Природа в лирике Лермонтова – мотив, проходящий через все творчество поэта. В стихах он часто обращался к ней как к средству раскрытия единства окружающей среды и духовного мира своего героя. Лирический герой Михаила Юрьевича тянется к природе в своем одиночестве, он способен ценить ее красоту. Этот мотив часто вводится в стихотворения для того, чтобы подчеркнуть одиночество изображенного персонажа. Сосна «на севере диком» мечтает о далекой пальме. Утес-великан из произведения Лермонтова «Утес» также остается одиноким.
Стихотворение «Осень»
Природа в лирике Лермонтова — мотив, символическое значение которого меняется по мере развития таланта автора. В раннем стихотворении Михаила Юрьевича «Осень» основные детали пейзажа воспроизведены едва ли не ученически. Здесь и мрачная зелень елей, и пожелтевшие листья, и туман с тусклым месяцем, проглядывающим сквозь него, и воспоминание о многоцветье летних дней, и сожаление поэта об ушедшей весне со всеми ее радостями. В этом произведении, в сущности, описывается чувство утраты, овладевающее человеком в период поздней осени, когда он созерцает увядающую природу. Однако чувство грусти и изображение пейзажа здесь несколько условны. Они лишены указания на приметы эпохи, представлены вне связи с событиями в жизни поэта.
Об эстетическом отношении Лермонтова к природе
Милостивые государи! Речь моя посвящена памяти Лермонтова. На школе лежит долг хранить и поддерживать память о родных поэта. Неблагодарность есть недостаток самосознания. Для русской школы имя Лермонтова не только одно из немногих классических имен, но и неотразимо симпатичное имя. Есть в лермонтовской поэзии особенное, педагогическое обаяние: ей одной свойственна та чистота, почти кристальность изображения, какую мы встречаем в пьесах «Ангел», «Три пальмы», «Молитва», «Ветка Палестины». Боденштедт сказал, что если бы от Лермонтова осталась одна только «Песня про купца Калашникова», этого было бы довольно для его славы;[1] я убежден, что если бы от нашего поэта остались только эти четыре стихотворения, без которых теперь не обходится ни одна хрестоматия, то русская школа все-таки поминала бы его имя с почетом и благодарностью. Говорить о Лермонтове всего естественнее в эти дни, когда память о нем ожила среди нас, благодаря пятидесятилетию со дня его смерти, и сотни тысяч книг с его именем, портретом, стихами хлынули по всей России такой благодатной волной.
Приемы современной истории литературы неблагоприятны для эстетического изучения поэзии. Как ни важна биография поэта, но в ней, к несчастью, минуты, «когда божественный глагол до слуха чуткого коснется»,[2] тонут в тех годах, когда «меж детей ничтожных мира / Быть может, всех ничтожней он».[3] Крупнейший представитель исторического метода Тэн,[4] этот натуралист от литературы, порвал с эстетикой и почти уничтожил самый термин «поэзия»: он вдвинул поэтов в ряды литераторов. Еще дальше от поэзии как искусства отвлекает работающих сравнительный метод: тут все силы направлены на исследование сюжетов и мотивов, на литературные влияния и заимствования литература изучается экстенсивно. Третье новейшее направление, так называемое научно-критическое, ставит себе задачей познать писателя и его произведения на основании влияния его на общество — здесь поэзия уже совсем сошла с подмостков и вместе с литературой низведена на степень народного чтения
. Детальное изучение произведений — филологическое, эстетическое, психологическое — силою вещей отходит таким образом на второй план. У нас его почти нет. Точностью текстов поэта дорожат мало и забывают, что у поэта не наше слово —
знак
, а художественное слово —
образ
. Стоит только напомнить, что наша поэзия, поэзия мировая, насчитывает всего три критических издания[5] и что ни один из русских поэтов не имеет (сколько-нибудь полного) словаря, как древние классики или Дант, Шекспир, Мольер, Гете — на Западе. Равнодушие к эстетике почти похоронило детальное изучение произведений, в читателях оно ослабило литературный вкус, для поэтов понизило ценз. И вот, когда случай заставит на некоторое время пристально сосредоточить внимание на поэте, невольно пожалеешь о том времени, когда Лессинг был театральным критиком, Шиллер — законодателем эстетики или когда Sainte-Beuve,[6] запираясь от всех, жил и дышал в атмосфере изучаемого им писателя. Я не говорю уже о той роскоши, когда сам поэт, как Кардуччи, комментирует Данта и издает Петрарку или когда Леопарди издает оды с собственными филологическими примечаниями.
Для меня поэзия — прежде всего искусство. В этом ее обаяние, неувядаемость ее славы и ее трагизм.
Поэты — люди особой породы.
Творец из лучшего эфира
Соткал живые струны их.[7]
Провиденциальное назначение поэта — в переживании сложной внутренней жизни, в беспокойном и страстном искании красоты, которая должна, как чувствует это поэт, заключать в себе истину. Эти искания, в их дисгармонии с прозой жизни, заставляют поэта страдать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Философские и политические мотивы
Очень обширная тема — природа в лирике Лермонтова. Сочинение на эту тему нередко вызывает затруднения. Давайте вместе проследим, как этот мотив развивался в творчестве поэта. Стихотворения Лермонтова, посвященные природе, по мере возмужания его таланта становились все богаче в смысловом отношении. В них появляются не только патриотические или элегические, но и политические мотивы, философские размышления о самых важных проблемах. К примеру, в небольшой зарисовке Лермонтова «Когда волнуется желтеющая нива…» Михаил Юрьевич представил нам целую концепцию бытия. Пейзаж в этом произведении будто бы заслонил житейские дрязги. В душу лирического героя через него вливается успокоение и уверенность. Михаил Юрьевич изображает жизнь природы гармоничной. Эта гармония помогает человеку преодолеть противоречие своей духовной жизни. Природа в лирике Лермонтова — это источник прекрасного, который разлит повсюду вокруг, это воплощение целесообразного.
