что это бесполезно и не нужно. Семенко отмечает:

можно предположить, что недавнее равнодушие героини способствовало «разуверенью» поэта. 4

К героине вернулась нежность, и она хочет одарить героя ею снова. Но ему она уже больше не нужна, как он объясняет, потому что он разочаровался в «обольщеньях прежних дней». «Обольщенья» здесь – также яркое слово. Его значения в словаре:

«обманывать лестью; манить, заманивать; склонять к чему лукавыми ласками, льстиво морочить, уловлять, прельщая чем; соблазнять»3.

Обольщенья – любовь, нежности, свидания, пиры с друзьями – все это обман, и герой теперь это понимает. Его постигло общее разочарование, эта «болезнь века», о которой мы упоминали во вступлении. Вторая строфа, где герой подчеркивает свое разочарование не в любви героини, а в любви в целом, доказывает это. «Поэт усомнился не в увереньях возлюбленной, а в “увереньях” и “любви” вообще. Потому психологические понятия даны в отвлеченной от реалий форме: “нежность”, “обольщенья”, “уверенья”, “любовь”. Абсолютность отрицания усилена повторением: “не верю увереньям”»4. — утверждает Семенко. Лирический герой не можешь снова доверчиво и всецело предаться «раз изменившим сновиденьям». Его опыт не позволит ему это, а претворяться, что вновь влюблен, нет смысла. Мы не можем по-настоящему наслаждаться счастьем, любовью, когда понимаем, что это обман, иллюзия, сон, и что это не долговечно и хрупко. Как невозможно доверять человеку, который предал нас даже хотя бы один только раз, так невозможно поверить вновь чувствам, раз уже нам изменившим. Герой называет прежние обольщения «сновиденьями». Они не были реальными, а лишь иллюзиями. Глупая молодость, не знающая жизни, стремящаяся разукрасить, преобразить скучный, разумный мир вокруг, создает эти сны о любви, дружбе, счастье. Оба возлюбленных попадают в этот сон, но время рассевает его, опыт показывает истинную картину вещей. Прошлое было сновиденьем, но что же настоящее? В последних строфах лирический герой снова обращается к возлюбленной. Ее попытки все вернуть только будят в герое тоску по прошедшему. Ему жаль тех сладких сновидений, но ничего не поделаешь. Он просит героиню забыть «бывалые мечты». Уже слишком очевидно, что они не осуществятся. Кажется, что повзрослевший, опытный теперь герой видит мир трезво и понимает, что реально, а что нет. Но оказывается, что все не так:

И, друг заботливый, больного В его дремоте не тревожь! Я сплю, мне сладко усыпленье;1

Прошлое – сновиденье, настоящее – тоже дремота. Здесь снова присутствует мотив «больной души». Это состояние разочарованности – болезнь, в понимании лирического героя. Возможно, вернувшаяся нежность героини заставляет его рефлексировать, и это в том числе пробуждает волнение, усиливает тоску. Герой старается забыться, уснуть, не вспоминать прошлое. Как гамлетовское “To die, to sleep, no more”, только здесь не настоящая смерть, а смерть – разочарование, сон больной души. Герою сладко его усыпленье, потому что оно не тревожит, не волнует. Семенко заметила:

”Сон” — основа всей образной структуры “Разуверения”. “Усыпленье” последних стихов оказывается сродни “сновиденьям” первых. Эта “дремота” больного, это его спокойствие — своего рода тоже “обольщенье”, которое поэт просит пока “не тревожить”. Скептицизм его бескомпромиссен: не иллюзия ли и то, что былая возлюбленная теперь — “друг заботливый”4?

Заканчивается стихотворение приемом «неполного контраста»:

В душе моей одно волненье, А не любовь пробудишь ты.

И. Л. Альми сравнивает это волнение с волнением Онегина после прочтения письма Татьяны. Также в своем разборе этой элегии она утверждает, что

«увидев источник страданий его героя в его собственной душе, «до времени незрелой», Баратынский избавился от необходимости искать преднамеренных виновников этих страданий. Никто из действующих лиц «Разуверения» не виновен в разрыве, происходящее сильнее их»5.

Герой видит иллюзорность любви, обман счастья. Он винит сами чувства, а не героиню, хотя в то же время не пытается передать ей свое разочарование, доказать ей зыбкость ее нежности, ее мечтаний. Он просто просит забыть их. Не зря он называет ее «заботливым другом». В ней нет коварства, кокетства и лицемерия, которые традиционны для любовных элегий. Она искренна в своей вернувшейся нежности и заботе. «За ней признается возможность самых лучших чувств и побуждений»5, как говорит Альми.

От элегии веет ощущениями пустоты и смирения, которыми охвачен лирический герой. Восклицательные предложения, формирующие три первых строфы, контрастируют с содержанием так, что и не верится, что в конце стоит восклицательный знак. Видимо, герой очень хочет убедить героиню оставить его в покое. Почти все глаголы здесь употреблены с отрицательной частицей: «не искушай», «не верю», «не могу», «не множь», «не . Это подчеркивает нежелание героя пробуждаться от сна. В строчках «Уж я не верю увереньям, Уж я не верую в любовь» анафора усиливает уверенность в разочарованности героя.

Примечание:

1. Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е. //Поэтическая антология по истории русского стиха. Составитель В.Е.Холшевников. Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1967.
2. Гаспаров М.Л.. Три типа русской романтической элегии. Индивидуальный стиль в жанровом стиле // Контекст-1988 М., 1989.
3. В. Даль «Толковый словарь живого великорусского языка» 1863—1909 гг.
4. Семенко И.М.. Поэты пушкинской поры. М.: Художественная литература, 1970.
5. Альми И.Л. Элегии Е.А. Баратынского 1819-1824 годов // Альми И.Л. О поэзии и прозе. СПб.: Скифия, 2002.