Стихи Лермонтова о природе
Утёс
Ночевала тучка золотая На груди утеса-великана; Утром в путь она умчалась рано, По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщине Старого утеса. Одиноко Он стоит, задумался глубоко И тихонько плачет он в пустыне.
Когда волнуется желтеющая нива…
Когда волнуется желтеющая нива, И свежий лес шумит при звуке ветерка, И прячется в саду малиновая слива Под тенью сладостной зелёного листка;
Когда росой обрызганный душистой, Румяным вечером иль утра в час златой Из-под куста мне ландыш серебристый Приветливо кивает головой;
Когда студеный ключ играет по оврагу И, погружая мысль в какой-то смутный сон, Лепечет мне таинственную сагу Про мирный край, откуда мчится он:
Тогда смиряется души моей тревога, Тогда расходятся морщины на челе, И счастье я могу постигнуть на земле, И в небесах я вижу бога!..
Осень
Листья в поле пожелтели, И кружатся и летят; Лишь в бору поникши ели Зелень мрачную хранят. Под нависшею скалою, Уж не любит, меж цветов, Пахарь отдыхать порою От полуденных трудов. Зверь, отважный, поневоле Скрыться где-нибудь спешит. Ночью месяц тускл, и поле Сквозь туман лишь серебрит.
Утро на Кавказе
Светает — вьется дикой пеленой Вокруг лесистых гор туман ночной; Еще у ног Кавказа тишина; Молчит табун, река журчит одна. Вот на скале новорожденный луч Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч, И розовый по речке и шатрам Разлился блеск, и светит там и там: Так девушки, купаяся в тени, Когда увидят юношу они, Краснеют все, к земле склоняют взор: Но как бежать, коль близок милый вор!..
Весна
Когда весной разбитый лед Рекой взволнованной идет, Когда среди лугов местами Чернеет голая земля, И мгла ложится облаками На полуюные поля, Мечтанье злое грусть лелеет В душе неопытной моей; Гляжу, природа молодеет, Не молодеть лишь только ей; Ланит спокойных пламень алый С собою время уведет, И тот, кто так страдал, бывало, Любви к ней в сердце не найдет.
Тучи
Тучки небесные, вечные странники! Степью лазурною, цепью жемчужною Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение? Зависть ли тайная? злоба ль открытая? Или на вас тяготит преступление? Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные… Чужды вам страсти и чужды страдания; Вечно холодные, вечно свободные, Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Все тихо — полная луна…
Все тихо — полная луна Блестит меж ветел над прудом, И возле берега волна С холодным резвится лучом.
Посреди небесных тел…
Посреди небесных тел Лик луны туманный, Как он кругл и как он бел, Точно блин с сметаной.
Кажду ночь она в лучах Путь проходит млечный. Видно, там на небесах Масленица вечно!
На севере диком стоит одиноко…
На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна, И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она.
И снится ей все, что в пустыне далекой, В том крае, где солнца восход, Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет.
Вечер после дождя
Гляжу в окно: уж гаснет небосклон, Прощальный луч на вышине колонн, На куполах, на трубах и крестах Блестит, горит в обманутых очах; И мрачных туч огнистые края Рисуются на небе как змея, И ветерок, по саду пробежав, Волнует стебли омоченных трав… Один меж них приметил я цветок, Как будто перл, покинувший восток, На нем вода блистаючи дрожит, Главу свою склонивши, он стоит, Как девушка в печали роковой: Душа убита, радость над душой; Хоть слезы льет из пламенных очей, Но помнит все о красоте своей.
Кто в утро зимнее, когда валит…
Кто в утро зимнее, когда валит Пушистый снег, и красная заря На степь седую с трепетом глядит, Внимал колоколам монастыря; В борьбе с порывным ветром, этот звон Далеко им по небу унесён, И путникам он нравился не раз, Как весть кончины иль бессмертья глас.
И этот звон люблю я! — он цветок Могильного кургана, мавзолей, Который не изменится; ни рок, Ни мелкие несчастия людей Его не заглушат; всегда один, Высокой башни мрачный властелин, Он возвещает миру все, но сам Сам чужд всему, земле и небесам.
Гроза
Ревет гроза, дымятся тучи Над темной бездною морской, И хлещут пеною кипучей, Толпяся, волны меж собой.
Вкруг скал огнистой лентой вьется Печальной молнии змея, Стихий тревожный рой мятется — И здесь стою недвижим я.
Стою — ужель тому ужасно Стремленье всех надземных сил, Кто в жизни чувствовал напрасно И жизнию обманут был?
Вокруг кого, сей яд сердечный, Вились сужденья клеветы, Как вкруг скалы остроконечной, Губитель-пламень, вьешься ты?
О нет! — летай, огонь воздушный, Свистите, ветры, над главой; Я здесь, холодный, равнодушный, И трепет не знаком со мной.
Солнце осени
Люблю я солнце осени, когда, Меж тучек и туманов пробираясь, Оно кидает бледный мертвый луч На дерево, колеблемое ветром, И на сырую степь. Люблю я солнце, Есть что-то схожее в прощальном взгляде Великого светила с тайной грустью Обманутой любви; не холодней Оно само собою, но природа И все, что может чувствовать и видеть, Не могут быть согреты им; так точно И сердце: в нем все жив огонь, но люди Его понять однажды не умели, И он в глазах блеснуть не должен вновь И до ланит он вечно не коснется. Зачем вторично сердцу подвергать Себя насмешкам и словам сомненья?
Прекрасны вы, поля земли родной
Прекрасны вы, поля земли родной, Еще прекрасней ваши непогоды; Зима сходна в ней с первою зимой Как с первыми людьми ее народы!.. Туман здесь одевает неба своды! И степь раскинулась лиловой пеленой, И так она свежа, и так родня с душой, Как будто создана лишь для свободы…
Но эта степь любви моей чужда; Но этот снег летучий серебристый И для страны порочной — слишком чистый Не веселит мне сердца никогда. Его одеждой хладной, неизменной Сокрыта от очей могильная гряда И позабытый прах, но мне, но мне бесценный.
Ветка Палестины
Скажи мне, ветка Палестины: Где ты росла, где ты цвела, Каких холмов, какой долины Ты украшением была?
У вод ли чистых Иордана Востока луч тебя ласкал, Ночной ли ветр в горах Ливана Тебя сердито колыхал?
Молитву ль тихую читали, Иль пели песни старины, Когда листы твои сплетали Солима бедные сыны?
И пальма та жива ль поныне? Все так же ль манит в летний зной Она прохожего в пустыне Широколиственной главой?
Или в разлуке безотрадной Она увяла, как и ты, И дольний прах ложится жадно На пожелтевшие листы?..
Поведай: набожной рукою Кто в этот край тебя занес? Грустил он часто над тобою? Хранишь ты след горючих слез?
Иль, божьей рати лучший воин, Он был с безоблачным челом, Как ты, всегда небес достоин Перед людьми и божеством?..
Заботой тайною хранима Перед иконой золотой, Стоишь ты, ветвь Ерусалима, Святыни верный часовой!
Прозрачный сумрак, луч лампады, Кивот и крест, символ святой… Все полно мира и отрады Вокруг тебя и над тобой.
Человек и природа
А как же человек? Разве он не дитя природы? Как же так получилось, что человеческое общество выпало из-под действия всеобщих законов бытия? Наблюдая за природой, Михаил Юрьевич понял, что и в мире людей должны восторжествовать красота и высшая целесообразность. Ведь человек родился не только для страданий. Если бы это было так, зачем тогда Творец или природа наделили его жаждой счастья, стремлением к правде, чувством справедливости? Человек и природа в лирике Лермонтова взаимосвязаны. Порыв ветра, лес, серебристый ландыш, желтеющая нива – все эти явления вовсе не разрозненные, не изолированные. Они представляют собой части некоего цельного бытия. Михаил Юрьевич умел оживлять, одухотворять природу. В его поэзии человеческими страстями наделены дружные волны, тучи, утес, пальма, дубовый листок, сосна. И человек, и природа в лирике Лермонтова характеризуются тем, что им ведомы и неутолимая грусть, и горечь разлук, и радость встреч.
klassreferat.ru
Поэзия Лермонтова — это, прежде всего поэзия рефлексии, лирического размышления. Визуальные образы, поэтическая «живопись» не занимают в ней столь важного места, как, например, в произведениях Фета, Тютчева, Пушкина. Мы не находим в стихотворениях Лермонтова знакомых картин русской природы: лесов, одетых «в багрец и золото» или «околдованных» чародейкою-зимою, «вешних ручьев», сбегающих с гор, блестящей «подо льдом» речки. Лермонтовское видение природы космично, взгляд поэта обращен скорее за пределы видимого глазу пространства, нежели к пейзажным красотам окружающего мира. И потому столь нечастое у Лермонтова появление в поле зрения конкретных природных реалий — «белеющих берез», «серебристого ландыша», «темной аллеи» — несет в себе потенциал символических значений и ведет к философским обобщениям. Лирический герой наедине не просто с природой, а с целой Вселенной — характерная для лермонтовской поэзии лирическая ситуация. Пейзажный фон в поэтических произведениях Лермонтова редко бывает детально проработанным. Небо и звезды — вот наиболее устойчивые атрибуты внешнего мира — мира природы — в лирике Лермонтова. Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит; Ночь тиха. Пустыня внемлет богу, И звезда со звездою говорит. Пустыня, звезды, прочерченный в темноте вектор дороги задают пространственные координаты лермонтовского мира в стихотворении. При этом важнейший для лермонтовской лирики образ — образ дороги — получает обобщенное значение: дорога становится символом жизненного пути лирического героя. Горизонтальное измерение — герой движется вперед по дороге — сменяется вертикальным: обращенный к небу и звездам взгляд лирического героя переводит движение в вертикальную плоскость, в символическое пространство всей Вселенной. Однако гармония в мире природы остается недоступной для лермонтовского героя: ему дано лишь испытать ностальгию по тому согласию и пониманию («В небесах торжественно и чудно!»), что царят во внешнем по отношению к нему мире: Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чем? «Свобода и покой» (почти пушкинские «покой и воля» — земная замена счастья) доступны лирическому герою лишь в том идеальном измерении бытия, где жизнь и смерть сливаются в вечный сон («Я б хотел навеки так заснуть»), подобный тому, что описан в первых строках стихотворения: «Спит земля в сиянье голубом». Земной же удел героя — вечный путь, поиск, удел странника и изгнанника. Метафорический образ жизненных странствий героя создается в стихотворении «Тучи». Путь лирического героя проходит по тому же «маршруту», что и путь «небесных тучек»: Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники, С милого севера в сторону южную. Природные реалии представлены в лермонтовском стихотворении через олицетворение («вечные странники», «вам наскучили нивы бесплодные»), однако «ожившие» тучки остаются, равнодушны к судьбе своего «собрата» по изгнанию: только лирическому герою дано трагическое осознание своей судьбы, тучки же — «вечно холодные, вечно свободные» — чужды его страданиям и переживаниям. Образы природы в лирике Лермонтова — не только источник поэтических сравнений и метафор. Они могут символически замещать лирического героя, который остается за кадром, вне изображаемого в лирическом произведении пространства. Так, например, дубовый листок (стихотворение «Листок»), сосна («Сосна»), утес («Утес») представляют лирическое «я» косвенно, благодаря проведению в стихотворениях сквозных мотивов, определяющих строй лермонтовской лирики. Мотив одиночества героя — универсальный мотив в лермонтовском творчестве — подчеркивается в каждом из этих произведений: дубовый листок, оторвавшийся «от ветки родимой», становится символом бесцельного и бесприютного скитальчества одинокого лермонтовского героя; сосна только в грезах может увидеть «прекрасную пальму», дотянувшись взглядом до «пустыни далекой», — однако несбыточность мечты в стихотворении подчеркивается повтором ключевого слова — «один»: На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна. Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет. И даже символ непроницаемости и неуязвимости — каменный утес — обречен в лермонтовском мире на вечное и безысходное одиночество: Одиноко Он стоит, задумался глубоко, И тихонько плачет он в пустыне. Мотив одиночества прочитывается в этом стихотворении одновременно в двух планах: едва намеченная линия трагической неразделенной любви («Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана») наполняется дополнительным смыслом — стихотворение становится лирическим рассказом об экзистенциальном одиночестве и непрочности любых человеческих связей в этом мире. Вместе с тем через образы природы в лирике Лермонтова воссоздается и тот идеальный мир, в который лирический герой уносится мечтой, памятью или воображением. В стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен…» именно мир природы в знакомых герою с детства чертах противостоит маскарадному, подложному, насквозь пропитанному фальшью и неискренностью пестрому социуму. «Спящий пруд», туман над полями, темная аллея, опавшие и теперь шуршащие под ногами желтые листья — все это приметы подлинного, по-настоящему реального мира, воссозданного памятью героя. В образах природы материализуется мечта о прошлом, греза, лишь на время заменившая наскучившую, утомительную реальность. Из луча заходящего солнца в воспоминании рождается образ возлюбленной («Люблю мечты моей созданье/С глазами, полными лазурного огня») — зыбкий, ускользающий, но все-таки полный жизни. Не случайно в описании облика девушки Лермонтов прибегает к сравнениям из мира природы (« С улыбкой розовой, как молодого дня//3а рощей первое сиянье») — это единственная возможность сохранить подлинные черты дорогого лирическому герою лица. Подлинный облик Родины запечатлевается в поэзии Лермонтова также через конкретные природные реалии — «желтеющую ниву», скромную «чету белеющих берез», «дымок спаленной жнивы». Пейзаж в стихотворении строится по принципу перехода от общего плана к крупному: лирическая перспектива постепенно сужается, и от картины «разливов рек» и «степей безбрежных колыханья» остается только убранное уже поле с оставленными на нем скирдами, а затем в поэтическом фокусе появляется крупным планом «чета белеющих берез». Цветовая палитра сведена к минимуму — желтый, белый и черный. Однако это и есть Родина, образ которой строится через частные и малозначимые, на первый взгляд, детали и вызывает подлинные, искренние чувства поэта: Люблю Отчизну я, но странною любовью! Не победит ее рассудок мой… Прозаические реалии, в том числе и реалии природные, становятся в стихотворении «Родина» основой подлинно поэтического образа России. Та же «желтеющая нива», которая устойчиво связывается в лирике Лермонтова с образом Родины, появляется и в стихотворении «Когда волнуется…». Несовместимые с точки зрения соответствия закономерностям биологической жизни природные реалии — ландыш и «малиновая слива» — становятся знаками природной гармонии, к которой приобщается лирический герой Лермонтова. Картина, сотканная из автономных деталей, позволяет поэтически воссоздать краткое мгновение экзистенциального прозрения — «ив небесах я вижу бога». Образы природы — это знаки надежды, возможности обретения душевного равновесия и гармонии, к которым так стремится герой Лермонтова. Таким образом, в лирике Лермонтова конкретные картины природы соединяются с космическим ее видением, а реальный план визуального изображения всегда имеет символическое, философское измерение. Природа — это мир, противопоставленный лирическому герою, мир, который прекрасен и недостижим для него. Приобщение к идеальному совершается в лирике Лермонтова через мечту, грезу, память, прозрение — но совершается уже не в земной жизни, а в прекрасном «живом сне».
Рекомендуем посмотреть:
- Эволюция темы свободы в русской поэзии начала xix века
- Человек и природа в поэзии Лермонтова
- Фольклорные мотивы в творчестве Лермонтова
- Философские вопросы и их решение в поэме М.Ю.Лермонтова «Демон»
- Трагическое одиночество поэта и его героя в творчестве М. Ю. Лермонтова
- Трагическое мироощущение лирического героя М. Ю. Лермонтова
- Трагедия одиночества по произведениям М. Ю. Лермонтова — сочинение
- Трагедия одиночества М.Ю. Лермонтова
- Темы Родины, поэта и поэзии в творчестве М. Ю. Лермонтова.
Природа в позднем творчестве Лермонтова
Лирика Михаила Юрьевича к 1841 году достигла своего высшего расцвета. Поэт в последний год жизни написал множество произведений, отличающихся удивительным мастерством. Особое место среди них принадлежит таким стихотворениям, как «Выхожу один я на дорогу», «Прощай, немытая Россия» и «Родина». В этих творениях тема природы в лирике Лермонтова получает дальнейшее развитие. Это теперь символ Родины, которая у Михаила Юрьевича является противоречивым и сложным образом. Предлагаем вам подробнее остановиться на этой теме.
Вариант 2
Михаил Юрьевич Лермонтов является известнейшим во всем мире русским писателем и поэтом. С творчеством данного поэта знаком каждый из нас с самого раннего детства. Стихи Лермонтова читают даже сегодня как дети, так и взрослые. Потому что его творчество можно назвать разносторонним, а не однобоким. Прекрасный поэт прожил не много лет, но оставил нам богатейшее литературное наследие.
Одной из ключевых тем в творчестве любого поэта является тема природы. Михаил Юрьевич Лермонтов не является исключением из правил. Он создал много стихотворений о природе, ставших в дальнейшем известными и цитируемыми.
Очень любил Россию и родную природу Лермонтов. Это несомненно не могло не отразиться на его творчестве. Зарисовки пейзажей – это неотъемлемая часть каждого романа или повести данного автора. Как правило, описание природы представляет собой фон, на котором протекают действия. А иногда описание состояний природы оказывают большую помощь в раскрытии образов героев. Свои личные переживания автор тоже вкрапливает описаниями природы и пейзажей родного края.
При это мир природы можно назвать самостоятельным и без гармоничным. Земля является символом финала и конечной цели жизни человека и иного существа. Земля – это смерть и конец бытия. Небо представляется как что-то вечное и непоколебимое, бескрайнее и широкое, не имеющее конца. Гору у Лермонтова таковы, что их не представляется возможным сломить и разрушить. Притом находятся они между бескрайним небом и конечной землей. Именно такие ассоциации были у поэта на начальном этапе творчества.
Когда поэт стал более зрелым, то его лирика «очистилась» от излишеств, украшений, в которых растворялся основной посыл стихов. Теперь природа у поэта приобрела конкретность, точно и правдивость образов. Мир стал более сгруппирован и равновесен. Эмоции пропадают.
Особого внимания заслуживает поэма «Мцыри». В ней описана природа Кавказа в небывало красивых красках. Здесь безусловно акцентируется внимание на внутреннем мире и переживаниях главного героя – мятежного монаха. Природа тревожится и радуется вместе с героем поэмы.
Другие сочинения: <- Проблематика романа Герой нашего времени? ЛермонтовАнализ произведения Маскарад ->
Природа и Родина
Природа в лирике М. Ю. Лермонтова многогранна. Так, в стихе «1830 год. Июля 15-го» для него это дом детства, счастье родной семьи. В произведении 1840 г. «Как часто, пестрою толпою окружен» мы обнаруживаем эту же мысль. Находясь в конфликте с обществом, поэт лелеет в своей душе мечту снова оказаться там, где прошло его детство. Он жаждет окунуться в мир природы.
Однако неприятие России с ее «рабством» и «цепями» звучит уже в юношеской лирике. Поэт протестует против государства, в котором «царствует порок» и невозможно воплощать в жизнь идеалы справедливости и свободы. Эта тема с большой силой звучит в стихотворении Лермонтова «Прощай, немытая Россия».
Популярные сочинения
- Сочинение Цыфиркин в произведении Недоросль Фонвизина (Образ и характеристика)
Фонвизин в своем произведении показал образ Цыфиркина очень ярко и интересно. Он представлен в образе учителя Митрофанушки. Автор использовал прием «говорящей фамилии», так что с самого первого знакомства с этим персонажем - Сочинение на тему День народного единства 4 июня
К сожалению, многие памятные даты истории России связаны с печальными и трудными временами для нашего Отечества. Временами, когда существование государства российского и русского народа ставилось под сомнение. - Сочинение-описание по картине Автопортрет Брюллова
Брюллов написал огромное количество разных картин, которыми любуются все искусствоведы и любители живописи. Рисовать его научил отец, который с ним занимался.
«Выхожу один я на дорогу…»
Давайте обратимся к стиху «Выхожу один я на дорогу…». Всего 5 из двадцати строк занимает в нем пейзаж. Однако тема природы в лирике Лермонтова очень хорошо раскрывается на примере этого произведения. Пейзаж здесь очень необычный, он обладает символическим значением. На космическом фоне предстает перед нами жизнь лирического героя. Из-за этого она становится сложным образом-символом, который напоминает нам о сложных вопросах, мучивших не только Лермонтова, но и многих других его современников.
Поэт пишет про «кремнистый путь», который блестит сквозь туман. Этот путь лирический герой проходит в ночной тишине, в пустыне, совершенно один. Мотив природы в лирике Лермонтова отражает внутренний мир поэта. Кремень напоминает о страданиях, ранах, крови. «Кремнистый путь» в этом стихотворении является образным воплощением жизненного пути Михаила Юрьевича Лермонтова. Он тщетно пытался вызвать отклик у своих современников. Поэт осознает свое полное одиночество среди людей, мир которых он сравнивает с пустыней. Михаил Юрьевич считает, что не должно быть такого непонимания и отчуждения. Ведь во вселенной, частью которой является каждый человек, все друг с другом связано. Даже звезда говорит с звездою.
Пейзаж в лирике Лермонтова М.Ю.
Пейзажная лирика Лермонтова своеобразна. Картины природы у поэта всегда связаны с переживаниями лирического героя, его философскими раздумьями, воспоминаниями о прошлом. Но, вместе с тем, эти картины живут своей самостоятельной жизнью: они необыкновенно живы, одухотворены, притягательны. Множество пейзажных зарисовок Лермонтова посвящено Кавказу. Как поэт-романтик, Лермонтов часто рисует картины великолепной южной природы: огромные цепи синих гор, голубые долины, ослепительно белоснежные снега, далекие льдины утесов, сияющие в лучах восходящего солнца, розовый блеск утра, пустынные громкие бури, чистый прозрачный воздух — для него все в этом крае прекрасно и величаво. «Юный поэт заплатил полную дань волшебной стране, поразившей лучшими, благодатнейшими впечатлениями его поэтическую душу. Кавказ был колыбелью его поэзии, так же как он был колыбелью поэзии Пушкина, и после Пушкина никто так поэтически не благодарил Кавказ за дивные впечатления его девственно-величавой природы, как г. Лермонтов…», — писал Белинский. Великолепные картины южной природы предстают Перед нами в стихотворениях «Кавказ», «Синие горы Кавказа, приветствую вас!», «Люблю я цепи синих гор…», «Три пальмы». Этой же теме посвящено и стихотворение «Дары Терека», вызвавшее восхищение Белинского. Критик назвал «Дары Терека» «поэтической апофеозой Кавказа» и заметил, что только «роскошная, живая фантазия греков умела так олицетворять природу». Терек и Каспий олицетворяют собой Кавказ, как две самые главные приметы его. Терек дик и злобен, но он может быть и спокойным, лукаво-приветливым. Пытаясь уговорить море расступиться и принять его воды, Терек обещает Каспию множество даров. Но Каспий безучастен, он хранит гордое молчание. Тогда Терек обещает ему другой дар: Я примчу к тебе с волнами
Труп казачки молодой,
С темно-бледными плечами,
С светло-русою косой.
Грустен лик ее туманный,
Взор так тихо, сладко спит,
А на грудь из малой раны
Струйка алая бежит. И теперь Каспий доволен принесенным даром: Он взыграл, веселья полный, —
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви. Белинский был в восторге от этого произведения и заметил, что такими стихотворениями, как «Русалка», «Три пальмы», «Дары Терека» Лермонтов приближается к. Байрону, Гете и Пушкину. В романтических стихотворениях Лермонтов часто изображает буйство природных стихий: Ревет гроза, дымятся тучи
Над темной бездною морской,
И хлещут пеною кипучей,
Толпяся, волны меж собой. Природа неистовствует, «стихий тревожный рой мятется», волны с бешеным ревом вьются вокруг остроконечных скал, однако скалы по-прежнему спокойны и недвижимы. Точно так же незыблемы и чувства лирического героя: он спокоен и равнодушен, несмотря на окружающую его клевету, сплетни, несмотря на то, что он обманут жизнью и чувствами: Стою — ужель тому ужасно
Стремленье всех надземных сил,
Кто в жизни чувствовал напрасно
И жизнию обманут был?
Вокруг кого, сей яд сердечный,
Вились сужденья клеветы,
Как вкруг скалы остроконечной,
Губитель-пламень, вьешься ты? Героя не пугает буйство стихии и темная морская бездна — это человек мужественный и сильный духом. Точно так же не страшны ему и темные бездны человеческих душ, несущие в себе губительное, разрушительное начало: О нет! — летай, огонь воздушный,
Свистите, ветры, над главой;
Я здесь, холодный, равнодушный,
И трепет не знаком со мной. («Гроза») Один из любимых образов Лермонтова — образ далекой звезды, вызывающий у поэта различные ассоциации. Это и воспоминание об ушедшей любви, и дума о несбывшемся счастье, о беспокойном, неуловимом призраке светлой радости. Поэт завидует ясным, далеким звездам, их спокойствию и безмятежности. В стихотворении «Небо и звезды» слышится искренняя, глубокая тоска героя, порожденная неосуществимостью его желания слиться с вечным миром природы, с миром неба и звезд: Чем ты несчастлив? — Скажут мне люди. Тем я несчастлив, Добрые люди, что звезды и небо — Звезды и небо! — а я человек!..
Мир природы здесь противопоставлен суетному, корыстному миру людей, низменности их интересов: Люди друг к другу
Зависть питают;
Я же, напротив, Только завидую звездам прекрасным,
Только их место занять бы хотел. В своем восприятии природы Лермонтов следует традициям Руссо и Гейне. Мир природы и мир культуры у поэта нередко противопоставлены. Особенно остро конфликт этот ощутим в стихотворении «Три пальмы», основное чувство которого — «тоска поэта по внутренней гармонии мира», где человек разъединен с природой. Природа благосклонна к человеку: «Приветствуют пальмы нежданных гостей, И щедро поит их студеный ручей». Человек же варварски жесток с ней: Но только что сумрак на землю упал,
По корням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли их до утра огнем. В природе лирический герой Лермонтова видит торжество вечности, Божественного начала. Это тот мир, куда он устремляется усталой, измученной душой, ищущим разумом. Внутренний мир героя, его чувства глубоко раскрываются и в стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива». Здесь «созерцание природы для Лермонтова равносильно молитве. И то, и другое приводит его к духовному умиротворению, религиозному умилению, восторженному настроению, счастью». Пейзаж в этом стихотворении — несколько поэтических картин, взаимосвязанных друг с другом. Поэт рассказывает, как «волнуется желтеющая нива» при легком звуке ветерка, как свежий лес задумчиво шумит, как игриво «прячется в саду малиновая слива», как «студеный ключ играет по оврагу». Создавая яркие, живописные картины, Лермонтов олицетворяет природу: «ландыш серебристый приветливо кивает головой», «студеный ключ» лепечет «таинственную сагу». Красота и гармония окружающего мира усмиряют волнение лирического героя, тревогу его души, приводя в стройный порядок все мысли и чувства: Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога…
Душа героя устремляется к Богу, и «сколько веры, сколько любви душевной сказывается тогда в поэте нашем, заклейменном неверующим отрицателем!» В романтических стихотворениях Лермонтов зачастую создает образы-символы. Так, поэт отождествляет свою судьбу с судьбой одинокого паруса, белеющего в голубом тумане моря («Парус»); листка, оторванного от ветки родимой («Листок»); сосны, одиноко стоящей на голой вершине («На севере диком стоит одиноко»); утеса-великана, покинутого легкомысленной тучкой («Утес»). Во всех этих стихотворениях доминируют мотивы одиночества, грусти, тоски, трагического противостояния героя и окружающего мира. Реалистическое изображение природы содержится в стихотворении «Родина». Здесь мы встречаем «редкое… совпадение чувства природы с чувством родины». Вначале поэт говорит о своей любви к Родине и замечает «странный» характер этого чувства, его конфликт с разумом, с рассудком: Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Но я люблю — за что, не знаю сам —… Культурные истоки России, ее достоинства и завоевания, воинская слава, величавый покой государства — ничто не вызывает в поэте «отрадного мечтанья». Как замечает Добролюбов, Лермонтов противопоставляет здесь предрассудкам патриотизма истинную, святую, разумную любовь к отечеству. И следующая часть стихотворения раскрывает чувства поэта. Вначале взору нашему предстает широкая панорама России, ее «общая характеристика»: «степей холодное молчанье», «лесов безбрежных колыханье», «разливы рек, подобные морям». Затем художественное пространство как будто сужается: мы видим «огни печальных деревень», «дымок спаленной жнивы», «в степи ночующий обоз», «чету белеющих берез». Так, постепенно, поэт открывает простой мир крестьянской жизни: С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно…
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков. Как писал Добролюбов, «полнейшего выражения чистой любви к народу, гуманнейшего взгляда на его жизнь нельзя и требовать от русского поэта». В этом стихотворении ощущается не только открытое любование и скрытая теплота чувств, здесь звучит мотив гордости Россией, ее величавой природой, самобытной культурой, национальным колоритом. Мотив, объясняющий вызов официальному патриотизму. «Мы должны жить своею самостоятельною жизнью и внести свое самобытное в общечеловеческое. Зачем нам все тянуться за Европою и за французским», — писал Лермонтов в письме А. А. Краевскому. Таким образом, природа в романтических и реалистических стихотворениях Лермонтова неразрывно связана с экзистенциальной проблематикой, с рефлексией лирического героя, с его чувствами. Сами чувства эти — глубоко русские. «Несокрушимая сила и мощь духа, смирение жалоб, елейное благоухание молитвы, пламенное, бурное одушевление, тихая грусть, кроткая задумчивость… — все, все в поэзии Лермонтова: и небо и земля, и рай и ад…» — писал Белинский.
Гений Лермонтова
Как и любой истинный поэт, тем более великий, Михаил Юрьевич исповедовался в своей лирике. Перелистывая его произведения, мы приобщаемся к его внутреннему миру. Эти стихи открывают возможность понять Михаила Лермонтова и как человека, и как поэта. Белинский в свое время писал о том, что имя Михаила Юрьевича уже скоро станет народным. Сегодня можно с уверенностью говорить о том, что это время пришло.
Удивительно красочная, образная, мелодичная поэзия Михаила Лермонтова интересна и свежа до сих пор. Века не способны ее состарить, поскольку она является творением истинного гения. Природа в лирике Лермонтова полна драматизма, она участвует в судьбе лирического героя, отражает его переживания, чувства, настроения. Характерной ее особенностью является преобладание мотива одиночества над остальными. Как вы видите, очень интересна природа в лирике Лермонтова. Сочинение по этой теме не случайно задают писать школьникам.
Иннокентий Анненский
Об эстетическом отношении Лермонтова к природе
Милостивые государи! Речь моя посвящена памяти Лермонтова. На школе лежит долг хранить и поддерживать память о родных поэта. Неблагодарность есть недостаток самосознания. Для русской школы имя Лермонтова не только одно из немногих классических имен, но и неотразимо симпатичное имя. Есть в лермонтовской поэзии особенное, педагогическое обаяние: ей одной свойственна та чистота, почти кристальность изображения, какую мы встречаем в пьесах «Ангел», «Три пальмы», «Молитва», «Ветка Палестины». Боденштедт сказал, что если бы от Лермонтова осталась одна только «Песня про купца Калашникова», этого было бы довольно для его славы;[1] я убежден, что если бы от нашего поэта остались только эти четыре стихотворения, без которых теперь не обходится ни одна хрестоматия, то русская школа все-таки поминала бы его имя с почетом и благодарностью. Говорить о Лермонтове всего естественнее в эти дни, когда память о нем ожила среди нас, благодаря пятидесятилетию со дня его смерти, и сотни тысяч книг с его именем, портретом, стихами хлынули по всей России такой благодатной волной.
Приемы современной истории литературы неблагоприятны для эстетического изучения поэзии. Как ни важна биография поэта, но в ней, к несчастью, минуты, «когда божественный глагол до слуха чуткого коснется»,[2] тонут в тех годах, когда «меж детей ничтожных мира / Быть может, всех ничтожней он».[3] Крупнейший представитель исторического метода Тэн,[4] этот натуралист от литературы, порвал с эстетикой и почти уничтожил самый термин «поэзия»: он вдвинул поэтов в ряды литераторов. Еще дальше от поэзии как искусства отвлекает работающих сравнительный метод: тут все силы направлены на исследование сюжетов и мотивов, на литературные влияния и заимствования литература изучается экстенсивно. Третье новейшее направление, так называемое научно-критическое, ставит себе задачей познать писателя и его произведения на основании влияния его на общество — здесь поэзия уже совсем сошла с подмостков и вместе с литературой низведена на степень народного чтения
. Детальное изучение произведений — филологическое, эстетическое, психологическое — силою вещей отходит таким образом на второй план. У нас его почти нет. Точностью текстов поэта дорожат мало и забывают, что у поэта не наше слово —
знак
, а художественное слово —
образ
. Стоит только напомнить, что наша поэзия, поэзия мировая, насчитывает всего три критических издания[5] и что ни один из русских поэтов не имеет (сколько-нибудь полного) словаря, как древние классики или Дант, Шекспир, Мольер, Гете — на Западе. Равнодушие к эстетике почти похоронило детальное изучение произведений, в читателях оно ослабило литературный вкус, для поэтов понизило ценз. И вот, когда случай заставит на некоторое время пристально сосредоточить внимание на поэте, невольно пожалеешь о том времени, когда Лессинг был театральным критиком, Шиллер — законодателем эстетики или когда Sainte-Beuve,[6] запираясь от всех, жил и дышал в атмосфере изучаемого им писателя. Я не говорю уже о той роскоши, когда сам поэт, как Кардуччи, комментирует Данта и издает Петрарку или когда Леопарди издает оды с собственными филологическими примечаниями.
Для меня поэзия — прежде всего искусство. В этом ее обаяние, неувядаемость ее славы и ее трагизм.
Поэты — люди особой породы.
Творец из лучшего эфира Соткал живые струны их.[7]
Провиденциальное назначение поэта — в переживании сложной внутренней жизни, в беспокойном и страстном искании красоты, которая должна, как чувствует это поэт, заключать в себе истину. Эти искания, в их дисгармонии с прозой жизни, заставляют поэта страдать.
Что без страданий жизнь поэта?[8]
Но его слеза — «жемчужина страданья».[9] Из нее родятся элегии.
Стихия поэта — природа и духовная независимость. Как человек, поэт, конечно, подчинен общим этическим законам, но смешно налагать на него обязанности общественной службы: он вовсе не должен быть учителем или публицистом, проповедником или трибуном. В общей культурной экономии его значение определяется тем, что он своими образами фиксирует смутно и бегло переживаемые нами идеи и ощущения: мы даем ему уголь, а он отдает нам алмаз. Как искусство, поэзия имеет три характерных черты: во-первых, она универсальна — на пир поэзии придет и царь, и убогий, и старый и малый, и слепой и глухой — для глухого поэзия будет живописью, для слепого — музыкой; во-вторых, поэзия дает чисто интеллектуальные впечатления; она не дает непосредственного наслаждения, как музыка и скульптура; чтобы наслаждаться ею, надо думать; в-третьих? поэзия есть самое субъективное из искусств. Живописец дает картину, музыкант — сонату, создания, объективно познаваемые и объективно прекрасные. Поэт отдает нам с произведением свою душу: я вижу его мысли
, как ни объективируй он их в художественной форме. Творческая работа (превращение угля в алмаз) — психологически процесс еще не объясненный. Странно, что признания поэтов, например только что скончавшегося Гончарова, не уяснили, а скорее затемнили дело. Одно безусловно, что это труд, и иногда мучительный.
Ценой томительных забот Он покупает неба звуки Он даром слова не берет,[10]
сказал Лермонтов про поэта. Я не говорю уже о внутренней добумажной работе: черновые рукописи обыкновенно полны поправок, а бросание в огонь неудачных набросков вошло в пословицу. Можно с уверенностью сказать, что высокое поэтическое создание никогда не выходило готовым ни из головы Зевса, ни из пены моря[11] — это скорее феникс, вечно возрождающийся из пепла. Огонь пожрал вторую часть «Мертвых душ», но, кто знает, сколько поэтических созданий возродил он в форме, более близкой к идеалу поэта.
вернуться 1
Боденштедт сказал… для его славы… — Боденштедт Фридрих (1819–1892) — немецкий писатель, переводчик, журналист. Был знаком с Лермонтовым. Выпустил в Берлине двухтомное издание «Поэтическое наследие Лермонтова» (1852). Выдержки из послесловия Боденштедта к этой книге были опубликованы М. Л. Михайловым в его статье «Заметка о Лермонтове» («Современник», 1861, № 2; подписана «Л.»). Анненский не совсем точен; Боденштедт писал: «…довольно уже одной его „Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова“, чтобы убедиться, в какой степени Лермонтов мог быть и поэтом объективным» («Современник», 1861, № 2, с. 320).
вернуться 2
… когда божественный глагол… — «Поэт» Пушкина (1827).
вернуться 3
… меж детей ничтожных мира… — из того же стихотворения.
вернуться 4
Тэн Ипполит Адольф (1828–1893) — философ, эстетик, писатель. Основатель культурно-исторической школы в литературоведении, родоначальник эстетической теории натурализма как литературно-художественного направления.
вернуться 5
… наша поэзия… насчитывает всего три критических издания… — Возможно, Анненский имеет в виду следующие издания: Державин Г. Р. Соч.: В 9-ти т. С объяснительными примеч. Я. К. Грота. СПб., 1864–1883; Пушкин А. С. Соч.: В 7-ми т. Под ред. П. В. Анненкова. СПб., 1855–1857; Гоголь Н. В. Соч.: В 7-ми т. Под ред. Н. С. Тихонравова. М., 1889–1896 (последние два тома под ред. В. И. Шенрока). В 1891 г. издание это не было завершено, но впоследствии, работая над Гоголем, Анненский пользовался именно этим изданием.
вернуться 6
Sainte-Beuve — Сент-Бев Шарль Огюстен (1804–1869) — критик и поэт.
вернуться 7
Творец из лучшего эфира… — См. «Демон» (III, 43).
вернуться 8
Что без страданий жизнь поэта? — «Я жить хочу! хочу печали…»
вернуться 9
…жемчужина страданья. — «Кинжал»: «…И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла. / Но светлая слеза — жемчужина страданья».
вернуться 10
Ценой томительных забот… — По-видимому, Анненский сознательно цитирует неточно, очевидно полагая, что измененная цитата более соответствует только что высказанному им положению. Ср. с Лермонтовым: «Он хочет жить ценою муки, / Ценой томительных забот, / Он покупает неба звуки, / Он даром славы не берет» («Я жить хочу! хочу печали…», I, 235).
вернуться 11
…создание никогда не выходило готовым ни из головы Зевса, ни из пены моря… — Согласно греческой мифологии, Афина вышла из головы Зевса. Из пены морской возникла Афродита, богиня любви и красоты.
🗹
